Человек, который улыбался - Хеннинг Манкелль Страница 52

– Я тоже об этом думал, – сказал Пер Окесон. – Но на раннем этапе, когда мы ничего не успели сделать даже вчерне, экономические отделы и в Стокгольме и в Мальмё пошлют нас куда подальше. К тому же сомневаюсь, что вы представляете себе, насколько эти отделы перегружены. Если нас, как ты говоришь, мало, их еще меньше. Они настолько завалены работой, что дело идет к катастрофе. Так что пока мы должны поднапрячься сами. Как получится, так получится. Я, конечно, попробую подключить экономические отделы в центре, но не уверен, что они на это пойдут.

Позднее Валландер понял, что именно слова Пера Окесона о безнадежной ситуации в центре внесли полную ясность: помощи ждать неоткуда. Они должны направить все усилия на империю Хардерберга и поиск связующего звена между Ларсом Борманом и убитыми адвокатами. Разумеется, они не в первый раз имели дело с экономическими преступлениями. Но на этот раз масштаб был несравним, к тому же нелегко установить связь между финансовыми махинациями и убийствами.

Иными словами, они приступили к поиску ответа на простой вопрос: «А что искать?»

Когда Валландер несколько дней спустя уселся писать Байбе письмо в Ригу, он назвал то, чем они занимались, «тайная облава», двадцать раз справившись со словарем, чтобы перевести это понятие на английский. Их охватил азарт. «В каждом полицейском сидит охотник, – писал он. – Облава началась, но рога не трубят. И все равно, мы ловим этих лис. Без нас шведский курятник давно был бы пуст – остались бы разве что окровавленные перья, разносимые ветром».

Короче говоря, они приступили к работе с небывалым энтузиазмом. Бьорк даже приоткрыл свою кубышку и стал оплачивать переработки. «Только чтобы ничего не просочилось», – повторял он без конца. Пер Окесон снял пиджак, ослабил узел на галстуке, засучил рукава и стал работать вместе со всеми, хотя и не забывал дать понять, кто отвечает за эту операцию.

Отвечал за операцию Пер Окесон, а решения принимал Валландер, он был не формальным, а фактическим лидером, и это ему нравилось. Необычные обстоятельства, помощь и энтузиазм сотрудников помогали ему в какой-то степени преодолеть чувство вины, что он тогда в Скагене фактически оттолкнул Стена Торстенссона, когда тот обратился к нему за помощью. Теперь, прилагая все силы, чтобы найти убийц, он чувствовал, что в какой-то степени искупает свою вину перед Стеном. Теперь ему казалось странным, что он тогда был настолько погружен в самокопание и жалость к самому себе, что за воздвигнутыми им самим баррикадами не услышал крика о помощи.

В один из этих дней он написал еще одно письмо Байбе Лиепе, но так и не отправил. Он попытался объяснить ей, как подействовало на него то, что он год назад убил человека, и почему сейчас он не то чтобы забыл это, но груз стал меньше. Теперь для него важнее было то, что он отказал Стену Торстенссону в помощи, а в результате Стена убили.

Внешне он старался ничего не показывать. В столовой все время обсуждали его загадочное выздоровление, словно он все это время лежал на носилках в морге, а тут внезапно поднялся и пришел на работу, когда этого потребовали обстоятельства. Мартинссон с присущим ему профессиональным цинизмом заявил как-то:

– Курту нужно было настоящее убийство. Не такое, когда кто-то кого-то зарезал в состоянии аффекта, нет, настоящее убийство. Рецепт его лекарства очень прост: два мертвых адвоката, мина в саду, азиатская бомба в бензобаке – и порядок, Валландер ожил.

И, похоже, никто не сомневался, что так оно и есть.

Не меньше недели ушло на то, чтобы в самых общих чертах ознакомиться с материалом. И Валландер, и остальные отводили для сна не больше пяти часов в сутки. Позже они вспоминали эту неделю и удивлялись сами себе. Даже Пер Окесон, обычно очень скупой на одобрение, сказал, что мысленно снимает шляпу – столько им удалось сделать.

– Лишь бы не узнали наверху, – сказал он в один из вечеров, когда они, борясь с усталостью, вышли на улицу подышать свежим воздухом. Валландер не сразу понял, что он имеет в виду.

– Если в центре узнают про эту работу, Министерство юстиции тут же назначит экспертную группу, а эта группа на очередном заседании представит так называемую истадскую модель: как с минимальными ресурсами достичь выдающихся результатов. Вывод понятен – шведскую полицию вовсе не держат на голодном пайке, наоборот, полицейских даже слишком много, просто они неэффективно работают. Они просто-напросто ничего не делают, постоянно натыкаются друг на друга, расходуют деньги, и при этом статистика раскрываемости все ухудшается.

– Никаких выдающихся результатов мы пока не достигли, – напомнил Валландер.

– Я говорю не о нас, а о главном управлении, – улыбнулся Окесон, – о загадочном мире политиков. Мир, где за фасадом пышных слов ничего не происходит. Мир, где каждый вечер, отходя ко сну, читают молитву: пусть завтра мне удастся превратить воду в вино. Я говорю сейчас не о том, что мы еще не знаем – кто убил адвокатов, кто подложил мину и так далее. Я говорю о том, что мы уже знаем: Альфред Хардерберг вовсе не тот образцовый гражданин, стоящий выше подозрений, как мы до этого думали.

И это было правдой. За эту сумасшедшую неделю вырисовалась более или менее понятная картина империи Хардерберга – еще не полная, разумеется, но уже можно было видеть провалы, черные дыры, совершенно недвусмысленно дающие понять, что за человеком из Фарнхольмского замка нужен глаз да глаз.

В тот вечер, а именно 14 ноября, они с Окесоном, стоя у подъезда, уже могли сделать определенные выводы. Первая фаза тайной облавы закончилась, никакая информация, слава богу, не просочилась за стены управления – и начала вырисовываться картина удивительной финансовой империи, в которой Ларс Борман и, самое главное, Густав Торстенссон случайно обнаружили нечто, о чем им знать не полагалось.

Что же они обнаружили? На этот вопрос они пока ответа не знали.

Работали они, конечно, лихорадочно, но этот хаос Валландеру удалось более или менее упорядочить. Он брал на себя самую скучную, и, как впоследствии чаще всего оказывалось, наименее интересную работу. Они узнали всю историю Альфреда Хардерберга, начиная с того момента, когда он родился в семье крепко пьющего торговца пиломатериалами в Виммербю под именем Альфред Ханссон, и кончая сегодняшним днем, когда в его связке было несчетное количество ключей от империи с оборотом в многие миллиарды крон и в Швеции и за рубежом. Как-то, оторвавшись от утомительного чтения балансовых и авансовых отчетов, Сведберг заметил:

– Совершенно немыслимо, чтобы хозяин всего этого был порядочным человеком.

Но в конце концов не кто иной, как Свен Нюберг, мрачный и сварливый криминалист, обнаружил то, что они искали. Как часто бывает, он чисто случайно наткнулся на маленькую трещину в тщательно возведенной Хардербергом стене. И если бы Валландер, несмотря на усталость, не обратил внимания на комментарий Нюберга, когда тот поздно вечером, попрощавшись, уже выходил из кабинета, они, может быть, прошли бы мимо этой трещинки.

Дело шло к полуночи. Валландер склонился над отчетом о землевладениях Альфреда Хардерберга, подготовленным Анн Бритт. В этот момент кто-то громко постучал. Свен Нюберг вообще не отличался особым тактом. Он ходил по управлению в громыхающих сапогах и барабанил в двери кабинетов, словно собирался немедленно арестовать их обитателей. На этот раз он пришел доложить, что техническая экспертиза мины в саду фру Дюнер и машины Валландера завершена.