Царствие благодати - Йорген Брекке Страница 55

Тень за спиной затуманила его мысли, как взбаламученный ил холодную чистую воду. Он не слышал ни звука, только вдруг заметил тень, которая словно обступила его со всех сторон. В то же мгновение цирюльник хищно впился ногтями ему в плечо. Мальчик отдернул пальцы от трупа и поднял глаза. Цирюльник смотрел на него так, как никогда прежде. Это был не тот взгляд, каким цирюльник, упившись пивом, смеривал противников в немецких кабаках. Теперь в его глазах плескалась невиданная злоба, точь-в-точь как мальчик себе воображал. На него глядел сам дьявол.

Цирюльник взял его за шею и крепко сжал. Не ослабевая хватки, вывел мальчика из театра. И отпустил, только когда они оказались за его пределами.

— Это еще не конец, — бросил цирюльник, запирая дверь.

Мальчик опустился на землю, не в силах разобраться в своих ощущениях. Болела шея, и все. Мальчик удивлялся, что взгляд цирюльника не очень-то его напугал. Все случилось точно так, как он себе и представлял.

Снова встав на ноги, он пошел и сел на скамейку возле пруда. Некоторое время спустя из двери дома вышел мессер Алессандро и прошествовал к театру. Его сопровождала целая свита жадных до зрелища студентов, врачей и знатных господ. Проходя мимо, мессер ему улыбнулся с несколько отсутствующим видом. Мальчик кивнул, но не ответил на улыбку.

Скоро все вошли в театр.

В усадьбе у мессера Алессандро были богатые и изобильные огороды, птичник и множество деревьев, на которых зрели оливки и персики. Утопающий в зелени сада дом побелили известью, а между домом и прудом с карпами располагался сарай, где слуги хранили свои инструменты. Ведь для ухода за таким хозяйством нужно много всего — например большая приставная лестница.

Когда мессер Алессандро и его шумная свита исчезли внутри анатомического театра, мальчик пошел в сарай и взял лестницу. Она оказалась большой и тяжелой, а мальчик — маленьким и легким, и тащить ее по тропинке от сарая к театру было невообразимо тяжело. Еще труднее — поднять один конец лестницы и прислонить к стене театра, но кто хочет, тот добивается, как не раз говаривал цирюльник. Лестница весит столько, сколько весит. А ему нужно наверх. Взгляд цирюльника его напугал, но не смог остановить, и он начал карабкаться вверх по лестнице.

Забравшись на самую верхнюю ступеньку, он встал на цыпочки: только так ему хватало роста, чтобы заглянуть за край стены. С его места анатомический театр был виден как на ладони.

Представление шло полным ходом. Мальчик сразу понял: по сравнению с виденными им раньше вскрытиями кое-что изменилось. Медик работал скальпелями лично. Алессандро как раз склонился над трупом, чтобы взрезать живот. Всякое правильное вскрытие начинается с маленького надреза в утробе. Мессер называл эту точку непосредственно под пупком центром кожи.

Мальчик посмотрел на цирюльника, стоявшего рядом с мессером. Взгляд его все еще был темен, но мальчик сомневался, что мысли цирюльника обращены к произошедшему между ними. Мальчик прожил с ним бок о бок два года, не расставаясь ни на день, и хорошо его знал. Он догадывался, в чем причина. Самолюбие. Цирюльник страдал от того, что вынужден уступить свои ножи другому. Мальчик мог подробно разглядеть каждый из них. Ножи лежали там, внизу, блестящие и обоюдоострые. Кто-то аккуратно и красиво разложил их на белой скатерти маленького столика, стоящего возле трупа. Сегодня роль цирюльника сводилась к тому, чтобы подавать мессеру ножи, которые тот просил. Из хирурга его низвели в подавальщики. Он будет наблюдать за вскрытием с близкого расстояния, будет даже причастен к нему, но мальчик уже понял: для цирюльника в отличие от большинства людей вскрытие — это не развлекательное зрелище. Суть вскрытия для него заключалась в рассечениях, в порезах, в дроблении костей. Это захватывающее и поучительное приключение пальцев. Танец ножей. Если что и стоило труда, так это ощущение вспарываемых ножом тканей, а не возможность увидеть скрытое под ними. Уязвленное самолюбие и зависть разглядел мальчик во взгляде цирюльника, покорно стоящего за спиной своего учителя.

Вскрытие длилось пять часов, пока не наступила темнота. Мальчик спустился с лестницы, когда они приступили к голове и глазам. Он не хотел видеть, как будет уничтожено ее лицо. Он пошел к себе и лег спать. Заснув, он видел сны, от которых свербило в носу.

Когда вечером дверь в его каморку рывком отворилась, мальчик не сразу сообразил, что сон кончился и в его каморку ломится явь. Цирюльник воспользовался его замешательством. Он прыгнул вперед и рукой зажал мальчику рот.

— Что ты делал с трупом, щенок? — прошептал он.

Мальчик не мог ответить — цирюльник слишком плотно стиснул его губы.

— Все, все осквернено. Труп предназначен для ножей. Всегда только для ножей. К нему не прикасаются так, как ты прикасался. Что на тебя нашло? Твоя мать говорила, будто в тебе сидит дьявол. Долгое время я думал, что она ошибалась и на самом деле это ангел-хранитель, но, похоже, она все-таки оказалась права.

Свободной рукой он схватил мальчика за горло и стал его душить. Тот вытаращил глаза и в льющемся через окно слабом свете луны увидел, как по щеке цирюльника скатилась слеза — или ему только показалось? Сначала у мальчика закружилась голова. Потом ночь прорезал яркий свет, и снова опустилась тьма, еще чернее прежней.

— Счастье снова меня оставило, — где-то во тьме произнес цирюльник.

Мальчик ощутил, как его трясет и покачивает. Тряска то прекращалась, то начиналась снова. Блеснула первая мысль: «Я спускаюсь под землю, это дорога в ад». Затем ожили его веки. Он несколько раз непроизвольно моргнул, пока веки не начали снова ему повиноваться. Когда моргание закончилось, он стал смотреть. Увидел, что лежит на двуколке. Впереди, спиной к нему, сидел цирюльник и правил ослом. «Значит, мы вместе спускаемся в ад», — подумал мальчик. Он начал озираться, стараясь рассмотреть темные пейзажи. Они ехали по знакомой дороге. Оказалось, дорога ведет вовсе не в геенну огненную, но от того места, куда они направлялись, до нее было рукой подать.

Чтобы спастись, мальчик должен был лежать неподвижно и дышать как можно реже и незаметнее. Он так и делал. Двуколка наконец завернула за угол стены и остановилась на задворках Кладбища невинных. Пока цирюльник копал ему могилу у стены, он лежал не шевелясь. Когда могила показалась цирюльнику достаточно глубокой, он вернулся к двуколке и взялся за мальчишку. Большой и сильный мужчина стащил его с телеги за волосы, будто он не человек, а звериная туша. Мальчик стиснул зубы, чтобы не закричать. Затем цирюльник пинками катил его по земле до могилы и ногами столкнул в яму. Мальчик упал на спину и прикрыл рукой лицо. Цирюльник торопился и сразу начал забрасывать яму землей. Мальчик посчитал себя счастливцем — благодаря темноте он смог прикрыть рот рукой и сохранить немного воздуха для дыхания. Скоро наступила кромешная тьма, а на грудь легла страшная тяжесть. Мальчик прислушивался. Наконец упала последняя лопата земли. Ему тоже досталась неглубокая могила. Он мог расслышать, как цирюльник садится на двуколку и хлещет вожжами осла.