Дочь палача и черный монах - Оливер Петч Страница 54

Советники закивали. Доводы судебного секретаря показались им, как это часто бывало, логичными и обоснованными. На душе у всех сразу же стало легче.

– Вот увидите, – проговорил Лехнер, складывая в портфель перья и чернильницы, – не успеет Шеллер повиснуть в петле, как в городе снова воцарится спокойствие. Даю вам слово.

На следующий день на Пфаффенвинкель налетел такой буран, словно сам Господь решил похоронить все живое под белым покровом. Люди сидели по домам и лачугам, и если выглядывали на улицу, то лишь затем, чтобы пробормотать молитву и снова захлопнуть дверь, в которую тут же начинал ломиться ветер. И по реке, и по дорогам прекратилось всякое движение. И те немногие извозчики, которых снегопад застиг врасплох, замерзали насмерть, пытаясь высвободить лошадей из метровых сугробов. Бедняг находили только через несколько дней, закоченевших рядом с повозками, некоторых уже разорвали волки, а лошадей погребли под собой белые холмы.

Вьюга свирепствовала и над Аугсбургом. На следующий день после своего приезда Магдалена ни на минуту не могла выйти на улицу. Хотя время не играло никакой роли, она понимала, что слоняться по городу сейчас не имело смысла. Аптека в такую погоду наверняка закрыта, а следующий обоз отправится в Шонгау, только когда стихнет ненастье. А пускаться в дорогу на свой страх и риск – для Магдалены это означало бы верную смерть.

Поэтому девушка весь день напролет играла с маленькой Барбарой, которая сразу к ней привязалась. Магдалена смастерила ей деревянную куклу и, сидя возле печи, пела детские песенки, какие дома напевала близнецам. Она явственно ощущала, насколько девочка нуждалась в матери. Барбара разглядывала ее большими глазами, гладила по щекам маленькими ручонками и каждый раз кричала «еще!», когда Магдалене надоедало петь. Девушка без конца думала, что Барбара, как и она сама, была дочерью палача – только росла без братьев и сестер, и, самое главное, без матери. Как часто она много лет назад вот так же сидела у отца на коленях? И как часто ее собственная мать пела ей эти же песни перед сном?

Под бузиновым кустом

Дети водят хоровод…

Филипп Хартман все это время работал в соседней комнатке. Он связывал травы в пучки, плел новые веревки и одновременно перегонял травяную настойку в закоптелой колбе, так что по дому витали алкогольные испарения и кружили Магдалене голову. Время от времени палач выходил к ним, гладил дочь по голове и угощал ее и гостью сушеной сливой или яблоком. Он избегал дотрагиваться до Магдалены или делать неуместные намеки, и все же та чувствовала спиной его взгляд. Тогда, несмотря на жар от печи, ее пробирал холод, и она вздрагивала. Филипп Хартманн определенно был порядочным мужчиной и хорошим отцом, да к тому же богатым. Но Магдалена любила другого.

Однако любила ли она еще Симона в действительности? После истории с Бенедиктой чувства ее заметно охладели – от злости или замешательства, этого Магдалена понять не могла. Но она чувствовала, что потребуется время, чтобы на сердце у нее снова потеплело.

Буран не прекратился и на следующий день. Распогодилось лишь к вечеру, поэтому магазинов никто не открывал. И только на третий день после приезда Магдалена смогла наконец отправиться в аптеку. По пути она прошла мимо огромного фонтана Августа, с которого теперь свисали сосульки в метр длиной. Слева от нее высилась четырехэтажная ратуша. Магдалена взглянула вверх и ужаснулась: как только люди умудрились выстроить такое громадное здание? Из ворот ратуши без конца выходили закутанные в меховые плащи дворяне, вовлеченные в серьезные разговоры. Снег еще лежал по колено, но городские стражники уже взялись за лопаты и расчищали узкие тропинки на главной площади и прилегающих улицах. В домах и магазинах кипела жизнь. Люди два дня просидели взаперти и теперь снова могли отправиться за покупками: закупали свежий хлеб, мясо, или выходили из трактира с пенящимися кувшинами темного пива. Магдалена проталкивалась среди сварливых кухарок, покупавших зайцев или фазанов для своих хозяев, и толпу шумливых мальчиков-хористов, шагавших к собору Аугсбурга.

Наконец она дошла до своей цели. На углу между улицей Максимилиана и роскошной церковью Святого Мориса расположилась аптека пресвятой Девы Марии, старейшая в Аугсбурге. Филипп Хартман рассказывал с утра, что ее владелец, Непомук Бирман, предлагал на выбор отборнейшие травы и ингредиенты. И к тому же тесно сотрудничал с палачом. Хартман приобретал у аптекаря некоторые средства, которые не мог приготовить сам, а Бирман покупал у него человеческий жир и кожу против боли в суставах и растяжений.

– Он странноватый, этот Бирман, – говорил Хартман. – Но свое дело знает и не станет тебя обсчитывать. Постарайся заглянуть в его кладовую, она действительно огромна.

Дом Непомука Бирмана представлял собой скромное трехэтажное строение, фасадом обращенное к улице. Он явно нуждался в покраске и среди дворянских домов смотрелся как-то сиротливо. Над входом размашистыми буквами было написано название аптеки. Магдалена толкнула узкую, но крепкую дверь, и на девушку тут же повеяло букетом диковинных запахов, которые напомнили ей отцовский шкаф у себя дома. Магдалена закрыла глаза и принюхалась к незнакомым ароматам. Среди всего этого разнообразия она уловила запахи растений и корней, произраставших далеко за морями, в неизведанном мире древних лесов со львами и другими чудовищами, на затерянных островах, населенных карликами и людоедами.

Магдалена закрыла за собой дверь, и тонко прозвенел колокольчик. Немного погодя вышел сгорбленный коротышка. На голове у него была выстрижена тонзура, как у монахов, и на нос он нацепил очки. Непомук Бирман недовольно взирал на вошедшую, словно его оторвали от чего-то гораздо более важного, нежели какая-то там торговля.

– Да? – спросил он, разглядывая Магдалену, словно назойливую муху. – Чем могу служить?

– Меня прислал Филипп Хартман, – ответила Магдалена. – Мне нужно купить кое-каких трав.

Выражение его лица сразу же изменилось, рот растянулся в беззубой ухмылке.

– Хартман, говоришь? Значит, аугсбургский палач снова обзавелся бабенкой?

– Я… временно ему помогаю, – промямлила Магдалена и протянула Бирману список нужных ингредиентов.

Аптекарь приспустил очки с переносицы и принялся изучать пергамент.

– Так-так, – прогудел он. – Спорынья, полынь, волчник да еще красавка с дурманом в придачу… Что ты задумала? Решила отправить палача на тот свет или улететь от него на метле?

– Я… я… – Магдалена с трудом подбирала слова. – Предстоят тяжелые роды, – нашлась она наконец. – Ребенок не желает появляться, и у матери сильные боли.

– Так-так, сильные боли, – проговорил Непомук Бирман и водворил очки на место. – Тогда смотри не подсыпь ей лишнего за один раз, иначе добрая женщина вообще не почувствует больше никаких болей. Никогда. – Он ухмыльнулся и подмигнул ей правым глазом, который под стеклами очков стал похож на глаз огромной рыбины. – Dosis sola venenum facit, знаешь ли. Одна лишь доза делает яд незаметным. Об этом знал еще старина Парацельс. Палач ведь рассказывал тебе про Парацельса?