Картина без Иосифа - Элизабет Джордж Страница 54

Дебора беспокойно заерзала на оттоманке. Уголком глаза Линли заметил, что рука Сент-Джеймса легла на ее плечо.

— Я понял, зачем вы пришли ко мне, — произнес наконец Линли.

— Хорошо. Тогда…

— Просто можно считать несчастной гримасой судьбы, что вы пришли в разгар расследования. Конечно, вы можете созвониться со своим адвокатом, если предпочитаете, отвечая на наши вопросы, иметь его при себе. Так откуда конкретно приехала миссис Спенс? — Правда была искажена лишь частично. Линли послал мысленный привет своему сержанту. Ее метод помогал жить.

Клюнет ли на эту удочку Таунли-Янг — еще вопрос. Они молча состязались в силе воли, их глаза скрестились в поединке. Наконец Таунли-Янг моргнул.

— Аспатрия, — ответил он.

— В Камбрии?

— Да.

— Как получилось, что она стала работать на вас?

— Я дал объявление. Она прислала свои данные. Потом приехала на беседу. Понравилась мне. Здравомыслящая, независимая, способна предпринять немедленные действия для защиты моей собственности.

— А мистер Сейдж?

— Что — мистер Сейдж?

— Он откуда приехал?

— Из Корнуолла. — И прежде чем Линли успел задать следующий вопрос, добавил: — Через Брэдфорд. Это все, что я помню.

— Благодарю вас. — Линли поднялся с кресла.

Таунли-Янг тоже встал:

— А как же Холл…

— Я поговорю с миссис Спенс, — пообещал Линли. — И еще предлагаю проследить за ключами и подумать, кому невыгодно, чтобы ваша дочь и ее муж переехали в Холл.

Таунли-Янг остановился на пороге гостиной, взявшись за дверную ручку.

— Свадьба, — сказал он.

— Простите?

— Сейдж умер в ночь перед свадьбой моей дочери. Он должен был выполнить церемонию. Мы искали его повсюду, потратили кучу времени, чтобы найти ему замену. — Он поднял голову. — Тот, кто не хочет, чтобы Бекки переехала в Холл, может оказаться тем, кто не хотел, чтобы она вышла замуж.

— Почему?

— Ревность. Месть. Рухнувшие надежды.

— На что?

Таунли-Янг снова посмотрел на дверь, словно мог видеть сквозь нее паб.

— На то, что у Бекки уже имеется, — ответил он.

Брендан нашел Полли Яркин в пабе. Он прошел к стойке за своим джином, кивнул трем фермерам и двум рабочим с водохранилища и присоединился к ней за ее столиком возле камина, где она сидела, крутя в пальцах кусочек бересты от березового полена, лежавшего у ее ног. Он не стал ждать ее приглашения. Сегодня, по крайней мере, у него был повод.

Она подняла глаза, когда он решительно поставил свой стакан на стол и уселся на табурет с тремя ножками. Ее глаза были устремлены на дверь, которая вела в гостиную для постояльцев. Не глядя на него, она сказала:

— Брен, тебе лучше уйти.

Она выглядела неважно. И хотя сидела у самого огня, не сняла ни пальто, ни шарф. Когда он расстегнул куртку и подвинул свой табурет ближе к ней, она, казалось, внутренне сжалась.

— Брен, — повторила она, — слушай, что я тебе говорю.

Брендан окинул небрежным взглядом паб. Его разговор с Колином Шефердом, особенно последнее замечание, которое он бросил констеблю, уходя прочь, придал Брендану уверенности в себе, которую он не испытывал много месяцев. Он ощущал себя неуязвимым к взглядам, сплетням, даже к прямой конфронтации.

— Кто у нас тут, Полли? Поденщики, фермеры, пара домохозяек да банда подростков. Плевал я на то, что они подумают. Пускай думают что хотят, понятно?

— Да не они! Ты что, не видел машину?

— Какую?

— Мистера Таунли-Янга. Он там. — Она кивнула в сторону гостиной, не спуская с нее глаз. — С ними.

— С кем?

— С лондонской полицией. Так что лучше уходи, иначе он выйдет и…

— И что? Что?

Вместо ответа она пожала плечами. Он понял, что она думает о нем, по движению ее плеч и изгибу губ. Так же точно думала и Ребекка. Так думали они все, каждый засранец в этой проклятой деревне. Они видели его под каблуком у Таунли-Янга, под каблуком у всех. Как мерина в уздечке и шорах на всю жизнь.

Он раздраженно отхлебнул джина, поперхнулся и полез в карман за носовым платком. Трубка, табак и спички посыпались на пол.

— Проклятье. — Он сунул их назад и закашлялся. Полли беспокойно окинула взглядом паб, разгладила свой шарф. Явно пыталась показать всем, что она сама по себе. Он нашел платок и прижал к губам. Сделал второй глоток, уже не так поспешно, почувствовал, как горячо стало внутри, и осмелел еще больше.

— Я не боюсь своего тестя, — с вызовом заявил он. — Я могу за себя постоять. — Ему хотелось добавить: вы еще не знаете, на что я способен. Для вящей убедительности. Но Полли Яркин не дурочка. Начнет расспрашивать, допытываться и в конце концов выведает то, что он держит в тайне. Вместо этого он сказал: — Я вправе находиться здесь. Вправе разговаривать с тем, с кем мне хочется.

— Ты ведешь себя глупо.

— К тому же я тут по делу. — Он глотнул еще джина и подумал, не взять ли второй стакан. А там, может, и третий… и плевать ему на любого, кто попытается его остановить.

Полли сосредоточенно перебирала стопку подставок для кружек, все с той же целью — чтобы никто не подумал, что она пришла вместе с Брен-даном. Ему хотелось, чтобы она посмотрела на него. Хотелось коснуться ее локтя. Теперь он стал важным в ее жизни человеком, а она этого даже не знала. Но скоро узнает. Он все для этого сделает.

— Я ходил в Коутс-Холл, — сообщил он. Она промолчала.

— Возвращался по тропе.

Она шевельнулась, словно собираясь уйти, и потянулась рукой к волосам на затылке.

— Я видел констебля Шеферда.

Ее рука застыла. Веки дрогнули, казалось, она хотела взглянуть на него, но не решилась.

— В самом деле? — спросила она.

— Так что впредь веди себя осмотрительней, ладно?

Она наконец ответила на его взгляд. Однако на ее лице он прочел не любопытство. Не желание получить информацию. Краска медленно поползла вверх по ее шее, потом по подбородку — некрасивыми пунцовыми полосами.

Он был сбит с толку. Думал, она поинтересуется, что означает его предостережение, попросит совета, который он с радостью даст, и поблагодарит. А от благодарности недалеко и до любви. Или хотя бы до желания. Его устроило бы и это.

Увы. Его слова не вызвали у нее ни малейшего любопытства, способного разрушить стену, воздвигнутую ею между ними с первого момента их знакомства. Напротив, она пришла в ярость.

— Я ничего не делала ни ей, ни кому-либо другому, — прошипела она. — Я не желаю о ней слышать, понятно?