Уйти нельзя остаться - Татьяна Гармаш-Роффе Страница 5

К тому же у них пять лет разницы в возрасте, как выяснилось. Внешне она не была заметна, Лере никто не давал ее возраста, но она есть, и надо смотреть на вещи трезво!

И живут они на разных континентах, между прочим…

Но тогда как? Как проводить с ним хотя бы время от времени ночи? Как хотя бы время от времени наслаждаться его обществом? Наш мир, с удивлением констатировала Лера, не знает никакой другой формы союза между мужчиной и женщиной, кроме семьи. И в нем нет места для непринужденных и свободных отношений. Не-ту!

«Эротическая дружба»? Но это тоже форма отношений, причем очень конкретная! Для этого нужно хотя бы жить в одном городе. И при этом неплохо бы заниматься каким-то делом. А если, допустим, она купит в Москве квартиру и будет в ней сидеть в ожидании их с Данилой встреч, то так она сойдет с ума! И он заодно тоже.

Может, все-таки поехать в Москву? А там осмотреться… Если понравится, то… тогда и подумать. Вариантов немало – например, открыть какое-нибудь свое дело в Москве… Деньги у нее есть, муж оставил ей вполне приличную сумму…

Ведь все началось именно с этого: с ее идеи съездить в Москву, найти старых друзей, посмотреть на дом, где жила раньше… Уловить запах детства. Америка так и осталась чужой, и теперь, после смерти мужа, ее там больше ничего не держало. И отчаянно хотелось в Россию. Да, отчаянно, если не лукавить с собой! И вся ее поездка по Европе, она была приближением, подкрадыванием к России. И ее отдых в Тунисе – тоже.

Где пьяные мутанты превратили образ призабытого Отечества в образину…

Но Данила ведь тоже представляет Россию! Даже его лицо – лицо сказочного русского витязя – вызывало в памяти какие-то виденные в детстве фильмы, отчего ее ностальгия сплавилась с любовью… Или наоборот?

…Так, может, все-таки поехать в Москву? Ну, хотя бы ненадолго, на разведку?

«Конечно, — писал ей Данила, – конечно, приезжай! Все увидишь своими глазами и тогда решишь, что делать дальше. А то ты словно страшилок насмотрелась и теперь боишься открыть дверь и выйти из комнаты. Не дрейфь, Лерка, если что, я тебя спасу ».

Он ни разу не попросил, чтобы она приехала ради него. Деликатность? Или?..

«Гостиница обойдется тебе слишком дорого, у нас непомерные цены в отелях. Если тебя не смущает мое общество, ты можешь остановиться у меня ».

«Я не хочу тебя стеснять », – отвечала она.

«У меня две комнаты, не стеснишь », – писал он…

Почему-то теперь, когда ее приезд оказался решенным и они принялись обсуждать детали, их общение приобрело некоторую напряженность. Спросить у Данилы, что чувствует он, она стеснялась. Да и хорошо бы сначала понять, что чувствует она, откуда взялся зажим. Курортный роман, как новорожденный вулкан, потихоньку уходит под остужающие воды повседневности? Так ведь часто бывает, все говорят…

«Нет, – вдруг поняла она, – это другое. Это страх перед формой , которую неизбежно должны принять отношения. Жизнь в одной квартире, ее как-то надо устраивать! Вместе завтракать или по отдельности? Кто будет мыть посуду? Докладывать, куда пошла, или вечером каждый по себе? Совместную жизнь, пусть и ненадолго, надо организовывать… Это и есть форма . Конкретная, прописанная мелкими и реальными подробностями быта, разных привычек и особенностей характеров…» Где он будет курить? – Лера не выносит табачного дыма. Чисто ли у него в квартире? – Лера не выносит грязи. Какая у него стиральная машина? – Лера требовательна к качеству стирки…

А он, чего не выносит он?

Хорошо было в Тунисе. Жизнь в отеле пять звезд не содержит подробностей. Там не стоит вопрос о том, кто будет мыть посуду…

И Лера решила остановиться в гостинице.

Чем больше приближался день отъезда, тем большее волнение охватывало Леру. В последние дни она ни о чем другом не могла думать, даже мысли о Даниле отступили на второй план. Въезд в Москву представлялся ей торжественным, как гимн Советского Союза, и праздничным, как марш Мендельсона. У нее заранее захватывало дух и мурашки шебуршились на затылке.

…И вот сидит она в машине, разглядывая Ленинградское шоссе, отмечает новшества, о которых, впрочем, наслышана, и ничего не чувствует. Ну, ровно ничего!

Ей почему-то стало неприятно, словно ее обманули. Столь долгой – длиной во много лет и множество сомнений – была дорога на родину! И нате вам, ни одной положительной эмоции, хоть самой завалящей…

– И тут «Макдоналдс», – произнесла она с легким раздражением, заметив знакомое лого.

Данила посмотрел на нее, словно хотел поймать выражение ее лица, и тут же отвернулся: надо следить за дорогой. Ленинградка была забита, особо прыткие пытались протыриться всеми неправдами, глаз да глаз.

Лера тоже посмотрела на него. Там, на белых пляжах Туниса, он был романтическим любовником из такой далекой и такой романтичной Москвы; здесь же, за рулем машины, он стал обычным москвичом, прекрасно вписавшись в интерьер загазованного шоссе с замызганными бордюрами. А она не вписывалась никуда. Она не была иностранной туристкой, готовой радоваться любой глупости, которую скажет гид; но она и не была россиянкой.

Точнее, она больше не была ею…

– Почему ты решила поселиться в гостинице? – от мыслей ее оторвал голос Данилы.

– Извини, я подумала, что так будет лучше…

– Не извиняйся, это твое право решать, где тебе будет лучше. Я просто полюбопытствовал.

– Я не имела в виду, что только мне… Тебе тоже.

– Ты меня держишь за маленького мальчика, который сам не в состоянии решить, что ему лучше?

Все неправильно пошло с самого начала, Лера чувствовала, и, наверное, в этом виновата она, потому что у нее совсем не такие эмоции, как она ожидала… Она не рада Москве, не рада Даниле, и невозможно понять почему. А он, конечно, мгновенно это уловил – это была его черта, она уже изучила: он пеленговал, как сверхмощная антенна, любые перепады ее биополя.

– Лер, если я предложил тебе остановиться у меня, значит, я все взвесил. И если я сказал, что ты меня не стеснишь, значит, сказал правду. Мне бы не хотелось, чтобы ты перестала верить мне.

– Я… Данил, я не перестала, почему ты так…

– А если не перестала, то, значит, испугалась. Что я, поселив тебя у себя, предъявлю на тебя права?

Она попыталась что-то сказать, беспомощно чувствуя, что они сейчас поссорятся, и тогда все станет просто невыносимо, и тогда она попросит его повернуть обратно в аэропорт, потому что Москва ее уже предала, и если теперь еще и он…

Данил обвил рукой ее плечи.

– Погоди, помолчи минуту. Дай договорить. В наших отношениях много всего хорошего… Очень хорошего. Но знаешь, что самое потрясающее? Что мы все время говорили друг другу правду. И в Тунисе, и когда переписывались… Тут важны оба слова: и то, что правду, и то, что ее говорили. Ведь можно остаться честным и промолчать. И тогда другой никогда о ней не узнает. А мы говорили друг другу все… Так вот, Лер, пусть это останется так же… У меня в мыслях не было связывать тебя, иначе бы я сказал, вернее, предложил бы тебе пожить вместе, именно вместе . Но я таких слов не произнес, потому что таких мыслей у меня не было, понимаешь? Если бы ты приняла мое приглашение, ты бы осталась совершенно свободной, независимой в своих делах и планах. И даже в постели, – усмехнулся он. – Я специально во вторую комнату купил кровать, чтобы ты не считала себя обязанной спать со мной. Ты могла жить у меня, как в гостинице, только бесплатно.