Долгое падение - Дениз Майна Страница 5

На тринадцатый вечер она возвращается. Ее отсутствие объясняется в подзаголовке:

МИСС МАКЭЛРОЙ РАССКАЗАЛА: «Если вы можете стоять в очереди, вы можете и работать».

У мисс Макэлрой снова берут интервью. Женщина полна негодования. «Каким-то образом, – говорит она, – «Ассистанс» [12] выяснила, что я стояла в очереди».

Но ее решимость присутствовать на суде осталась непоколебимой. Они ее не остановят.

Юнцов сюда не допускают. Шестнадцатилетний мальчик спал на улице в первую ночь лишь для того, чтобы его завернули от самых дверей. Полицейский предупреждает, что характер преступлений слишком чудовищен для неустоявшихся умов. Будут демонстрироваться фотографии. Пятьдесят девять ожидающих женщин заступаются за мальчика, но полицейскому отдан приказ, и мальчика отсылают прочь. Женщины считают, что это позор… До тех пор, пока не входят гуськом в зал суда и не видят улики, разложенные на специальном столе. Пропитанное кровью постельное белье, пистолет и револьвер, изрубленный лифчик на подносе, железный утюг, которым забили девушку в Ист-Килбридже. Теперь они рады, что мальчика здесь нет. После веселой ночи, проведенной на тротуаре, реальность того, чему они станут свидетелями, ошеломляет их до немоты.

Зал суда переполнен. Единственные пустые сиденья на скамье – рядом с лордом Кэмероном. Как в елизаветинском театре [13], тут есть места для особо важных персон, обращенные к публике. Есть места, зарезервированные для людей настолько важных, что, если б они смешались с обычным людом, это скомпрометировало бы их общественное положение.

В первый день суда Майер Гальперн с цепью на шее – должностным знаком лорда-мэра Глазго – усаживается рядом с лордом Кэмероном. Он возвращается в первый день выступления защиты, но удаляется во время обеденного перерыва. Мэр не брезглив, но, будучи новичком на этом посту, беспокоится, как бы не показаться или недобросовестным, или чересчур заинтересованным.

Даудолл сидит в тихой комнате для свидетелей. Вдоль стен здесь крепкие стулья. Свидетелям приносят воду, а также сигареты, спички и пепельницы. Суд идет сразу за двойными дверями, но здесь не слышно, что там происходит. Комнату нарочно сделали звуконепроницаемой, дабы ожидающие своей очереди свидетели не могли услышать показания других до того, как дадут свои собственные.

Даудолл здесь для того, чтобы рассказать суду, как Уотт и Мануэль пришли на встречу. Рассказывать истории – его работа. Он юрист.

В хорошо рассказанной истории самое главное – что упомянуть, что упустить и в какой последовательности изложить факты. Даудолл знает, как слепить рассказ, вызывая свидетелей в правильном порядке, подчеркивая благоприятные детали многократным повторением вопросов и лишь едва-едва касаясь привычки обвиняемого избивать свою мать-вдову. Даудолл – мастер рассказа, лучше остальных юристов. У него есть врожденный талант повествователя и самообладание. Даудолл умеет найти самый правильный путь, чтобы провести по нему рассказ, и может остановить его перед самым концом. Это работа присяжных – написать концовку. Даудолл расскажет им о раскаивающемся уличном задире, которого ждет хорошая работа, больная, зависящая от него мать и беспомощные маленькие дети. Даудолл знает, какого развития истории желают присяжные. Он знает: история имеет больше силы, если они чувствуют, что сами выбирают ее конец.

Но сегодня история запутанная. Даудолл сам ее участник, и его одурачили. Благодаря ловкости рук и слов Мануэль добился того, что Даудолл нарушил закон. Адвокат не может исключить себя из этой истории, потому что ни одно из последующих событий не имеет смысла, если он не упомянет собственный проступок. Он не спит полночи, играя в шахматную игру своего повествования.

Он сидит в одиночестве в комнате свидетелей и беспокоится обо всем этом. Он инстинктивно чувствует, что в нынешнем запутанном рассказе есть слабое место, которое он не сумел ухватить. Это не в его натуре. Обычно он все ухватывает.

Он курит и поглаживает свои прямоугольные усы, сперва с одной стороны, потом с другой, и гадает, не заболевает ли он.

Он потрясенно вздрагивает, когда двери открываются, и его захлестывает шум переполненного зала суда.

Он взвивается на ноги.

Судебный пристав приглашает его войти:

– Прошу вас, мистер Даудолл.

В суде публика воспринимает смену свидетелей как возможность подвигаться, покашлять или выскользнуть наружу, чтобы покурить. Потрескивает дерево, люди откашливаются, двери открываются и закрываются, пока пристав не вводит Даудолла в теплый зал, и двери комнаты для свидетелей не закрываются за ними. Тогда пристав смотрит на нижние скамьи, на публику вверху на балконе.

Внезапно наступает тишина.

Даудолл знает, что людей предупредили – если они не будут соблюдать тишину, их заставят отсюда уйти. На балконе женщину разбирает приступ кашля. Похоже, она заядлая курильщица и старается откашлять густую мокроту. Все понимают, что ее выставят, если она не прекратит. Когда Даудолл делает шаг в зал суда, стакатто ее кашля звучит над его головой пулеметным огнем. Он делает еще один шаг, радуясь этому прикрывающему огню.

Он находится на середине комнаты, когда кашель курильщицы резко обрывается, и она прочищает горло. Все в зале опускают плечи.

Он поднимается по четырем ступенькам на свидетельскую трибуну, поворачивается и отвешивает лорду Кэмерону уважительный поклон, не глядя ему в глаза, потому что при данных обстоятельствах это было бы неуместно дружеским.

Кэмерон и Даудолл хорошо знакомы друг с другом.

Даудолл знает каждого юриста в этом зале, лично или как профессионала. Они играют вместе в гольф, обедают вместе в различных клубах, собирают деньги для больных спастическим параличом (любимый вид благотворительности Даудолла), но он не должен тащить эти связи туда, где он – свидетель обвинения.

Он приносит присягу. Всю правду и ничего, кроме правды.

Даудолл – рассказчик. Он знает, насколько увертлива правда. Единственная часть клятвы, которую он произносит искренне: «И да поможет мне Бог». Он в самом деле говорит это от души.

Встает помощник генерального прокурора, мистер М. Дж. Гиллис. Он делает пару театральных жестов, чтобы овладеть моментом: трогает свои бумаги, выпрямляется во весь рост, берется за лацкан пиджака.

«Слегка неестественно», – думает Даудолл. Он – солиситор [14], а не адвокат и не имеет права выступать перед судом. Он велит адвокатам представлять его клиентов, поэтому ему трудно наблюдать за их работой, не давая ей критической оценки. Он считает, что маневры М. Дж. Гиллиса слегка сомнительны, хотя и эффективны.