Приключения в дебрях Золотой тайги - Станис Фаб Страница 52

Фрэнк фыркнул:

– Но и самоцветы, кажется, тоже здесь!

– А то, полные карманы! Ты, Фрэнк, давай, не затягивай. Как приедешь в Америку, вези сюда своих компаньонов, будем добывать самоцветы и галечку.

– Ой, как смешно, как смешно! Я бы и галечник продал. Не сомневайся. Нет вы посмотрите, какой он красивый, округлый, разноцветный! А как блестит в воде! А представьте, что им выкладывается дно, интерьеры квартир и магазинов, бассейнов! А? Немножко рекламы – и камешки пойдут на ура! Это тебе не руль «Зяблика» крутить. Реклама – это тоже двигатель! Она не то что колеса крутит, она мир толкает к движению.

– Господа, вам осталось только выйти на ринг, – Элен строго посмотрела на спорщиков. – Ваша пикировка заставляет меня думать, что вы просто не знаете, чем себя занять. И кстати, Вадим Петрович, я, кажется, готова вложиться в галечное дело.

Мне идея Черчилля не кажется такой уж странной. Мы еще выясним, нельзя ли использовать здешний камень в строительстве. А цемент? Разве в цемент не добавляют различного рода… э-э-э…

Ну вот забыла! Кто поможет?

– Щебень, дробленный камень, – подсказал Сидоров.

– Ну вот, я же говорила, дело не такое уж и пропащее.

– Элен права, извини, Фрэнк, это из-за отсутствия «Зяблика». Сейчас бы порулить с часок, и нервная энергия перешла бы в физическую.

Катаев потер руки.

– Ну, вот и славно, международный конфликт исчерпан. А вы, Фрэнк, не сильно расстраивайтесь.

Ваша ошибка хотя бы не разорила вас. Помните ли, друзья, те береговые участки Ангары ниже Кежмы с неестественными для равнинного берега холмиками-возвышенностями? Кто-то из вас предположил тогда, что золотодобытчики забивали там шурфы. Очень близко к истине, земляные работы действительно вели, но не старатели, а первопроходцы. В каждой ватаге был хотя бы один, жаждущий быстрого обогащения.

Везде тогда чудилось золото или серебро. Когда русские пришли на Ангару, они встретились с бурятами. А у тех вся конская сбруя из серебра, седла в серебре, стремена искусными мастерами из серебра сработаны, на одежде что у мужчин, что у женщин серебряные вставки. И решили тогда наши мужики, что там, где буряты кочевали, серебра полно. Перекопали да просеяли все вокруг, но ничего не нашли. Да и откуда ему, серебру, взяться у реки Ангары.

– А сбруя? А одежда?

– Серебро, Фрэнк, из Монголии брали. Впрочем, чудеса случаются. Вот вы самым непостижимым образом на одном месте столько самоцветов и поделочных минералов отыскали.

…Во мраке ночи тайга чернела неприступной сплошной стеной. Было тихо-тихо, но хорошо слышался прибой. И только яркий и жаркий костер, который разговаривал на языке огня, мог поспорить в этой тишине с говорливой водой. Снопы искр на мгновение расширяли видимое пространство, тени у костра словно начинали двигаться, жить своей, отдельной жизнью.

Путешественники молча смотрели на огонь, и каждый думал о своем.

– Дженкоуль, а, Дженкоуль, расскажи сказку, – попросил Степан.

Все враз встрепенулись и стали в один голос выпрашивать у проводника-тунгуса какую-нибудь историю.

– Такую мне сказку в детстве напевала бабушка… Раньше далеко на юге Енисея жили кето.

Все у них было из того, что нужно лесным людям. Но вот однажды пришли из пустыни великаны-людоеды. Совсем худые люди-великаны.

Не стало кето жизни. Долго думали они, как спастись от беды. Кинулись к лодкам. Легли на дно, и понес их дедушка Енисей прочь от родных мест. Вот стали они уплывать от страшных великанов. Но злой человек всегда что-нибудь за пазухой держит. Великаны воды боялись, плавать не умели, но плохие всегда хитрят. Стали они хитрить. Забежали великаны вперед. Собрали все горы вокруг, сложили крепкую стенку и бросили на Енисей. Стена была крепкая, и как река ни старалась, не могла пробить ее. Раздался Енисей вширь. Охотники плачут, женщины плачут, детки плачут. Получается, снова беда у кето.

Но был у них свой богатырь Анба. Взял Анба топор, размахнулся и рассек каменную стену. С тех пор и стоит на Енисее Осиновский порог.

– А где теперь живут кето? – спросил Степан.

– У самого Енисея, в месте впадения Подкаменной Тунгуски, – подсказал Катаев. – Мне приходилось бывать в тех краях, когда доставлял грузы на прииски. Пришлось однажды заночевать на Черном острове, в фактории, что недалеко от старинного русского села Закаменного. Поверьте, друзья, удивительные места. Сама фактория на крутояре, окна зимовьюшек прямо на реку глядят. А вокруг тайга, словно океан безбрежный, ни конца, ни края – тайга до горизонта и, кажется, за ним тоже.

Должны мы были в Кузьмовку груз сплавить. А как тут сплавишь, места-то незнакомые, тайга нехоженая, на реке шиверы да мели. Пошли, что называется, на свой страх и риск. Ох, и натерпелись мы страху! Плывем. Спокойная вода, тишина стоит. Поворот. Глядь, а впереди горная гряда,

целая россыпь порогов и порожцев, как зубцы они торчат. Сплошной частокол каменных шишаков.

Две лодки потеряли, но все же пробились. Только в себя пришли – новый страх: настоящая колоннада отшлифованных ветром и водой каменных пальцев. И так до Кузьмовки.

– Скажи, отец, а кето – как Дженкоуль или на нас больше похожи?

– У каждого народа свой облик, свои наряды, свои обычаи. Охотники кето носят грубошерстые кафтаны, свободные и просторные. Им так удобно за зверем бегать, а еще их одежда тепло держит. На кафтанах яркие нашивки, на ногах мягкие сапоги из оленьей кожи. В ножнах деревянных нож, кисеты для табака. У мужчин и женщин на шее платки. Они охотники, и Дженкоуль охотник. Но тунгусы и кето люди разных племен.

– Табак у кето шибко хорош, – добавил Дженкоуль. – Трубка березовая. Табак злой, листьями идет. Встретим кето, обязательно покурим, – причмокивая, зашептал проводник…

Скоро люди, уставшие за день, крепко заснули в лодках. У костра расположился только Дженкоуль. Из-за дальней лодки тихо выскользнула тень и растворилась в ночной черноте. Если бы кто-то наблюдал за тунгусом, он подумал бы, что проводник забылся глубоким сном. Но проводник не спал. Он хорошо слышал, как хрустнула сухая ветка. Он знал, что это не был треск костра. Он видел, что вслед за первой тенью метнулась вторая. Дженкоуль очень, очень удивился.

Востротин Степан Васильевич Историческое отступление, в котором мы знакомимся с потомственным почетным гражданином, золотопромышленником, енисейским городским головой, членом III и IV Государственных Дум – депутатом от Енисейской губернии, а также путешественником и подвижником в деле изучения северных морских путей

С целью изучения Северного морского пути Востротин совершил две экспедиции из Лондона в Енисейск: в 1894 с капитаном Виггинсом и в 1912 с Фритьофом Нансеном. Идею Северного морского пути отстаивал он в Государственной думе.

Родился Степан Васильевич в 1864 году в Енисейске, в Томске окончил гимназию, в 1887 году – с отличием Казанский ветеринарный институт.