Убийственная лыжня - Йорг Маурер Страница 51

— Точно, — сказал Свобода. — И не очень решительным сходом лавины и отравленной колбасой нельзя добиться такой известности, как препятствованием международному спортивному мероприятию. Я знаю, с кем имею дело. Этот симулянт, конечно, возьмет на себя новогоднее покушение. Он не хочет денег, не хочет ничего политического, он хочет, чтобы его имя попало в историю.

— В любом случае нужно, чтобы его схватили, — сказал Вонг.

— И ликвидировали, — сказала Шан.

— Почему опять то же самое? — простонал австриец. — Во-первых, да, и во-вторых, пожалуйста, не надо. Ликвидировать только в случае крайней необходимости. Ликвидировать только тогда, когда мы знаем, куда девать результат ликвидации.

— Итак, что же мы будем делать?

— Для начала нужно освободиться от иллюзий и попытаться создать представление о местном партизане. Прошу вас собрать все газетные вырезки, касающиеся этого случая. Вообще всю информацию. А также слухи. Я тоже немного осмотрюсь вокруг и подключу все контакты для подслушивания. Хочу знать о нем все, тогда мы либо сделаем так, чтобы его поймали, либо будем использовать его для наших целей.

Шан и Вонг вообще не были в восторге от того, что им приходилось находиться под императорским и королевским командованием решальщика и исполнять его поручения.

— Мы сделаем это по-своему, — сказала Шан на гортанном диалекте минь-ю. Свобода делал вид, будто ничего не понимает.

— У него одно преимущество, у нашего симулянта, — сказал Свобода. — Я убежден в том, что он еще какое-то время подержит полицию в напряжении. Совершит новое покушение, держу пари. Он собственно наша группа поддержки, он будет отвлекать полицейских, а мы сможем беспрепятственно действовать. И тем не менее я хочу познакомиться с этим парнем. Мы не можем допустить, чтобы он превратился в не поддающийся контролю элемент.

Куница не знал, что как минимум с начала этого разговора его жизнь находилась в смертельной опасности. Несмотря на сердечную защитительную речь Свободы, Шан и Вонг намеревались его убить, чтобы быть уверенными, что он в случае допроса по поводу новогоднего покушения не проболтается. Куница сейчас был зажат между органами исполнительной власти Баварии и вынужденной коалицией из габсбургского хладнокровия и чаояньской созерцательности. Он был в таком же положении, как римский полководец Тиберий Гракх-средний, 137 г. до н. э. под Баркатаном. Он не знал, что как с севера, так и с юга на него двигались две огромных сухопутных армии (скопты и каллирцы), которые в случае столкновения уничтожили бы его. Тиберий Гракх остался, поскольку он ничего об этом не знал, невозмутимым, и ждал затребованного флота капитана Сципиуса. Он спасся бегством морским путем. Может быть, Кунице тоже была уготована подобная удача?

Куница слонялся по улицам курорта. Внешне он казался невозмутимым, но внутренне он дрожал от волнения. Была только одна тема для разговора: его покушение. Была только одна тема: он. Он прогулялся вдоль пешеходной зоны, усыпанной взволнованными жителями. Тут и там с ним здоровались, он вежливо отвечал на приветствия. Его знали, с ним заговаривали.

— Ты уже слышал?

— Да, конечно. Плохое дело, — отвечал он озабоченно.

— Невероятно. Здесь у нас.

— Здесь у нас. Ужас какой. Одно покушение за другим.

— Больше в жизни не буду есть белые сосиски.

— Аппетит тут же пропал. (Ботулин! — чуть было не среагировал он, это была бы жестокая ошибка. Ему нужно быть повнимательнее.)

— Да, как вспомнишь агонию бедной Крайтмаер! — сказала его собеседница. — Так и не захочешь больше белой сосиски.

— Агония? Это известно в деталях? — спросил Куница.

— Говорят, глаза у нее выкатились, и она так кричала, что можно было слышать за километр вокруг.

— Да, такое говорят. Ну, я пойду.

— До свидания, приятного дня.

Он поднял на ноги несколько тысяч, а может быть, даже несколько десятков тысяч людей. С минимальными затратами, с помощью только одной иглы для шпигования, одной пластиковой капсулы и небольшой терпеливой работы он добился колоссальной развлекательной ценности для обеих сторон. Он чувствовал, как в нем поднимается приятное тепло, такое приятное тепло, как от камина, которое, возможно, чувствует император, когда инкогнито смешивается с толпой и при этом знакомится с милой бедной девушкой.

— А если они его поймают? Вы знаете, что тогда с ним произойдет? — спросил мужчина в вязаной жилетке. — Вы это знаете? Он найдет себе хорошего адвоката и получит полгода условно, потому что у него было тяжелое детство. С такими, как он, так и случается. Но если кто-то из нас…

— Да, с нашей правовой системой что-то не так, — произнес другой.

— Да, я вообще противник любого самосуда, — сказал Куница, — но в этом случае, я не знаю, что бы сделал, если бы оказался с ним один.

— Да, ты совершенно прав.

И он пошел дальше, неузнанный князь в стране хаоса, волк в овечьей шкуре, уважаемый гражданин с неразгаданной тайной. Он жадно впитывал любой новый отзыв о себе. Тот факт, что он один — один! — устроил все это, чрезвычайно возбуждало его. Никогда еще в своей жизни он не испытывал такого кайфа. Никакой наркотик не мог сравниться с этим чувством всемогущества, с этим безграничным всесилием. Он направил стопы в сторону булочной-кондитерской «Крусти». Почему бы ему туда сейчас не зайти, именно сейчас, да, почему бы нет. Наоборот, это стало бы заметно, если бы он не показался там. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя так хорошо, таким важным, в таком единении с собой и с миром. Он заглянул внутрь через окно.

Там они стояли за стойками кафе, обессиленные от борьбы с ним, белые фигуры его партии: тут был комиссар Еннервайн, неподвижный король. Рядом стояла долговязая и тонкая как спица, белая королева, психолог, опасная фигура у противника. Осторожно с белой королевой! Сицилианское начало, подумал Куница, я единственная черная фигура в игре, я и король, и ферзь, и пешка одновременно, и — как раз в этом мое преимущество. Куница открыл дверь, ему нужно было протиснуться сквозь взволнованную массу, и теперь он чувствовал себя как Зигфрид в шапке-невидимке, который идет невидимый к психологу валькирий Брунгильде. Он чувствовал себя непобедимым.

Куница не мог больше концентрироваться на разговорах вокруг, так был опьянен ситуацией. Чистый адреналин. Он слушал издалека Еннервайна, как тот отвечал на вопросы. Они все были вспотевшие, их нервы не выдерживали, раздражены до белого каления. Как легко приобрести господство над людьми, подумал Куница.

— Привет, — сказала продавщица за прилавком, когда подошла его очередь, — что ты хочешь? Кофе? Ты тоже помогал в поисках? Тогда получишь его бесплатно.

— Нет, я заплачу. Рад, что все хорошо закончилось.

Ханс-Йохен Беккер бросил на стол пакет, в котором торчала разрезанная вдоль белая сосиска. Никогда еще никто не смотрел на него с таким гневом.