Жена №5 - Татьяна Луганцева Страница 51

— Вы не смотрите… это крыло не отремонтированное, а в палатах полный порядок, все благодаря Егору Федоровичу. Он завозил и штукатурку, и краску, и побелку, прямо машинами. Он и на дорогостоящие лекарства денег дает, и нам на премии, говорю же, благодетель.

Кабинет медсестры был маленьким и заваленным всяким барахлом. Яна с Рустемом расположились на скрипучих стульях, а Лидия Михайловна за столом восседала, словно начальница.

— Это вам, — положил деньги на стол Рустем, — лично.

— Я все поняла, боже, как приятно! Такая сумма! Я столько денег за всю жизнь не видела! Что я могу для вас сделать?

— Нет ли здесь каких-нибудь пациентов, которых быть не должно? — витиевато высказалась Яна. — Чего-нибудь или кого-нибудь странного? — добавила она.

— Вот вы в какую сторону клоните, — криво улыбнулась Лидия Михайловна и выдвинула ящичек стола. На столе оказалась старая пепельница из грубого толстого стекла, припорошенная старым пеплом, и смятая пачка дешевых сигарет.

— Закурите? — предложила она.

— Мы не курим, — за двоих ответила Яна.

Лидия Михайловна закурила сигарету без фильтра и окинула посетителей мрачным взглядом из-под вовсе не выщипанных и не прореженных бровей.

— Вы, часом, не из милиции?

— Да мы разве похожи? — вопросом на вопрос ответил Рустем.

— Нет, — согласилась Лидия Михайловна и снова задумалась. — Разное, конечно, здесь бывало, в годы советской власти сгнило здесь несколько человек в особой палате, не без этого… Кулаки, враги народа, сами понимаете. Но сейчас — совсем другое дело, сейчас этого безобразия нет.

— Никакого насилия? — уточнила Яна.

— Очень скользкая тема, — затянулась сигаретным дымом Лидия Михайловна. По ее лицу, покрытому мелкой сеточкой морщин, по желтым пальцам было понятно, что она очень много курит. — Все-таки у нас заведение специфическое, и если человек буйно помешанный, он не может быть сюда доставлен по доброй воле. Хотя сейчас вышел закон, что человека не только положить в лечебницу, даже освидетельствовать у психиатра без его согласия нельзя. Очень неправильный закон, я считаю. Какой же псих, да еще буйно помешанный, согласится сюда приехать и пойти к врачу? Они же все совершенно искренне считают себя нормальными людьми. А каково их родственникам и окружающим? Если они потребовать принудительного психического освидетельствования могут только через суд? При этом предъявив неоспоримые доказательства того, что это нужно сделать.

— Например, он убьет кого-нибудь? — предположила Яна.

— Вот-вот, или человека терроризирует, или издевается над своими родственниками. Но что может сделать какая-нибудь бабулька, у которой и ноги плохо ходят, со своим сыном-алкоголиком, отбирающим у нее пенсию, агрессивно настроенным и уже больным от водки на голову? Да она не дойдет до суда, не заплатит за суд, не доживет до приговора и ничего не докажет.

Лидия Михайловна с чувством посмотрела на пару молодых людей, словно оценивая, произвели ли ее слова должное впечатление.

— Поэтому ради жизни здоровых иногда нарушается закон о правах душевнобольных. Я видела, на что способны эти люди, и считаю, что это правильно. Вы тоже считаете это нарушением закона?

— Мы не вправе судить.

— Тоже хороший ответ. Все, что я знаю, это следующее: наш главный врач Прокофьева Ольга Сергеевна иногда делает такие услуги для родственников больных людей.

— За определенную сумму их прячут сюда? — уточнил Рустем.

— Вы сами это сказали, — довольно улыбнулась Лидия Михайловна.

— Скажите, а по просьбе Егора Шимякина сюда кто-нибудь был помещен? — спросила Яна, держа сцепленными на удачу пальцы.

— Милая девушка, — вытащила вторую сигарету Лидия Михайловна.

— Яна.

— Яночка, надо же, какое интересное имя. Дело в том, что меня, простую медсестру, не зовут на переговоры с такими людьми. Понимаете, то, что он оказывает материальную поддержку заведению, активно афишируется, а положили ли сюда кого-нибудь по его просьбе, вот об этом молчат.

— А можно это узнать? — спросил Рустем.

— Молодой человек…

— Рустем, меня зовут Рустем, — ответил он.

— Рустем… Ты татарин?

— По всей видимости, то есть да, но к делу это не относится.

— Ты на татарина не похож, но к делу это действительно не относится, — согласилась медсестра. — Я не хочу рисковать своим местом и премией, которую я получаю от Шимякина, ведя за его спиной какие-то расследования, направленные против него же.

Рустем выложил перед ней вторую, еще более толстую пачку денег, со словами:

— Мы тоже выплатим вам премию, только за правдивую информацию, и никто ничего не узнает, — пообещал он ей.

— А в конце я получу еще гонорар? — покосилась на деньги Лидия Михайловна.

«Тетушка-то алчная попалась», — подумала Яна, а медсестра, словно услышала ее мысли, ответила вслух:

— Работаешь, работаешь всю жизнь, а посмотришь на свой хлипкий домик со старой крышей и всего шестью сотками земли, и сердце кровью обливается…

— Понятно, понятно, — прервал ее Рустем, — конечно, заплатим.

— Хорошо, я найду интересующую вас информацию, если таковая имеется. Но деньги вы мне отдадите в любом случае! — стрельнула она глазами.

— Мы вам доверяем и заплатим, — успокоил ее Рустем.

— Как стемнеет… часов в девять приходите к калитке, через которую вошли, я выйду и все расскажу. Сегодня я здесь дежурная.

— Мы придем, — заверила ее Яна.

Лидия Михайловна встала, давая понять, что разговор закончен.

Дальше Яна провела самые длинные и самые нудные полдня в своей жизни. На Рустема накатил очередной приступ меланхолии. Не было ничего, к чему бы он не придрался. Вода в реке была слишком холодная и грязная, рыба могла быть пираньей.

— Бери больше! Здесь плавают акулы, — огрызалась Яна.

Температура на улице ему казалась то высокой, то низкой, и отовсюду шел сквозняк.

— Это не сквозняк, это буран или ураган, — уверяла его Яна.

Поужинать они зашли в местное и единственное кафе.

— Здесь нет кондиционера, — сразу же отметил Рустем.

— Здесь не знают такого слова, — сообщила Яна. — Как люди раньше жили на Руси?

— Я живу в двадцать первом веке.

— Я бы не назвала твое существование жизнью, — огрызнулась Яна.

— Так покажи мне полноту жизни, отдайся полностью моему излечению, то есть мне!

— Прекрати меня домогаться, переключись на что-нибудь другое.