Князь Клюква - Борис Акунин Страница 5

Решив потомить третьего сына ожиданием, епископ громко затянул самый длинный из псалмов: «Блаженны непорочные в пути».

Но князь удивил грека.

Раздались легкие, но уверенные шаги, и принц Никола опустился на колени прямо перед священнослужителями. Верным, звонким голосом пропел, перескочив в самый конец псалма: «Заблудился, как овца потерянная: взыщи раба Твоего, ибо я заповедей Твоих не забыл».

После чего объявил:

– Аминь!

Лицо у Николы было пригожее: нос прямой, брови будто два лука, а глаза дерзкие, веселые. Пахло от принца духами и мальвазеей – должно быть, вволю наугощался, дожидаясь византийского посла.

– Приветствую тебя, благородный Агафодор, от имени великого князя и от своего собственного, – складно и чисто заговорил князь по-гречески. – Отец поручил мне опекать и услаждать твое преосвященство, чтобы пребывание в Вышгороде было тебе приятным. Как услаждают черноризцев, я не ведаю, но приложу все старания. Хочу стать твоим другом.

– То будет для меня великая честь, – учтиво ответил посол, внимательно глядя на бойкого молодого человека.

– Тогда давай встанем. Что ж коленки мозолить?

Никола поднялся сам и помог распрямиться гостю.

«Ишь тёртый какой, – думал Агафодор. – А ведь двадцать три года всего… Впрочем, принцы обретают зрелость рано».

Он уже определил, что с этим весельчаком следует держаться просто и без чванства. Если в самом деле удастся с ним близко сойтись, дружба может оказаться очень и очень полезной.

– Прекрасный принц, – сказал посол с добродушной улыбкой, – я хоть и монах, но радостей жизни не чуждаюсь. Ныне не пост, так что буду рад и вину, и яствам, и дозволенным увеселениям.

– Для меня что увеселительно, то и дозволено. – Князь засмеялся, сверкнув белыми зубами. – Потешу по-нашему, по-вышгородски. А ты уж сам решай, какие развлечения тебе дозволительны, а какие нет.

Молодой князь провел минувшую ночь весело – как, впрочем, проводил все ночи своей веселой жизни. Ёшка-хазарин, что привозит из Итиля мягкие, как перчатки, арабские сапоги, пряные ароматы, вяленые дыни, серебряного шитья наряды и многое иное, от чего сладостней живется, потешил своего постоянного покупателя – подарил персидскую девку особенной выучки. Ох хороша, ох затейна! Собою кругла, голос колокольчиком, кожа благоухает, перси – два шелома золоченых, и в постельном деле искусница.

Что ж себя не потешить? С вечера Святослав, как положено, к законной супруге в спальню наведался, свой мужеский и княжеский долг честно исполнил, постарался ради произведения потомства. А всю ночь со скучной дурой проводить незачем. Свою жену, немкиню Цецилию, он пренебрежительно звал Цыцкой. Полгода уже в Киеве, а ни единому слову по-русски не выучилась, всё «ме» да «ме», овца саксонская. Зато она – племянница германского императора Генриха, который собственной волей назначает и низлагает римских папстов. Государь потому и поручил своему третьему сыну принять греческого посла – тот, когда узнает, на ком женат Святослав, намек поймет.

Подоплека дела, за которым прибыл из Царьграда сей Агафодор, была хорошо известна, а свой человечек, наблюдающий за кесаревым двором, еще и письмецо прислал. Пока ромейский епископ молился, святость выказывал, Святослав то письмо прочитал, усмехнулся.

Ах батюшка, мудрая голова! Даже про заманку с царевной угадал – что непременно захочет император Константин посулить свежему вдовцу в жены свою дочь, ибо никаких других богатств у владетеля разоренной державы нет. Во всяком трудном случае греки сверяются со старыми хрониками, а там у них написано, что за руку византийской царевны «киевские архонты» готовы хоть душу продать.

«Стар я сызнова жениться, – сказал Ярослав. – Да и много Константину чести будет. Отец мой худее и беднее меня был, в деревянном тереме жил, а царевну взял багрянородную, в кесарском дворце рожденную. Не пристало мне, господину всей русской земли, брать в жены девку низкородную, прихотью судьбы вознесенную вместе со своим прощелыгой-родителем. А коли цареградцы завтра опять забунтуют и Константину этому, как прежнему царю Михаилу, глаза выколют? Кто она тогда будет, эта Марья-царевна? Нет уж. Не пара она мне. За Всеволода пускай идет. Ему двадцать лет, пора женить».

Святослав позволил себе усомниться – отец разрешал княжичам с ним спорить, поощрял в них остромыслие:

«Чтоб базилевс отдал царевну за четвертого сына? Не согласятся на это греки».

«Для того и приставляю тебя к послу. Потоми его, сбей спесь, поводи на узде по кругу, а после, когда взмылится, оседлай. Ты умеешь. Ко мне его допустишь, когда дозреет».

Задание Святославу было по сердцу. И греческий поп князю тоже понравился. Глаз у царьградского гостя острый, разговор увлекательный.

К замку они ехали бок о бок – Святослав на коне, рядом с возком – и вели беседу.

Для начала князь с видимой почтительностью, но внутренне веселясь, сказал про новопреставленную императрицу Зою, известную на весь христианский мир своими непотребствами:

– Какое злосчастье для вашего государя лишиться столь мудрой и благочестивой соправительницы.

Ждал услышать в ответ что-нибудь постное и велеречивое, но преосвященный Агафодор удивил.

– Про благочестивость покойницы я поведаю твоему великому отцу на аудиенции, а коли мы с тобой, принц Никола, друзья, то позволь говорить попросту, по-дружески. – И лукаво улыбнулся. – Я знал императрицу много лет. О, такие женщины рождаются на свет нечасто! Без нее жизнь в Константинополе сделалась скучна. Хочешь, я расскажу тебе, какой была Зоя Багрянородная?

И рассказал.

– Всю жизнь ею владели две сильных страсти, две мечты: одна, казалось бы, невозможная, другая, казалось бы, легко осуществимая. Зоя желала, во-первых, быть вечно красивой, никогда не стареть. А во-вторых, стать матерью. Неисповедимый Промысел Божий удовлетворил грёзу о небывалом и отверг чаяние, которое осуществляют каждый день тысячи женщин. До конца своих дней Зоя оставалась молодой и ослепительно прекрасной. Злые языки утверждали, что это чудо свершилось не волшебным образом, а благодаря мазям, притираниям, мудреным минеральным ваннам и прочим ухищрениям, которым Зоя посвящала бо́льшую часть дня. Это правда, что она никогда не выходила на солнце, оберегая белизну кожи, и поддерживала в своих покоях особенную теплую влажность, при которой не образуется морщин. Но мало ли на свете принцесс или патрицианок, которые прилагают не меньше усилия для сохранения красы? Кому из них удалось в семьдесят лет выглядеть, как в тридцать? А императрица, когда я видел ее в последний раз, была так же лучезарна, как в правление ее отца Константина Восьмого, когда я впервые попал ко двору. Зоя действительно сумела обмануть время, что мало кому удается. Но совершить дело самое легкое и обыденное – родить ребенка она так и не смогла.