Бег по вертикали - Джозеф Гарбер Страница 50

— Ну а теперь, когда женщины и слабаки удалились, какой бесстыдный мужской разврат мы можем себе позволить? Неполиткорректные высказывания? Истории о распутном поведении? Заговор с целью вновь закабалить женщин? Или заговор, направленный на то, чтобы развращать детей, уничтожать окружающую среду, грабить национальные меньшинства, угнетать слабых, эксплуатировать бедных и унижать калек? Или, может, в качестве альтернативы погрязнем в самой презираемой женщинами теме: поговорим о спорте?

Майк Эш улыбнулся Тэтчеру.

— Опять он за свое.

Он повернулся к Тэтчеру.

— Вас сегодня кто-то разозлил, шеф?

Тэтчер бросил на него сердитый взгляд.

— Вы разве не заметили, что в нынешние нездоровые времена уже недостаточно чувствовать себя хорошим? — Он повысил голос, и тот задрожал от негодования. — Чувства собственного достоинства недостаточно. Осознания своих достижений недостаточно. Самоуважения недостаточно. Нет, сэр, отнюдь нет. Теперь, похоже, дело обстоит так, что я не могу чувствовать себя хорошим, если ты не чувствуешь себя плохим.

— Калифорнийская комиссия по самоуважению… — начал было сенатор.

Тэтчер навис над ним.

— Я не могу чувствовать себя хорошо, потому что я женщина, если ты не чувствуешь себя плохо, потому что ты мужчина. Я не могу гордиться тем, что я черный, если ты не стыдишься того, что ты белый. Я не могу быть геем и уважать себя, если ты натурал и тебя это не ставит в неловкое положение. Терпимость сброшена со счетов; это что-то старомодное и горькое, и мы не будем иметь с ней дела. То же самое с равенством; оно в лучшем случае снисходительно, а на самом деле его цель — унижение. Если я достиг внутренней гармонии и самоуважения, положенного мне по праву, то уже недостаточно, чтобы мы с тобой были равны. Нет! Лишь превосходство способно сделать меня счастливым. А чтобы гарантированно достичь своего, я должен предать ваши библиотеки огню, переписать вашу историю, вычистить ваши словари и дать полиции мысли власть насаждать политкорректность в речи и представлениях. О, у них имеется целый новый словарь и хитроумные кодовые слова…

Эш перебил его.

— Вы что, все-таки приняли предложение выступить в университете? Черт побери, Скотт, я же вам говорил не делать этого! Общение со студентами плохо сказывается на вашем давлении.

— Чистая правда. Эти софисты недоделанные посмели придраться к тому, что я употребляю слово «индеец»; они осмеяли меня и обозвали расистом и невежей за то, что я не говорю «коренной американец». Самый хитрый и снобистский расистский неологизм! Он подразумевает, что все те, кто произошел от поколений честных новоанглийских фермеров, — не настоящие американцы!..

— Скотт, вы разразились речью.

Тэтчер взмахнул сигарой и осклабился.

— Конечно, я разразился речью. Это прерогатива моего возраста, одна из немногих радостей, оставшихся мне на склоне лет, и, кроме того, с учетом моих белых волос и черной репутации от меня этого ожидают. Я, в конце концов, брюзга, и мне нужно поддерживать репутацию человека ограниченного и нетерпимого к чужому мнению.

— Вы на последних выборах голосовали за демократа.

Тэтчер состроил кислую мину.

— Мгновение слабости. Ошибка, которая не повторится. С тех пор этот человек повел себя как разжиревшая крыса — или, чтобы не оскорблять благородное животное, лучше уточним: без ее решимости и природной смекалки.

Тэтчер откинулся на спинку кресла, сделал длинную затяжку и выпустил струйку дыма.

— Впрочем, если хотите, можете сменить тему. Я всего лишь старая развалина, молодежи разумнее будет меня игнорировать.

Эш воздел глаза к потолку и развел руками, словно бы молясь о ниспослании вдохновения. Дейв решил развлечь присутствующих.

— Я вам не рассказывал про публичный дом в Донг-Хое?

Тэтчер приподнял белые кустистые брови.

— Это что-то связанное с вьетнамской войной?

— Да.

— Прискорбное было дело. Я выступал против — и в результате при мистере Никсоне попал в список врагов Белого дома. Я когда-нибудь рассказывал вам об этом?

— Раз пятьдесят-шестьдесят.

— У человека в жизни бывает не так уж много достижений, которыми можно по праву гордиться. Но я вас перебил, Дейв. Продолжайте, пожалуйста.

Поскольку Скотт Клеймор Тэтчер III был в чем-то пуританином и очень не любил нецензурные выражения, Дейву пришлось выбирать слова, повествуя о том, как ЦРУ, узнав о встрече верхушки Вьетконга с представителями командования Северного Вьетнама, которая должна была происходить в камбоджийском приграничном городе Донг-Хой, тайком перекупило городские бордели и заселило их великим множеством в высшей степени заразных проституток. Осознавая, что эта махинация нарушает Женевскую конвенцию, которая запрещает применение биологического оружия, агентство засекретило операцию и никого о ней не уведомило — даже высшее командование армии. К несчастью, военные по собственным каналам узнали о приближающемся совещании врагов. Они нанесли упреждающий удар: захватили город до прибытия врагов и разместили там свой гарнизон.

— О нет! — выдохнул Тэтчер, уловивший соль истории.

— О да, — возразил Дейв. — Шестьсот сексуально озабоченных молодых солдат, которым нечем заняться субботним вечером.

— Боже мой! — Тэтчер хохотал так, что у него даже слезы потекли из глаз. — Это правда, Дэвид? Вы ничего не выдумали?

— Чистая правда. Я знал агента ЦРУ, который руководил этой операцией.

Дэвид не стал упоминать, что упомянутый агент вскорости бежал из страны, потому что группа офицеров спецназа во главе с Мамбой Джеком Крютером объявила награду за его голову. Тэтчер вытер глаза.

— Ох уж эти спецслужбы! Они такие плуты! Но такие увлеченные, такие искренние! Ими почти можно было бы восхищаться, будь у них хоть капля морали. Кстати, у меня тоже имеется шпионская история. Хотите послушать?

— Конечно.

— Ну, вы в курсе, что время от времени они обращаются к нам — к деловым людям, к руководящим работникам определенного ранга?

Дейв с сенатором кивнули. У Майкла Эша сделался озадаченный вид.

— Э-э?…

— О, не в «ПегаСис». В моей компании этого нет. Но в других местах… Ни один американский бизнесмен, побывавший в Москве после того, как Майк Тодд в пятидесятых провел там с женой медовый месяц, — ни один не избежал беседы с нехорошими ребятами из Лэнгли. Вы же понимаете, им так трудно отказать. У каждого имеется некий патриотический долг. К несчастью — и тут я говорю по личному опыту, джентльмены, — небольшое сотрудничество становится лишь началом. Дайте им палец — и они отхватят всю руку. Стоит вам зазеваться — и верхушку администрации вашей компании подобьют стучать в Вашингтон обо всех ваших иностранных поставщиках и покупателях. Хуже того, на вашем балансе повиснут непродуктивные активы агентства. В нынешние времена дефицита бюджета и при Советском Союзе, дошедшем до заслуженного конца, шпионы явные и скрытые отчаянно нуждаются в богатых покровителях, чтобы те спонсировали их сомнительные делишки. У них слишком много операций прикрытия, слишком много компаний, занимающихся не тем, чем заявлено, — и теперь, когда холодная война закончилась, слишком мало денег. А потому они приходят к вам, задрапировавшись во флаг, и самым любезным образом просят: «Сэр, не могли бы вы помочь своей стране? Есть некоторые срочные делишки, которые будут прикрыты из-за недостатка денежных средств. Если бы вы нашли способ включить их в свою корпорацию так, чтобы они уцелели, мы вечно были бы перед вами в долгу».