Возвращение катаров - Хорхе Молист Страница 50

Ты и твоя команда не можете ничего заметить, так как твой начальник поручил тебе только дистрибьюторскую сеть и не допустил к продюсерской сфере.

— Значит, мой бывший коллега Дэниел Дуглас, работавший в продюсерском направлении, должен быть одним из них?

— Да, он из секты.

— Выходит, Линда Америко, его подчиненная и бывшая любовница, знала об этом. — Мысли Хайме неожиданно прояснились, и события начали связываться в единую цепочку быстрее, чем он мог это описать словами. — Но это не все. Я не понимаю ситуацию с Линдой, если только она тоже не была из «Хранителей». Но если она принадлежала к секте, как объяснить то что она решила расправиться с Дугласом? Даже если ее любовные отношения с Дугласом стали невыносимыми, даже если он пообещал ей повышение и не сделал этого. С какой стати убирать его и таким образом ставить под угрозу махинации секты? Зная, какую силу в корпорации представляют собой «Хранители», как она смогла решиться на такое? И самое главное: как она смогла добиться его увольнения из корпорации?

— Браво, Хайме, — подбодрила его Карен. — Правильные вопросы. Ты задаешь их, потому что уже предчувствуешь ответы.

— Нет, я не знаю ответов, но у меня есть одна теория, которая могла бы все это объяснить.

— Мы тебя слушаем.

— Линда принадлежит к секте «Хранителей», но ты, Карен, говорила, что она — твоя лучшая подруга и именно ты посоветовала ей поступить известным нам образом с Дугласом. У меня есть единственное объяснение вашей дружбе и всему происшедшему, и я подозревал это с самого начала.

— Какое объяснение, Хайме? — Карен улыбалась, наблюдая, как он связывает воедино цепочку своих выводов.

— Линда — тоже катарка. И таким образом является двойным агентом. Она проникла в секту «Хранителей» благодаря тому, что Дуглас, видимо, занимает в ней видное место. Роман между Дугласом и Линдой был выгоден секте, так как усиливал ее влияние в продюсерском отделе. Естественно, они не знают что Линда — из катаров. И, должно быть, она — не последний член в секте, раз играет во всем этом деле такую важную роль. — Хайме помолчал и многозначительно посмотрел на Карен. — Мое мнение о Линде не изменилось.

— Правда? — Карен не отвела глаз, но улыбка с ее лица исчезла.

— Линда соблазнила Дугласа из выгоды. Возможно, эта выгода была не такая низменная, как я подозревал. Да, конечно, она сделала это во имя катарской Церкви. Возможно, для вас это что-то и меняет в отношении духовных деяний, но для меня это не меняет ничего. Она сказала Дугласу, что любит его, и они долго были любовниками, она смеялась его шуткам, шептала ему нежные слова и обещания вечной любви. Но когда это оказалось полезным для катаров, просто абсолютно хладнокровно сломала ему жизнь. Я ошибаюсь, Карен?

— Твой анализ происходящего был великолепен, но оценка Линды чрезвычайно резка и несправедлива. — Она говорила очень серьезно.

— Неужели я угадал? Бинго! Скажи, Карен, это и есть катарская чистота? Или это — сексуальная игра, которую вы часто практикуете? Кто следующий дурак? Что говорят ваши Совершенные о таких поступках? Или вы вместо Евангелия от Иоанна изучаете Камасутру от катарок? Если это так, я горю желанием, Карен! Мы слишком медленно продвигаемся с тобой, нам нужно освоить еще много глав!

Карен кусала губы и продолжала пристально смотреть на Хайме, глаза ее наполнились слезами. Брови слегка нахмурились, выдавая напряжение.

— Ты сам не знаешь, что говоришь! — не выдержала она. — Ты не понимаешь того, что происходит сейчас, и не знаешь прошлого. Ты ничего не знаешь. Ни мотивов, ни конечной цели. И тебе неизвестны мои чувства! Как же ты смеешь осуждать наши поступки, не понимая, зачем мы это делаем?!

— Ах, так? Так расскажите мне. Я горю желанием узнать, как катары оправдывают использование своих женщин в качестве военного оружия.

— Успокойся, Хайме, — заговорил Кевин. — Если ты переносишь ситуацию с Дугласом и Линдой на вас с Карен, то ты ошибаешься. Послушай, прежде чем делать выводы и судить.

— Я слушаю, — сухо сказал Хайме. Он поставил себя на место Дугласа и тут же почувствовал унижение и обиду. Но он мог ошибаться и судить несправедливо.

Хайме посмотрел на девушку. Сейчас ее взгляд блуждал по кронам деревьев. Слезы переполняли глаза и катились по щекам. Карен молча плакала, пытаясь сдержаться, потом поискала в сумке платок. Возмущение Хайме как рукой сняло. «Черт возьми! — подумал он. — Я влюблен, как мальчишка».

Он сдержал желание взять ее за руку и успокоить и перевел глаза на Кевина в ожидании объяснений.

47

«Архангел, посланники в Майами отомстили за нашего брата и добыли часть информации об этих ранее неизвестных нам врагах.

Твои подозрения подтвердились. Мы готовим отчет: есть новости, которые заставят нас поменять план крестового похода.

Мы будем ждать, когда ты проанализируешь все данные и примешь решение относительно момента нападения. Сачиэль».

Архангел недовольно стукнул по столу, его пальцы поспешили написать ответ:

«Сачиэль, поторопитесь с информацией. Не отвлекайтесь, братья. Мы должны выяснить, кто на стороне врага, и действовать без страха и упрека.

Нужно уничтожить их до того, как зазвучат военные трубы и падут стены. Архангел».

Его палец в форме копыта нажал на клавишу отправления сообщения.

48

— Чтобы понять историю с Линдой, ты должен знать как ее прошлое, так и настоящее, — продолжил рассказ Кевин. — Хотя мы никогда не рассказываем о прошлых жизнях других, думаю, в данном случае стоит сделать исключение.

Линда так же легко вспомнила свою катарскую жизнь, как и ты. Она была благородной юной дамой из Окситании, которая обратилась в катаризм как простая верующая. Линда была красива и умна и, как и многие окситанские женщины того времени, считала себя равной мужчинам.

Двор ее отца всегда был полон шутов и певцов, исполнявших баллады, трубадуров, сочинявших их, рыцарей, свидетельствующих свое почтение барону и его прекрасной дочери.

Почти каждый вечер в салоне замка стихи сменялись песнями, развлечениями и иногда катарскими проповедями. Молодые рыцари, как водилось, странствовали по землям Окситании, и барон щедро предлагал им свое гостеприимство. Некоторые даже осмеливались соперничать с трубадурами в искусстве сложения стихов и песен.

Любовь галантная, духовная, платоническая была одним из столпов культурного возрождения того времени. Молодые рыцари признавались в любви самой баронессе, матери Линды, и даже просили разрешения в присутствии барона называть ее своей дамой сердца, несмотря на разницу в возрасте и ее замужний статус. Как хозяйка замка, так и ее муж чувствовали себя польщенными такой любезностью. Баронесса отвечала своими собственными стихами на сочинения кавалеров и соглашалась стать дамой сердца для некоторых из них. Конечно, молодые дамы и среди них Линда получали гораздо больше галантных признаний в любви.