Есть, господин президент! - Лев Гурский Страница 53

Делать нечего, поплыли дальше – без руля и без ветрил.

Файл номер четыре оказался загадочным, но, спасибо, хоть коротким. Опять 1922-й, ноябрь. Ни Арманда, ни ВСНХ. Уже другая контора, посерьезней: вверху – чернильный гриф ГПУ, ниже—убегающий почерк с сильным наклоном влево. Зампред товарищ Менжинский Вячеслав Рудольфович в личной записке из восьми строчек кается перед Ильичом. Тельняшку на себе рвет. Он, типа, не виноват, какие-то суки его подставили, как кролика Роджера, а наш Вяча – белый и пушистый. Как вышеназванный кролик. Никакого грузина-сотрудника к «Иксу» не внедряли. А Рига с Берлином брешут. Все брешут. Потому что белоэмигрантским падлам только бы поклеветать на молодую советскую власть и ее славные внутренние органы.

Не записка, а чистый ребус. Какой еще «Икс»? Кого из грузинов куда не внедряли? Чего такого страшного наклеветали Берлин и Рига?

Где-то среди тысячи двухсот сорока шести оставшихся файлов наверняка есть правильные ответы. Только где они? Поисковые компьютерные программы в случае с моими папками не пропирают: сканер дал Серебряному сплошь картинки в формате «tif». Чтобы запустить в эти штаны ежиком ключевое слово, сперва нужно все прогнать сквозь распознаватель. Затем вылущить тексты, открыть каждый, проверить на предмет опечаток… Вам не приходилось бороться с муравьями, отлавливая их поодиночке, чтобы каждому надавать по шее? Эффективность, думаю, будет примерно такой же.

Как это ни обидно в начале XXI века, придется все делать самому. Работать собственными глазками. Перебирать файлы, словно картошку. Тем более, никакая продвинутая поисковая программа не поможет, когда толком не знаешь, что именно тебе надо.

Пятый файл поначалу весьма обнадеживал. «…Мистер Уэллс, – обратился он ко мне, сделав приличествующую паузу, – вы, наверное, догадываетесь, что я довольно-таки занятой человек. Ради беседы с вами я был вынужден отменить переговоры с крайне уважаемыми людьми. И это не фантастические химеры, вроде нашествия ваших марсиан, а действительно Очень Важные Дела…»

Кто такой писатель Уэллс, я знаю, не дурак, а кто же собеседник? Думаю, это тоже не великая загадка. Скорее всего, Ильич, наш кремлевский мечтатель: будет втирать гостю очки про то, как быстро Россия-во-мгле вкрутит лампочки и при свете тех лампочек выстроит самое свободное в мире общество. Не позднее 1937 года.

Читаем дальше: «…Я пригласил вас, чтобы сделать предложение. Вы терпеть не можете меня, я – вас, и это прекрасные условия для честной сделки…» Ох, не верь, писатель, большевикам – не таковских обманывали! «…Если бы я не считал вас гением, я бы палец о палец не ударил, но вы, к несчастью, гений, и ваше произведение войдет в историю…» Лесть – мощный инструмент, а Ильич умеет, когда хочет, на нем играть. «…Вы отлично знаете, у меня нет прав запретить показ картины, которая посвящена моей персоне, но вы также знаете, что я имею достаточно средств надавить на прокатчиков и отсрочить выпуск фильма на экраны…»

Что за чертовщина? Разве автор «Человека-невидимки» когда-нибудь снимал кино, да еще про Ленина? «– …Вы не сможете мешать мне долго, – парировал я, – у меня хватит денег, чтобы выкупить „Кейна“ у „РКО“ и показать его самостоятельно по всей стране…»

Выходит, это все-таки не Уэллс? Какой-то другой Уэллс? Блин, был же еще один, в Штатах, однофамилец, Орсон! Киношник! Значит, я ошибся, и Ленин – не Ленин? Я перескочил на несколько строчек вниз: «…и тогда я, Уильям Рэндольф Херст, прошу вас…»

Ясненько. Мало мне Гитлера с фон Брауном, теперь еще и Херст с ними! «…Поймите, мистер Уэллс, есть вещи, на которые лучше даже не намекать. Я давно уже отдал это Генри, чтобы он увез обратно в Европу…» Это? Что – это? Какому еще Генри? Собеседники знают, а я – нет. Я судорожно отмотал курсор вниз, чтобы наткнуться на длинное отточие и явный смысловой пропуск. А дальше вот как: «…Я знаю, мистер Уэллс, что идея про „бутон розы“ придумана вашим соавтором Манкевичем. Раз так, нам с вами проще договориться. Оставляйте символ, ради бога. Все, о чем я вас прошу – заменить финальную картинку…»

Бутон? Розы? Бред, бред, бред! «…Чем? Да чем угодно, Орсон! Пусть будут коньки, детские саночки, мячик, коврик на стене, пожарный автомобильчик, лошадка… Выбирайте сами…»

Так, суммируем. Газетный магнат Херст подбил того, другого Уэллса заменить в его фильме что-то на что-то. И киношник, похоже, согласился на правку. Надеюсь, он хоть взял приличные отступные? По крайней мере, по ходу разговора оба подобрели друг к другу, «…и что, Вилли, никакой критики в твоих изданиях? – изумился я. – Даже Луэлла Парсонс перестанет полоскать меня в своей колонке?» Херст поморщился: «Нет, дорогой Орсон, старая сука в наш контракт не входит…» Офигеть! Еще имя. Если в каждом файле появится по одному новому персонажу, я точно свихнусь. А здесь их уже пять штук! Кроме киношника Орсона и магната Вилли, есть еще Луэлла. И соавтор Манкевич. И Генри, который что-то увез обратно в Европу. Значит, что-то было вывезено из Европы, а потом вернулось туда. Поскольку и наш магнат – очень нервный и чувствительный, и бутон – не бутон, а мячик или саночки…

Я физически почувствовал, как у меня от этих непоняток извилина заходит за извилину, и быстро свернул шестую папку. Закрыл глаза. Глубоко вздохнул и на десять секунд задержал дыхание. Резко, по Гроффу выдохнул. Потом вылез из-за стола и прошелся по кабинету «лунной походкой» Майкла Джексона. Мне полегчало – настолько, что я решился раскупорить файл номер шесть. Честное слово, не удивлюсь, когда увижу среди новых фигурантов Леонардо Да Винчи или Мадонну – притом не певицу а саму матерь Божью.

Но обошлось. Файл номер шесть был объявлением: «Коллекционер купит старые кулинарные книги». Писать номеру такому-то. И ссылочка: газета «Известия», 19 декабря 1922 года.

Это было гораздо ближе к телу – я и сам их ищу Вернее, одну. Но платить не собираюсь… Так, теперь открываем файл номер семь. Новое объявление, «Вечерняя Москва», 28 февраля 1933 года. «Коллекционер купит старые кулинарные книги». Файл номер восемь: «Коллекционер купит…» Ага, все та же песня. Газета «Московская правда», уже 20 мая 1940 года. Какой, однако, упрямый человек! Прошло почти двадцать лет, а он все ищет, с ног сбивается. Тот коллекционер – не мистер ли Гогенгейм из Штатов? Если я угадал, искать вам, господин хороший, не переискать.

В папке номер девять меня ждал приятный сюрприз. Обнаружились еще две газетные заметки – вновь 1922 год и опять ноябрь. Я приготовился было к двум очередным объявлениям коллекционера и не угадал: берлинская газета «Руль» и рижская «Сегодня» на пару смаковали скандальчик с нашим старым знакомым – Армандом Хаммером. Нашелся, юноша! И не тихо нашелся, а с громким свистом выгнал своего московского повара-грузина. И проныры газетчики из забугорья про то узнали. И прописали в своих листках. Теперь, слава те, Господи, все понятно с запиской Менжинского. Там был не «Икс», а буква Ха. Злобные клеветники из Риги и Берлина, значит, намекали, что казачок… повар то есть… короче, грузин был засланным к Хаммеру известно откуда, а Рудольфыч, верный солдат партии, всей пятерней бил себя в грудь: дескать, в чем – в чем, но в этом бывшая ВЧК не виновата, мамой клянусь!