Тайные убийцы - Роберт Уилсон Страница 51

— И как же прошла ваша первая встреча? — спросил Пабло.

— У нас сразу все пошло как по маслу, а со мной такое нечасто случается, — ответил Фалькон. — Сейчас мне трудно общаться с людьми моего круга и воспитания, а вот со всякими неудачниками, с теми, кто не вписывается в свой слой, я схожусь быстро: похоже, у меня к этому особый талант.

— Почему так? — поинтересовался Хуан.

— Видимо, привычка сосуществовать с собственными страхами дала мне способность понимать комплексы других или, по крайней мере, не судить о человеке по первому впечатлению, — сказал Фалькон. — Так или иначе, уже при первой встрече мы с Якобом подружились — и, хотя мы мало видимся, мы остаемся друзьями. Собственно, он мне позвонил вчера вечером, сказал, что хотел бы встретиться со мной в Мадриде в ближайшие выходные.

— Якоб знал вашу историю?

— Он читал о ней в газетах, когда был скандал с Франсиско Фальконом. У них там было много шума, когда выяснилось, что знаменитых фальконовских обнаженных на самом деле нарисовал марокканский художник Тарик Чечауни.

— Удивляюсь, как это журналисты не попытались его выследить, — сказал Пабло.

— Они пытались, — ответил Фалькон. — Но не продвинулись дальше порога дома Абдуллы Диури в Фесе.

— Вы сказали, что Якоб не вписывается в свой слой, — подал голос Грегорио. — Но с первого взгляда так не кажется. Преуспевающий бизнесмен, женат, двое детей, правоверный мусульманин. Судя по всему, он отлично вписан в социум.

— Да, при взгляде со стороны кажется именно так, но, как только я с ним познакомился, я увидел его неприкаянность, — ответил Фалькон. — Он был доволен своим положением и при этом чувствовал, что находится не на своем месте. Его оторвали от собственной семьи, но Абдулла Диури ввел его в свою и даже дал ему свою фамилию. Его настоящий отец и не думал его разыскивать, но Диури обращался с ним точно так же, как с собственными сыновьями. Однажды он признался мне, что не только уважал Абдуллу Диури, своего похитителя, но и любил его, как отца. Но несмотря на то, что новая семья его приняла, он так и не избавился от ужасного ощущения, что собственная семья бросила его на произвол судьбы. Вот что я имел в виду, когда сказал, что он не вписывается в свой слой.

— Вы говорите, он женат, — сказал Пабло. — Сколько у него жен?

— Всего одна.

— Разве это в порядке вещей для такого человека, как Якоб Диури? — спросил Хуан.

— Может быть, вы лучше прямо зададите мне вопрос, вместо того чтобы ходить вокруг да около?..

— Нас интересует, насколько вы близкие друзья с Раулем, — объяснил Хуан. — Если он рассказывает вам интимные подробности о себе, значит, ваши отношения могут оказаться для нас полезными.

— Якоб Диури — гомосексуалист, — устало ответил Фалькон. — Его брак был вызван требованиями общества, в котором он вращается. Это одна из его обязанностей как мусульманина — жениться и завести детей. Но в сексуальном смысле его интересуют исключительно мужчины. И чтобы предвосхитить ваши вопросы: именно мужчины, а не мальчики.

— Почему вы считаете, что эта подробность может быть для нас важна? — полюбопытствовал Хуан.

— Вы — шпионы, и я просто хотел предупредить вас, что гомосексуальные связи не являются его уязвимым местом.

— Почему мы задаем вам вопросы о Якобе Диури? — спросил Хуан.

— Сначала мне хотелось бы узнать, каким образом Якоб признался вам, что он гомосексуалист, — проговорил Пабло.

— Обидно вас разочаровывать, Пабло, но он ко мне не приставал, — сказал Фалькон. — Как вы о нем это разузнали?

— В наши дни разведки многих стран мира тесно сотрудничают, — ответил Хуан. — Богатые, преуспевающие и ревностные в вере мусульмане… отслеживаются.

— Однажды мы с Якобом говорили о браке, и я сказал, что мой продержался недолго, что моя жена ушла от меня к известному судье, — объяснил Фалькон. — Я рассказал ему о Консуэло. А он сказал мне, что его собственный брак — только ширма, что он гей и что модельный бизнес ему очень подходит.

— Почему?

— Потому что в этой сфере много привлекательных мужчин, не ищущих постоянных отношений, которые он не может им предложить.

Молчание. Хуан всем своим видом показывал, что пора двигаться дальше.

— И что случилось после того, как вы подружились с Якобом? — спросил Пабло.

— В начале нашего знакомства я виделся с ним довольно часто — несколько раз за три-четыре месяца. Я начал изучать арабский и, когда мог, ездил к родственникам в Танжер. Якоб приглашал меня к себе. Мы беседовали, он помогал мне с арабским.

Люди из СНИ одновременно отхлебнули пива.

— А что стало с Консуэло? — поинтересовался Хуан, выпуская дым в вечерний воздух.

— Я уже упоминал, что рассказал Якобу о Консуэло и своем интересе к ней. Он только рад был приехать в Севилью, чтобы помочь мне. Ему понравилась идея стать посредником.

— Сколько тогда прошло времени после вашего разрыва с Консуэло?

— Около года.

— Вы не спешили.

— Такие вещи нельзя делать с налета.

— Как вы общались, — спросил Пабло, — если она с вами не разговаривала?

— Я написал ей письмо, спросил, не хочет ли она познакомиться с Якобом, — сказал Фалькон. — Она написала в ответ, что очень бы хотела, но что эта встреча должна пройти наедине.

— И вы так никогда больше и не увидели Консуэло? — изумился Хуан.

— Якоб делал для меня все возможное. Они друг другу понравились. Он пригласил ее на ужин от моего имени. Она отказалась. Он предложил сопровождать ее. Она отклонила это предложение. Объяснений она не давала, и на этом все закончилось, — сказал Фалькон. — Может быть, выпьем еще пива и вы мне объясните цель столь глубоко личных вопросов?

На кухне Фалькон поймал глазами свое прозрачное отражение в темном стекле. Он ни перед кем так не раскрывался с тех времен, когда побывал в руках Алисии Агуадо, а было это больше четырех лет назад. Собственно, с тех пор он ни с кем, кроме Якоба, не вел задушевных бесед. Не то чтобы он испытал облегчение, поговорив об этом с чужими людьми, но эта беседа вновь вызвала в нем прилив чувств к Консуэло. Глядя на свое отражение в окне, он заметил, что бессознательно поглаживает то место на руке, которым он вчера об нее случайно ударился. Он потряс головой и откупорил еще литр пива.

— Вы улыбаетесь, Хавьер, — заметил Хуан, когда Фалькон вернулся. — После таких страданий… Я поражен.

— Я одинок, но не подавлен, — заявил Фалькон.

— Не самое плохое состояние для детектива средних лет, который расследует убийства, — произнес Пабло.

— То, что я детектив по убийствам, не особенно осложняет мне жизнь. В Севилье случается не так уж много насильственных смертей, и большинство этих дел я раскрываю, так что работа в полиции дает мне иллюзию, что я решаю проблемы. А как вы знаете, иллюзии помогают жить, — сказал Фалькон. — Если бы я пытался что-нибудь сделать с глобальным потеплением или сокращением численности океанских рыб, тогда, вероятно, мое душевное состояние было бы куда хуже.