Гора трех скелетов - Артур Баневич Страница 50

– Если у вас возникнет желание рассказать об увиденном полиции миротворцев, предупреждаю: я обвиню вас в убийстве, Малкош. Отпечатки на орудии преступления есть, жертва тоже…

– Йезус! Это не тот, у кого была сломана ключица?

– Тот самый. Так что я не думаю, что ваши отпечатки мне понадобятся.

– Вы не отвезли их в Добой?

– Чтобы они там потребовали адвоката? Адвокат посоветовал бы этим олухам держать язык за зубами… Зачем мне сложности, пан Малкош? Мне всего-то и нужно знать, кто они такие и зачем напали на вас. Такое у меня, знаете ли, нездоровое любопытство.

Бородач дернулся, застонал.

– Действительно нездоровое, – пробормотал я. – От такого любопытства, похоже, умирают, сержант…

– Вы еще не услышали хорошую новость, капитан. Напавшие на вас – мусульмане. Они пришли оттуда – из-за реки…

– И что из этого следует?

– Знаете, есть такая пословица: «Враг моего врага – мой друг». У этих типов, должно быть, есть повод не любить вас. А следовательно, мы с вами союзники, пан Малкош. О вашей спутнице речь пока не идет.

– Вот как? Но почему?

– Пани Бигосяк для меня – большой знак вопроса. – Полицейский пнул ногой лежавшего в луже крови пленника. – Красавец говорит, не знает, зачем она понадобилась шефу. Но кое-что он все же сказал. Они не должны были убивать пани Бигосяк, а относительно вас у них были другие инструкции. Чувствуете разницу?

– Они хотели убить меня? – (Ресницы у бородача дрогнули.) – И он вот так просто взял и сказал вам об этом?

– Вы думаете, я пытал его? Ну какая же это пытка! Я всего лишь втолковал ему, что терпеть не могу киллеров.

– С помощью электротока?

Сержант Недич удивленно воззрился на меня:

– Видите ли, Малкош, я полицейскую академию не заканчивал, а потому у меня в голове мозги, а не говно. Я считаю, убийц нужно расстреливать. И расстрелял одного. Из нагана, заметьте…

– Но они же не убили меня?

– Но собирались убить! В Библии сказано, что одна только мысль о грехе – величайший грех… А вы думаете по-другому?

Его серые глаза похолодели.

– Честно говоря… – Честно говоря, я не знал, как я думаю.

Выручил умница Усташ, сунувший свою огромную башку мне под руку. Его карие глазищи лучились греховным помыслом: он хотел, чтобы я немедленно почесал его за ухом.

– На большой войне, – тихо сказал Недич, – ваши соотечественники тоже не церемонились с бандитами, они не вели их за ухо в гестапо. Бандитов и убийц расстреливали в Варшаве на месте… Вы считаете преступниками тех, кто вершил такой самосуд?

– Я не считаю, но есть и такие, которые думают по-иному.

– Знаю, – усмехнулся сержант Недич. – И у нас есть такие, которые махали платочками вслед американским «томогавкам». К счастью, дядя Сэм не Господь Бог. Вряд ли ему ведомо, что в старой конюшне негодяй Недич попирает священную демократию и права человека… Кстати, вы напрасно думаете, что я пытал этого бандита с помощью электротока. Электричества здесь нет. Да и зачем оно, когда есть зажигалка?… Нет и хозяйки конюшни, тетушки Обрадович. Ее убили мусульмане. Ее и еще пятнадцать жителей Црвеной Драги. Вот здесь, на этом дворе… – Недич щелкнул курком «стечкина». – А вот теперь решайте, пан Малкош. Одно из двух: либо я отпускаю красавца, и он возвращается в Црвену Драгу мстить за товарища, либо я привожу приговор в исполнение.

Пес настойчиво толкнул мою безвольно отвисшую руку. «В хорошенькую историю ты влип, капитан!» – тоскливо подумал я.

– И если я скажу, как в Библии: «Не убий», вы не…

Сержант не дал мне договорить:

– Послушайте, я расскажу вам кое-что о нынешней Боснии. По ту сторону границы его отпустят еще до того, как вы закончите давать показания. Здесь, у нас, он посидит за решеткой подольше. Но поскольку судьями будут сербы, в один прекрасный момент появятся наши западные друзья, которые вежливо попросят незамедлительно перенести судебное разбирательство на территорию Хорватско-Мусульманской Федерации. Мы ведь, сербы, не сможем быть беспристрастными в этом деле…

– И что вам нужно от меня, сержант, помочь убить его?

– Вы должны забыть эту конюшню.

– А если не получится?

Сержант Недич развел руками:

– Я убил его дружка. Значит, либо я сейчас убью его, либо он убьет меня, моих ребят-полицейских и вырежет всех моих родственников… Выбора у меня, в сущности, нет. Не скажу, что я большой любитель стрелять кому-то в затылок, но зато я не посажу этого головореза на электрический стул, как это сделали бы ваши американские союзники. Убей убийцу – вот самое древнее и самое действенное правило самообороны. Если я не убью его, Малкош, никто мою мать кормить не будет. Никто не будет кормить мою бабку, племянника и пса… Я знаю, кто послал этих двоих. Знаю, это дело само собой не рассосется. Либо мы их, либо они нас. Вы отсюда уедете, и вас, может быть, оставят в покое. А мне уезжать из Боснии некуда… Вы думаете, мы убиваем друг друга потому, что нам нравится? Если б хотя тысячную часть того, что свалилось на нас с неба в виде американских бомб, выдали бы нам деньгами, если бы нам дали работу или открыли границы, уверяю вас – охотников пострелять резко поубавилось бы…

Сержант Недич замолчал, выжидающе глядя на меня. По толевой крыше сарая застучали редкие дождевые капли.

– Кто он? – спросил я. – Кто приказал убить меня?

Недич горько усмехнулся:

– Мне пришлось застрелить раненого, чтобы узнать хоть что-нибудь… Бородатый – личность известная. Во время войны он расстреливал гражданских сербов. Стариков поубивал, а молодых девушек увел в лес. Тел их так и не нашли…

– Вы не ответили на мой вопрос, сержант.

– Информация дорогого стоит…

Я оценил в уме свои активы. Много времени у меня не заняло.

– Могу дать слово: буду держать язык за зубами.

Сержант покачал головой:

– Маловато, пан Малкош.

– Это все, на что я сейчас способен.

– Ну что ж, – задумался сержант. – Кое-что мне действительно известно. Я узнавал о тех трех поляках, погибших на Печинаце. Я и сейчас считаю, что погибли они по глупости. Но эти ребята и их офицер чуть раньше спасли пастуха и его коров, залезших на минное поле…

– Вот тут вы совершенно правы, сержант, это была непростительная глупость. Шел дождь, вертолеты не летали, а мальчишка даже не был ранен. Пару часов он еще смог бы посидеть на мине.

– Ну, что было, то было.

– Но пастушок, кажется, был мусульманином…

Недич досадливо махнул рукой:

– Да разве в этом дело!.. Короче, Малкош, я хочу, чтобы перед отъездом вы рассказали мне о результатах своего расследования. Договорились?… Ну и отлично! А того типа, которому вы почему-то очень не нравитесь, зовут Зульфикар Мехчич.