Загадочная птица - Мартин Дэвис Страница 51

Если вам не доводилось путешествовать в тропическом лесу в бассейне реки Конго, то мне трудно объяснить, какой эффект оказывает на европейца тамошняя жара и влажность. Это очень суровая, безжалостная страна, и мой дед вкусил ее прелестей в полной мере. А ведь он уже бывал в этих местах. Спустя четыре месяца Барнс подхватил лихорадку, миновало несколько дней, и дед ослабел настолько, что больше не мог идти. То есть через сто двадцать дней планы моего деда, которые он вынашивал свыше двадцати лет, стали беспорядочно рушиться. Барнса следовало доставить в больницу. Сопровождать его отправились проводник и трое из четырех носильщиков. С моим дедом остался лишь один. Забросив на плечи тяжелые мешки, они направились на север искать павлина. Дед к тому времени питался чуть ли не одним гидрохлоридом хинина. Он не мог знать, что до официального обнаружения павлина в Африке осталось всего несколько месяцев.

Я приближался к Ревсби. Невысокие известковые холмы постепенно уступали место болотам. В деревню въехал в три часа. Солнце в небе уже стояло низко, и церковь отбрасывала длинную тень на то место, где я поставил машину. Ревсби оказалась совсем маленькой деревней. Насколько я мог видеть, здесь не было ни паба, ни магазина. Тихие домики надежно прятались за высокой живой изгородью. Дальше тянулся длинный ряд одноэтажных коттеджей — судя по типу домов, богадельня. На каменной табличке над одной из дверей я разглядел фамилию «Банкс» и дату. Наверное, потомок «нашего» Банкса.

Никакой причины ехать сюда у меня не было, кроме любопытства увидеть, где проходила жизнь людей, о которых я читал. Усадьба Эбби лежала в стороне от деревни. Дом, где жил Джозеф Банкс, сгорел в 1840-е годы, а построенный на его месте являлся также частным владением, о чем угрожающе предупреждала табличка. Я свернул к деревенской церкви. И она тоже была не той, что во времена Банкса. Ту снесли в девятнадцатом веке, чтобы возвести более солидную. Теперь в Ревсби ничего не осталось от тех времен. Лишь в темном углу можно было увидеть макет старой церкви — небольшая, неправильной формы, трогательная, симпатичная. За прошедшие годы и новая церковь уже состарилась, но это уже было неинтересно. Все ушло. Я опоздал на сотню лет.

Постепенно надвигались сумерки. Церковное кладбище было старше самой церкви. Я прошелся по нему, разглядывая надгробия, на которые, вероятно, смотрел и Банкс. Одни заросли мхом, на других еще можно было разглядеть фамилии и даты. Но скоро и здесь ничего прочесть не удастся. В конце концов темнота заставила меня отступить. Это посещение ничего мне не дало.

Или дало? Я сел в машину и подумал о старых надгробиях, окружающих новую церковь. Прошлое и настоящее. Наверное, экспедиция моего деда была не единственной в истории, которая двигалась к катастрофе, поскольку ее участники не имели ни возможности ничего изменить, ни мужества ее прекратить.

* * *

Мне надоела тишина, захотелось человеческого присутствия, и примерно через пять миль по дороге к Линкольну, когда фары автомобиля осветили придорожный паб, я остановился, потирая замерзшие руки. Посетителей почти не было, слишком рано, только двое сидели за стойкой бара. Но камин хорошо натоплен, и я замечательно устроился с пинтой пива в углу. Типичный сельский паб в старом стиле. Чувствовалось, что здесь ничего не переделывали с очень давних времен. Видимо, в этом районе была распространена лисья охота, потому что все стены были украшены соответствующим образом. Самым любопытным экспонатом коллекции являлось великолепное чучело под стеклом над баром. Молодая лисица несет в зубах небольшую серую курицу. На стенах сцены охоты, грубая медная чеканка и поблекшие гравюры времен королей Эдуардов. Свидетельства векового конфликта линкольнширских фермеров и Vulpes vulpes — красной лисицы.

Я замер, судорожно соображая, изумляясь собственной тупости. А затем пошел, чуть ли не побежал. Где письмо? Оно должно быть где-то тут. Я нащупал в кармане ксерокопии, сильно смятые. Где это место, о котором я говорил тогда с Поттсом? Оно показалось мне просто шутливым замечанием. Вот…

«А до той поры храни ее как собственную жизнь. Следи, чтобы не дай Бог ее не утащил твой юный Vulpes!»

* * *

Я тогда подумал, что речь идет об ухажере сестры. Скорее всего это было именно так. Но Vulpes… это ведь… Фокс [10]!

Вначале у меня никак не получалось найти номер телефона, затем долго не мог отыскать телефон. Дважды попадал не туда, прежде чем правильно соединилось. И наконец ударил кулаком воздух, когда услышал знакомый голос.

— Привет, Берт. Это Джон Фицджералд. Я приезжал к вам вчера насчет работы в архиве. — Было слышно, что у него там крутится граммофонная пластинка, известный тенор выводит известную оперную арию. — Позвольте еще один вопрос, не сочтите его странным. Когда вы просматривали материалы в архиве, вам, случайно, не попадалась Марта Стамфорд?

Воцарилось долгое молчание. Мне показалось, он усмехнулся.

— Да, попадалась, и не раз. — Берт говорил медленно. Чувствовалось, что он наслаждается ситуацией. — Дело в том, что Марта Стамфорд — моя мать.

В июле задули ветры. На вспененных волнах Темзы беспокойно качались корабли. В Линкольншире началось половодье. Направляющийся в Портсмут небольшой корабль в Бискайском заливе был вынужден отклониться от курса и прижаться к берегу. На борту, усталая и больная, мисс Браун молилась о попутном ветре, чтобы поскорее добраться до дома. Но погода была неумолима, и трехнедельное путешествие удлинилось еще на неделю. Когда она достигла Англии, Банкс уже отбыл в экспедицию.

Она всегда представляла свое возвращение в ярких тонах. Люди в летних одеждах приветственно машут руками на причале, солнечные блики на крышах, белые парусники в бухте, тихий плеск зеленых волн. А в Портсмуте ее встретили серое небо, пропитанный дождем воздух и подступающая ночь. Тускло-коричневый город, грязные улицы и никаких приветствий. Нетвердо ступая по твердой земле, мисс Браун чувствовала, будто там, за этим сумраком, ничего нет. В обратном плавании ей пришлось собрать все силы. Они постепенно убывали, как песок в часах, и вот уже оставались последние песчинки. Ей очень нужна была улыбка. Мало того. Хотелось, чтобы ее обняли, крепко, молча, не задавая вопросов. А тут приходилось медленно брести под дождем, скользя взглядом по бесстрастным лицам незнакомцев. Она не написала Банксу о своем приезде и знала, что его здесь быть не может. Но все равно выискивала глазами в толпе.

В ту ночь, беспокойно ворочаясь в постели в дешевом отеле, мисс Браун вспоминала бессонные ночи в Ревсби, с умирающим отцом рядом. Приоткрытые ставни и качающиеся на ветру деревья. Эти деревья ответов не давали, они вопрошали. Ведь иногда ты начинаешь прощаться только в конце путешествия.

* * *

Наконец они дождались, когда ветер стихнет надолго, чтобы «Сэр Лоуренс» мог выйти в серое неспокойное море. Последние дни в Англии Банкс провел либо в пьяном состоянии, либо сгорая от стыда. Причем теперь он был склонен винить во всем мисс Браун. Зачем она поторопилась, не дождалась его приезда? Банкс не видел выхода, кроме как отказаться от сокровенных планов. Ему нужно было отправиться с Куком, но мисс Браун своим безрассудством сделала это невозможным. И теперь вот он должен плыть, просто чтобы не предать сподвижников, хотя следовало остаться и дождаться ее. Страдание спутало все в его голове и смыло их счастье зимой в Ричмонде. Он пил, чтобы забыть. А когда ветер стих, поплыл в Исландию.