Рагу из любимого дядюшки - Наталья Александрова Страница 50

— Я ведь из петербургских немцев, — пояснилювелир, — до революции немцев здесь жило немногим меньше, чем русских,Васильевский остров был сплошь немецким. Во время Первой мировой многие из нихотправились в фатерлянд, а перед Великой Отечественной почти всех оставшихсяпересажали или выслали. Моего отца увели из дома ночью, и больше я о нем неслышал, а нас с матушкой выслали в Каракалпакию. Я был тогда совсем ребенком,но очень хорошо помню эти ужасные соленые степи… Почему-то все время былохолодно, мать топила печку сухим овечьим навозом и резаным камышом, но этотопливо быстро прогорало и давало мало тепла… И постоянно попадающий в глаза искрипящий на зубах мелкий соленый песок… и голод, постоянный голод!

На какое-то время старик замолчал, видимо, воспоминаниянелегко давались ему. Наконец он глубоко вздохнул и продолжил:

— Мы жили в доме у старой узбечки, ее звали Зухра. Онабыла добрая женщина и иногда угощала меня ячменными лепешками. Кроме нас, уЗухры был еще один жилец — Моисей Аронович Фридман, старый ювелир из Петербурга,такой же ссыльный, как мы. Дядя Моня. Я много времени проводил у него. Поймите,у меня не было таких книг, которые обычно читают мальчики, — «Островсокровищ», «Всадник без головы», «Пятнадцатилетний капитан», и вместо них ячитал книги по ювелирному делу, по огранке и распознаванию драгоценных камней.Дядя Моня очень многому научил меня.

Мама не перенесла тяжелого климата, заболела лихорадкой иумерла. Перед смертью она взяла с дяди Мони слово, что он не даст мне пропасть.И он не дал, научил меня всему, что я умею.

— Но при чем здесь моя прабабушка? — спросила я,воспользовавшись тем, что Иван Францевич снова замолчал.

Этот «вечер воспоминаний», признаться, меня немного утомил,тем более что все рассказанное не имело ко мне никакого отношения.

— Она жила тогда там же, мы с ней часто встречались.Конечно, она была взрослая женщина, а я — ребенок, какие у нас могли быть общиеинтересы, но поймите, мы были из одного города, из Ленинграда, и нам хотелосьиногда побеседовать о нем… А дядя Моня относился к ней с огромным уважением иговорил, что ее отец был выдающимся ювелиром, замечательным мастером, его имябыло легендой среди коллег. Потом, когда возвратились из ссылки, мы иногдавстречались — теперь чтобы вспомнить соленый ад Каракалпакии…

— Отец Софьи Алексеевны был ювелиром… — проговорила язадумчиво, — значит, ее слова о бриллиантах могут быть не совсем пустыми…

— Ничего не значит, — мягко возразил ИванФранцевич, — я, конечно, не хочу вас огорчать, но вы только представьте:после революции обыски следовали один за другим, у людей отбирали всесколько-нибудь ценное, а уж ювелиров трясли в первую очередь, так что сохранитьчто-нибудь было практически невозможно. Потом Софья Алексеевна была в ссылке,сами понимаете, она ничего не могла увезти с собой в товарном вагоне, где людибыли набиты, как скот, и ничего не могла спрятать в саманной хижине. А позже, впослевоенные годы, она жила так бедно, так тяжело! Я пытался предложить ейпомощь, — торопливо ответил старик на не произнесенный мной вопрос, —но она категорически от всего отказывалась… Ваша бабушка была чрезмернощепетильна! Но если бы у нее что-то оставалось из вещей отца, она небедствовала бы…

— Может, она просто боялась? Продашь один камень, акто-нибудь пронюхает об этом и привяжется, узнают масти или бандиты…Неизвестно, что хуже!

— Может быть, может быть, — произнес ИванФранцевич, но я чувствовала, что мои доводы его не убедили. — Вы не пьетечай, — сказал он наконец совсем другим голосом, — я утомил вас своимивоспоминаниями. Позвольте, я налью вам горячего. И непременно ешьте шоколад,если хотите сохранить хорошую голову.

— Что же она имела в виду, о чем говорила в своемписьме? «Иван Францевич поможет тебе разобраться с ними…» О чем это она? С чемвы поможете мне разобраться?

Ювелир пожал плечами:

— Если бы у нее каким-то чудом осталось что-то от отца,какие-нибудь камни или ювелирные изделия, я, конечно, помог бы вам оценить это,помог продать за настоящую цену, если такова будет ваша воля…

— То есть «помогли бы разобраться с ними»?

— Но я еще раз хочу повторить: это маловероятно. Такчто на вашем месте я бы не придавал письму такого значения.

Мы посидели еще какое-то время, и я засобиралась.

Иван Францевич вышел к дверям проводить меня и напоследокпросил иногда его навещать.

— Не забывайте старика! Вы напомнили мне СофьюАлексеевну, а она была необыкновенной женщиной!

— Соседи в Парголове считали ее ведьмой, —ответила я.

— А кто такая ведьма? — произнес Иван Францевичсовершенно серьезно. — Ведающая, то есть знающая тайны!

По паркету застучали когти, и в прихожую вышел Шторм. Он незлился, как вначале, напротив, дружелюбно вилял хвостом.

— Вот и Шторму вы понравились, — улыбнулся старыйювелир.

Выйдя от Ивана Францевича, я переходила улицу, чтобы сестьна троллейбус, и вдруг увидела отъехавшую от тротуара темно-зеленую машину. Вмашинах я не очень разбираюсь, но эту сегодня я уже точно видела — запомнилатрещину на ее левой фаре. Признаюсь, я испугалась: после всех приключений,после того, как мне несколько раз чудом удалось избежать смерти, в каждом такомсовпадении я видела явственную угрозу.

Прежде чем я бегом пересекла проезжую часть и вскочила вподъехавший троллейбус, зеленая машина проехала мимо, не набирая скорости и несделав попытки сбить меня. Троллейбус тащился по улице со скоростью беременнойчерепахи, я нашла свободное местечко и сидела, задумавшись о своихмногочисленных проблемах. Случайно бросив взгляд в окно, я снова увидела тужесамую машину. Как же так, она на моих глазах проехала мимо, а теперь тащитсяследом за троллейбусом?

Должно быть, сделала круг, объехав квартал, и сновавернулась на ту же улицу…

Но это значит, что они следят за мной.

Не знаю, кто такие эти «они», но факт налицо.

Это что-то новое в моей практике. До сих пор меня толькопытались убить — причем вполне откровенно. И совершенно непонятно, почему этотак и не получилось. У меня нет ни оружия, ни хорошей физической подготовки,даже особенно везучей я себя никогда не считала. Единственное объяснение,которое приходит в голову, — это вмешательство покойной прабабки Сони,которая обещала присматривать за мной с того света… Но я все-таки не настолькосумасшедшая, чтобы думать об этом всерьез.

И вот теперь эта слежка… Я могу сделать из этого только одинвывод: кто бы они ни были, но на могиле Аксиньи Прохоровны им ничего не удалосьнайти. Иначе вряд ли их могла заинтересовать моя скромная особа. Но, видно, ираньше за мной следили, я просто этого не замечала, иначе как бы они знали омоих передвижениях.

Троллейбус подъехал к моей остановке. — Я подумалапроехать дальше и потом вернуться, чтобы сбить преследователей со следа… Но тутже поняла бесполезность такого шага: они и так прекрасно знают, где я живу,знают каждый мой шаг — даже то, что я еще только собираюсь сделать, куда толькособираюсь пойти.