Неподражаемый доктор Дарвин - Чарльз Шеффилд Страница 53

— И не шевельнулся, — фыркнул Поул. — Да ведь тот подъем сулил вывести к рубинам. И вдобавок кучка каких-то там языческих духов и вполовину так не страшна, как исполинский пес, готовый перегрызть мне хребет, пока я буду выкарабкиваться из ямы.

— Кстати, с каменоломней тоже связана легенда о сокровище, — сообщил Ледьярд. — Якобы где-то рядом зарыто золото викингов.

— Зря вы это сказали, — добродушно попенял ему Дарвин. Теперь мне его отсюда не утащить. Джейкоб, вы как хотите, а я послезавтра уезжаю. — Он снова повернулся к молодому человеку. — Читали ли вы труды Фракастро Веронского? [35]Это не праздное любопытство, — прибавил он в ответ на удивленный взгляд Ледьярда.

Темноволосый врач покачал головой.

— А следовало бы вам их прочесть, — продолжил Дарвин. — Его книга о способах заражения прокладывает новое направление для анализа распространения болезней. Он был наблюдательным ученым и гениальным экспериментатором. Я вспомнил о нем, когда мы стояли на дне каменоломни. В одной из работ Фракастро вкратце пишет и об эпилепсии. Он утверждает, хотя никак не обосновывает, что в некоторых случаях подобные припадки можно вызывать искусственным образом. По его словам, таких пациентов помещали в темной комнате перед источником мигающего света, который получается, если на пути луча стоит вращающееся колесо.

Все разом поглядели на прибор, что стоял на дальнем конце стола.

— Лопасти ветряка, — внезапно проговорила Элис. — Мы видели сегодня, как они мелькают на фоне луны.

Дарвин кивнул.

— Не появись Джеймс Ледьярд, вас уже не было бы в живых. Когда вы стоите на дне каменоломни, восходящая луна оказывается как раз за мельницей. Сильный ветер вращает крылья с максимально возможной скоростью. Решетчатые окошки придают дополнительное мелькание. Я обратил на это внимание, а потом вспомнил заметки Фракастро и засек период вспышек. Это устройство, — он указал на конец стола, — воссоздает ровно тот же эффект вне зависимости от мельницы, луны и ветра. Мне пришлось слегка поэкспериментировать со скоростью вращения, поскольку я не был уверен, какая именно частота воздействует на Филипа Олдертона.

— И на Чарльза Олдертона это действовало точно так же? — спросил Ледьярд.

— И на Джеральда тоже, — подтвердил Дарвин. — Джеральд каким-то образом вычислил условия, которые вызывали припадки, и попытался предупредить своих потомков — так, чтобы весь мир не прознал о фамильном недуге. Какая ирония, что именно это послание и заманило Чарльза с Филипом в каменоломню, тем самым вызвав новое появление Бессмертного.

На последних словах доктора в комнату вошел Брезертон.

— Мистер Филип пришел в себя. Чувствует сильную усталость, но в остальном вполне хорошо. Он очень удивился, что снова лежит в постели, когда последнее его воспоминание — как сидит здесь в столовой. Я не стал ему ничего говорить.

Ледьярд поднялся.

— Пойду к нему. Вне зависимости от сегодняшних событий он все еще остается моим пациентом.

Элис промолчала, но встала и вышла из комнаты вместе с Ледьярдом и Брезертоном.

— Бедняжка перенесла страшное потрясение, — промолвил Поул и бросил на Дарвина проницательный взор. — Ее жених — убийца. Что она будет делать?

Тучный доктор покачал головой.

— Не могу сказать. Олдертон — человек не слишком приятный. Со слугами он груб и заносчив. И все равно его надо пожалеть.

— Джеймс Ледьярд к Элис неравнодушен, — заметил полковник. — А вы, по-моему, весьма к нему расположены. Вы предлагаете, чтобы Олдертона арестовали за убийство Тома Бартона?

Дарвин вздохнул. Серые кроткие глаза глядели встревоженно и устало.

— Не провоцируйте меня, Джейкоб. Вы отлично знаете ответ. Я врач. Моя задача — спасать жизни, а не отнимать их.

— Думаете, Джеймс Ледьярд разделяет ваши взгляды?

— Его чувства к Элис затрудняют решение, однако, думаю, он придет к тому же выводу. Теперь нам только надо позаботиться, чтобы подобного не повторилось впредь. Эпилепсия Олдертона относится к редкой категории — судя по всему, ее вызывает только особенное мелькание света. Надеюсь, узнав, что произошло, Олдертон сам пожелает, чтобы его лечили и за ним присматривали.

— А если нет?

Дарвин вздохнул, пожимая массивными плечами.

— Тогда его необходимо лечить силой или же поместить туда, где он не сможет никому причинить вреда. Помните, Филипа нельзя обвинять в самой болезни, он тут совершенно бессилен. С тем же успехом можно винить вас за вашу малярию. Но он должен принять на себя ответственность за контроль над недугом. Джеральд Олдертон столкнулся с такой же проблемой и, выяснив правду, посвятил жизнь религии. Впрочем, у него уже были дети. Возможно, узнав горькую истину, Филип захочет, чтобы род Олдертонов на нем и прервался. Но это уже решать не нам.

Толстяк поглядел на остатки еды. За время разговора он уничтожил большую часть провизии, включая и презренный голубиный пирог без гвоздики. Теперь доктор отодвинул кресло от стола.

— Если это случится, — продолжил он, — подозреваю, Джеймс Ледьярд будет счастлив утешить Элис — а если она пожелает, даже свозить ее к гробницам Египта. Ледьярд обладает настоящим даром по части древней истории.

— И вы по-прежнему считаете, что мы завтра же должны выехать в Личфидд и предоставить Филипу Олдертону, Джеймсу Ледьярду и Элис Милнер самим разбираться между собой?

— Именно. — Дарвин зевнул и грузно поднялся на ноги. — Теперь это уже не наше дело. Идемте, Джейкоб. Я хочу еще взглянуть на Филипа, а уже поздно. Хлопотливый выдался денек. Так или иначе, мы прервали древний род, вытащили Зверя из каменоломни и убили Бессмертного. А теперь я хочу осмотреть пациента.

Самый короткий день в году близился к вечеру. Хрустящий иней, что еще с полудня выбелил лужайку, мало-помалу подбирался к плоской крыше приземистого кирпичного склада. Утром, в девять часов, крыша была чуть ли не горячей — внутри царила убийственная жара, за девяносто градусов. Но без двадцати семи минут двенадцать взрыв котла вышиб окна, разнося осколки стекла и черного железа на добрую милю вокруг. С тех пор тепло так и утекало из помещения через зияющие проемы. Мокрые полотенца уже задубели, а кувшины и тазы, где недавно клокотал кипяток, начали покрываться корочкой льда.

Раненым оказали помощь, мертвых унесли. Команда уборщиков сделала все, что могла, и разошлась. Обломкам металла, глубоко врезавшимся в крепкие кирпичные стены, пришлось ждать своей участи до завтра — равно как и искореженному металлическому каркасу посередине комнаты.

На складе остались только два человека. Младший, лет сорока, с сумрачным, замкнутым лицом, нервно расхаживал вдоль стены, не в силах глядеть на жалкие останки паровой машины. — Вот и все, — горько произнес он. — Конец. Не надо было мне уезжать из Глазго. И вы с Мэтью можете меня даже не уговаривать — новой я строить не стану.