Принц для снежной бабы - Татьяна Луганцева Страница 53

– Даже сейчас. Но все дело в том, что твою девушку убили, и это факт!

– Факт.

– Хорошая она была или плохая, но ее убили, – внимательно посмотрела она на него.

– Факт.

– Хватит повторять! Убили! На меня покушались – и это тоже факт!

Ерофей кивнул головой.

– И неужели тебе не интересно узнать, кто это сделал? Кто покушался на нас? – снесла вторую башню Маргарита.

– Вот я подумал сейчас – почему на вас покушались? На тебя и Марусю? – Ерофей откинул светлые волосы со лба. – Уж вы-то точно не были знакомы!

– У нас была связь, это – ты. Я – твоя сестра, она – твоя девушка, – сказала Рита.

После весьма продолжительной паузы Ерофей произнес:

– Кто-то убивает близких мне людей? Зачем? Кто-то хочет насолить мне?

– Ничего себе «насолить»! – передразнила его Рита. – Ой, кто-то хочет сделать мне плохо и убивает близких мне людей!

– А что тогда? Подбираются ко мне? – недоумевал он.

– Не знаю. Ты должен мне помочь, – серьезно сказала Маргарита. – Мне надоело оставаться приманкой и все время ждать, когда на меня нападут и убьют, и тогда ты узнаешь, кому все это было нужно.

– Маргарита, я бы с радостью помог тебе, но я ничего не знаю.

– Знаешь. Ты должен сказать все, что касается тебя и твоего отца! Нашего отца! Это очень важно! Вспоминай все-все мелочи.

– Мелочи? – задумался Ерофей.

– Прямо от рождения! Вот прямо с горшка!

– Детство как детство. Знаешь, Рита, если ты неправильно думала обо мне, то ты неправильно думаешь и об отце нашем!

– Чего так?

– Он никогда не был милым человеком, каким старался быть на публике. Тебе повезло, что он не жил с вами, это был самый настоящий деспот. Вампир. Чудовище. Моя мать была еще девчонкой, когда он женился на ней, и полностью подчинил себе. Она и слова не могла сказать, не то чтобы пожаловаться. А вот она как раз была очень милым и добрым человеком и вовсе не уводила твоего отца из вашей семьи. Олег Александрович угробил мою мать. Я это понял, когда подрос. Отец не разрешал мне дружить ни с кем, но когда я все-таки был вынужден пойти в школу, начал общаться с другими детьми, увидел их родителей, то первым моим вопросом стал: «Почему моя мама отличается от других мам? Почему она никогда не улыбается?» Отец не давал ей нарядно одеваться, краситься, он бил ее.

– Это ужасно, – вздрогнула Рита. – Извини, когда я попросила тебя все вспомнить, я и не предполагала, что твои воспоминания будут столь печальны.

– Я готов, если это как-то поможет! – Ерофей встал с песка и подал ей руку. Они так же медленно побрели в сторону санатория «Черномор», где последние дни Рита жила в коттедже Ерофея. Она отказалась, после того как сгорел их коттедж, переселяться в номер в корпусе, что ей, конечно же, был предложен. Она пошла к брату.

– Что тебя сподвигло пойти ко мне, раз ты боялась и думала тогда еще про меня плохо?

– Федор, улетая, сказал, что ты не взял обещанный тебе миллион за медведя. Это было странно. Кто от такого отказывается?

– Только дураки, – пожал плечами Ерофей, – но это мой медвежонок, которого я чуть не угробил. Это я должен был заплатить Федору за все, что он сделал для моего питомца. Спасибо ему. Я любил медвежонка.

– А уж как разыграл тогда! Налетел на нас! Где медведь?! Верните!! Как же ты не хотел, чтобы плохо подумали про Марусю, – покачала головой Маргарита.

Они поднялись с пляжа по лестнице и побрели по улице.

– А мог бы взять миллион, уехать, как ты хотел, и начать новую жизнь, – продолжила она.

– Начну еще. Приду в себя и начну. А потом, куда я надолго уеду? Здесь могила матери, да и Маруськина тоже.

– Ерофей, скажи, а твоя мама не пыталась уйти от него? Вырваться из лап тирана? – спросила Маргарита.

– Она была так закомплексована, забита, запугана. Но однажды маме пытался помочь один мужчина, Юрий Владимирович Соколов. Я несколько раз видел его, он очень тепло относился ко мне, я видел их вместе с мамой. Я тогда впервые увидел, как она улыбается. Отца в эти моменты дома не было. Он имел тенденцию отдыхать по два раза в год в одиночку, без семьи. Это я уже сейчас понимаю, что, может, они с мамой, я имею в виду Юрия Владимировича, были любовниками, а может, и нет, но то, что он очень хорошо относился к матери – это точно! А потом…

– Что? – спросила она.

– Потом Юрий Владимирович исчез из нашей жизни, как-то внезапно, и дома был грандиозный скандал, после которого мама месяц не могла встать. Он ее чуть не убил тогда, у нее было все отбито. Отец жутко избил ее.

– Господи, это чудовищно! Ладно ты был маленький, но этот мужчина? Что же он не защитил и не спас? Не заступился? Как он мог бросить, когда все открылось, зная, что собой представляет ее муж? – возмутилась Рита.

– Не знаю, я его не видел больше. Мама прожила потом недолго, – понизил голос Ерофей.

– Какой ужас.

– Я тогда был еще подростком, не все понимал, но меня до сих пор не покидает чувство, что я мог что-то для нее сделать. И ничего не сделал, не защитил.

– Ребенок ничего не мог сделать, не вини себя. Это взрослые отношения взрослых людей.

– Если это та информация, что ты ищешь, то можешь спросить у Галины Степановны. Я помню, она заходила к маме, лечила ее, да и отца она осматривала до последних дней.

– Семейный доктор?

– Похоже на то.

– А ведь можно спросить. Если твоя мама погибла от побоев, а Галина Степановна это скрыла, то она тоже виновата. А мы этот клубок должны распутать до конца. Потому что лично мне кажется, что нынешние преступления берут свое начало из прошлого, – сказала Маргарита. – А к тебе-то как относился отец?

– Вот лично ко мне хорошо. Ничего не могу сказать, поэтому и я не мог его бросить в старости, хотя обида за маму у меня всегда была. Отец меня никогда не бил, всегда поддерживал. Нет, он меня любил, я это чувствовал. Это правда.

– А не просил он у тебя прощения перед смертью? – спросила Маргарита.

– Перед смертью? Прощения? Нет, это был очень уверенный в себе мужчина, считавший, что все, что он делает в жизни, обсуждению не подлежит, – ответил Ерофей.

Один раз, когда Рите было лет пятнадцать и ей удаляли аппендицит, она себя чувствовала так же плохо. То есть очень плохо, словно ее тело разобрали на части. Тогда говорили, что это от наркоза, так Рита и запомнила. И, слава богу, никаких операций ей в жизни больше не делали. Поэтому было удивительно вернуться в то чувство нереальности заново… Она лежала на спине, Рита это понимала, но пошевелиться не могла.

Над ней склонилось весьма доброжелательное лицо Галины Степановны.