Пророчество Романовых - Стив Берри Страница 50

Максимов покачал головой.

— Давайте я приготовлю обед. А потом расскажу вам все, что произошло в Екатеринбурге в ту июльскую ночь.

Юровский выстрелил из нагана, и голова Николая II, российского императора, разлетелась дождем кровавых брызг. Царь повалился на сына. Александра Федоровна только начала осенять себя крестным знамением, как открыли огонь другие стрелки. Тело императрицы упало со стула. Юровский распределил жертвы, приказав целиться в сердце, чтобы было меньше крови. Но тело Николая содрогнулось от новых пуль, поскольку все одиннадцать палачей решили сделать хотя бы по одному выстрелу в низложенного правителя.

Убийцы выстроились в три ряда. Задним приходилось стрелять через плечо передних, и многие в первом ряду получили ожоги пороховыми газами. Николай Максимов, который стоял впереди, почувствовал, как раскаленные газы опалили шею. Ему приказали стрелять в Ольгу, старшую дочь царя, но он не мог заставить себя это сделать. Его направили в Екатеринбург, чтобы организовать побег царской семьи. Он приехал в город всего три дня назад, но события развивались с молниеносной быстротой.

Вечером охранников вызвали в кабинет Юровского. Комендант сказал: «Сегодня мы расстреляем всю царскую семью, врача и слуг. Предупредите часовых, чтобы они не пугались, услышав выстрелы». Он отобрал одиннадцать человек, в том числе Максимова. Это была большая удача, хотя он и прибыл с лучшими рекомендациями Уральского совета — его характеризовали как человека, которому можно доверить выполнение любого приказа, а Юровскому, судя по всему, нужны были преданные люди.

Двое мадьяр заявили, что не будут стрелять в женщин. Максимов поразился, что у этих безжалостных людей сохранились остатки совести. Юровский не стал возражать, заменив их двумя другими охранниками, которые с готовностью вызвались принять участие в кровавой расправе. В итоге в расстрельной команде оказались шестеро мадьяр и пятеро русских плюс Юровский. Жестокие, беспощадные люди. Никулин, Ермаков, Медведев, Ваганов — их фамилии Николай Максимов запомнил навсегда.

К дому подогнали грузовик, двигатель его работал на полных оборотах, чтобы заглушить пальбу. Пороховой дым затянул подвал густым зловещим туманом. Уже не было видно, кто в кого стреляет. Максимов рассудил, что несколько часов беспрерывного пьянства притупили чувства всех, кроме него самого и, возможно, Юровского. Немногие вспомнят что-то кроме того, что они стреляли во все движущееся. Сам Максимов пил очень осторожно, понимая, что ему нужно сохранить голову трезвой.

У него на глазах Ольга рухнула как подкошенная, получив пулю в голову. Стрелки целились жертвам в сердце, но происходило что-то странное. Пули отлетали от грудей женщин и носились по подвалу. Один мадьяр пробормотал, что это Господь Бог оберегает великих княгинь. Другой громко усомнился, что они поступают правильно.

Максимов беспомощно смотрел, как великие княгини Татьяна и Мария забились в угол, тщетно закрываясь руками. Пули градом сыпались на их юные тела, одни отлетали, другие попадали в цель. Двое палачей шагнули вперед и, приблизившись к девушкам, выстрелили им в головы.

Камердинер, повар и врач были убиты на месте, их трупы упали на пол, будто мишени в тире. Горничная словно обезумела. Она с дикими криками металась по подвалу, прикрываясь подушкой. Палачи опомнились и стали стрелять в подушку. Пули отскакивали. Это было жуткое зрелище. Кто оберегал этих несчастных? Наконец кто-то попал горничной в голову, и крики оборвались.

— Прекратить огонь! — заорал Юровский.

В подвале наступила тишина.

— Выстрелы будут слышны с улицы. Добить раненых штыками!

Отбросив револьверы, палачи взяли американские винтовки «винчестер» и вернулись в подвал.

Каким-то образом горничная осталась жива, даже получив пулю в голову. Поднявшись с пола, она, шатаясь, шагала через окровавленные трупы, тихо всхлипывая. Двое мадьяр вонзили штык-ножи в подушку, которую горничная так и не выпустила из рук. Тупым лезвиям не удалось вспороть наволочку. Схватив рукой штык, горничная дико закричала. Латыши повалили ее, и один ударил прикладом по голове. Горничная застонала жалобно, как раненое животное. Приклады раз за разом обрушивались на голову несчастной, и скоро стоны затихли. Тогда мадьяры, будто одержимые, начали колоть горничную штыками, словно борясь с демоном. Максимов сбился со счета, сколько же ударов ей досталось.

Он приблизился к царю. Гимнастерка и брюки Николая были залиты кровью. Остальные тем временем добивали горничную и одну из великих княгинь. Едкий дым не давал дышать. Юровский осматривал императрицу.

Максимов нагнулся и перекатил тело Николая в сторону. Под ним лежал цесаревич, в гимнастерке, сапогах и фуражке — таким Максимов часто видел его на фотографиях. Алексей был одет так же, как и его отец. Они любили военную форму.

Мальчик открыл глаза. В них был безотчетный ужас. Максимов ладонью зажал Алексею рот.

— Не шевелитесь! — беззвучно прошептал он. — Притворитесь мертвым.

Мальчик закрыл глаза. Выпрямившись, Максимов прицелился в пол справа от головы цесаревича и выстрелил. Пуля впилась в половицу, и Алексей дернулся. Максимов выстрелил еще раз, целясь в пол слева от головы мальчика, в надежде, что никто не увидит, как тот дергается, однако все остальные были полностью поглощены кровавой бойней. Одиннадцать жертв, двенадцать палачей, тесное пространство, мало времени.

— Цесаревич еще жив? — донесся из дыма голос Юровского.

— Был жив, теперь уже мертв, — ответил Максимов.

Похоже, этот ответ удовлетворил коменданта.

Максимов перекатил окровавленное тело Николая II обратно на мальчика. Мадьяр направлялся к Анастасии, младшей дочери царя. Упав после первых же залпов, она лежала, распростертая на полу среди моря запекающейся крови. Девушка стонала, и Максимов понял, что пули нашли цель. Латыш поднял винтовку, собираясь добить Анастасию прикладом, но Максимов его остановил.

— Дай мне, — сказал он. — Я еще не насладился вдоволь.

Лицо мадьяра скривилось в усмешке. Он отошел в сторону. Грудь Анастасии судорожно вздымалась, все платье было перепачкано кровью, однако нельзя было определить, то ли это кровь Анастасии, то ли ее сестры, чье тело лежало рядом.

Максимов мысленно попросил Бога о прощении.

Он опустил приклад на голову Анастасии, стараясь ударить вскользь, чтобы ее оглушить, но не убить.

— Я ее прикончу, — сказал Максимов, перехватывая винтовку, чтобы воспользоваться штыком.

К счастью, мадьяр не стал возражать и перешел к другому трупу.

— Прекратить! — снова крикнул Юровский.

В подвале наступила зловещая тишина. Не гремели выстрелы. Никто не стонал. Лишь двенадцать человек стояли в густом дыму, сквозь который лучом солнца в непогоду пробивался свет одинокой электрической лампочки под потолком.

— Откройте двери, проветрите подвал, — приказал Юровский. — Здесь ни черта не видно. Щупайте пульс и докладывайте.