Заговор Важных - Жан д'Айон Страница 51

— Господа… чем обязан вашему визиту? Увы, но у меня совершенно нет времени уделить вам внимание.

Тон герцога был сухим, насмешливым, даже угрожающим.

Отвесив низкий поклон, Луи, встревоженный холодным приемом, молча протянул письмо, составленное Мишелем Летелье.

Энгиен взял письмо, рассмотрел печать, сломал ее и прочел. Губы его искривились в плотоядной усмешке, а в глазах зажегся огонек любопытства.

— Господин Летелье просит меня оказать вам содействие. Он уточняет, что речь идет о жизни короля. Значит, — обернулся он к офицерам, — господин Фронсак не в курсе последних новостей.

И он саркастически усмехнулся.

Гастон и Луи переглядывались, не понимая, что означают намеки и странные взгляды герцога. Наконец ледяным тоном Луи де Бурбон отчеканил:

— Три дня назад на трон взошел Людовик Четырнадцатый. Да, именно, господа! Король умер, да здравствует король! Кажется, так говорят в подобных случаях, не правда ли?

Король умер! Энгиен узнал эту новость четырнадцатого мая. Страдания Людовика XIII завершились.

Итак, мы потерпели поражение, в отчаянии подумал Луи, глядя на Энгиена, которого смерть Людовика XIII нисколько не опечалила и не удручила.

В конце концов, этого следовало ожидать, сказал себе бывший нотариус. Людовик Справедливый был для Энгиена не более чем препятствием, теперь между ним и троном стоят всего трое: Принц и двое маленьких детей.

Смертельно усталый, измотанный дорогой, Луи почувствовал, как силы покидают его.

Последние три дня они почти ничего не ели и очень мало спали, не желая лишний раз слезать с седла.

Чувствуя, что ноги у него подкашиваются, Луи поискал глазами стул, но стульев в палатке не было. Побледневший Гастон сжимал кулаки, стараясь заглушить охватившую его ярость: он злился и на отравителя, и на герцога, не оценившего их усилий.

Наконец Энгиен, гораздо более умный, чем обычно считали окружающие его люди, сообразил, что оба его гостя вот-вот упадут от усталости. А ведь они проделали немалый и нелегкий путь исключительно из преданности своему королю! А преданность королю означала верность также и ему, принцу королевской крови!

Внезапно поведение герцога резко изменилось, что, впрочем, случалось с ним часто. Обратившись к державшейся поодаль группе ординарцев, он приказал:

— Принесите нашим друзьям мяса и вина и поставьте стулья. — И уже гораздо более любезно произнес: — Полагаю, субъект, которого вы разыскиваете, должен быть арестован.

Повернувшись к офицерам, он объяснил:

— У этих господ приказ найти преступника, скрывшегося в нашей армии…

И он снова обратился к Луи:

— Пизани окажет вам содействие. Если ваш преступник здесь, он его отыщет. Но сражение скоро начнется, и вам осталось, возможно, всего несколько часов, чтобы взять его живым. А потом…

И, неопределенно взмахнув рукой, он повернулся к своим офицерам и продолжил разговор.

Аудиенция окончилась.

Гастон и Луи вышли, следом за ними вышел Пизани; ординарцы накрыли перед палаткой стол и принесли складные стулья.

— Вы устали, — произнес Пизани. — Ешьте и идите отдыхать. Видите, вон там небольшая голубая палатка? Это моя палатка, и она в вашем распоряжении. А я пойду предупредить интендантов и военных комиссаров. Его зовут Пикар, вы говорите? А его имя? Эварист? Отлично, если узнаю что-то новое, не медленно сообщу.

Наши путешественники поели и отправились в палатку к Пизани. Спустились сумерки, но хозяин палатки так и не появился. К ним заглянул Дандело.

— Пизани ищет, — объявил он, — но пока безуспешно. Пикаров множество, но ни один не носит имени Эварист, и среди них нет ни одного новобранца. Сейчас вам принесут одеяла, и вы сможете заночевать здесь. — И он указал на опушку леса. — Завтра мы рано выступаем на Рокруа. Если хотите, поезжайте с нами, но, боюсь, завтра вашим делом никто не станет заниматься.

Уставшие и павшие духом, друзья приняли предложение Дандело. После смерти короля их миссия потеряла всякий смысл. Взяв одеяла, они отправились на опушку устраиваться на ночлег.

До зари их разбудил офицер швейцарской гвардии:

— Господа, какой-то солдат хочет непременно поговорить с вами; должен ли я привести его?

Луи утвердительно кивнул. Жалкий тип в засаленных лохмотьях, вооруженный одним лишь кремневым ружьем, приблизился, теребя в руках бесформенную шляпу.

— Господа, — робко начал он, — я слышал, вы ищете Эвариста Пикара?

— Точно, — подтвердил, стряхивая с себя остатки сна, Луи. — А ты его знаешь? Где он?

— Знаю, — неуверенно произнес солдат. — Но только не могли бы вы обещать сохранить в тайне все, что я вам расскажу?

— Даю слово, только быстрей говори. Говори же! — нетерпеливо воскликнул Луи.

Продолжая мять в руках шляпу, солдат проглотил слюну и пустился в объяснения:

— Ну, словом… Пикар испугался сражения. Он дезертировал. Он хотел и меня забрать с собой, но я еще больше боюсь, ежели меня схватят. Они отрубают дезертирам руки и ноги, а то и колесуют их… — И он затравленно огляделся по сторонам. — Но он сказал мне, куда пойдет…

— И куда же? — нетерпеливо перебил его Гастон.

— В сторону… в сторону Рокруа, на какой-то холм. К юго-востоку от крепости есть старая заброшенная мельница, о ней ему рассказал кто-то из солдат Гассиона. Похоже, сражения там не будет, потому что мельница стоит на отшибе, а вокруг густой колючий кустарник. Пикар собирается спрятаться там и подождать, когда закончится битва и войска уйдут. А потом он присоединится к тем, кто останется жив. Он уверен, его отсутствия никто не заметит…

Гастон вздохнул. Когда он служил лейтенантом, ему приходилось сталкиваться с такими обманщиками. И он твердо знал: тем, кого не видели на поле боя, после приходилось очень плохо. Наказывали дезертиров жестоко и беспощадно. Чаще всего их расшибали о камни, для чего по нескольку раз сталкивали в каменистые пропасти, предварительно привязав за ноги к обручу или к дереву!

— Поехали, — произнес Гастон.

Несчастный солдат стоял в нерешительности, а потом попросил:

— Не можете ли вы… дать мне немного денег, чтобы купить бутылку вина перед сражением? Вино придаст мне храбрости, — заныл он.

Луи протянул ему пять су, и солдат живо спрятал монету в карман. Тем временем Гастон оседлал коней.

— Ты поедешь с нами, — решил Луи, продолжая разглядывать солдата.

Тот побледнел:

— Мои офицеры ни за что меня не отпустят.

И он попытался удрать, но Гофреди схватил его и приставил к виску пистолет.

Луи обратился к швейцарцу, бесстрастно взиравшему на эту сцену: