Критика криминального разума - Майкл Грегорио Страница 55

— Рисовать, сударь? Я вас не понимаю.

— Эти следы. Я хочу их скопировать. Есть в доме карандаш?

— В комнате хозяина, сударь. Но я ведь не могу его будить. — Слуга оглядел сад. — Одну минуту, — сказал он, отламывая хрупкую веточку от голого куста розмарина рядом с дверью на кухню, затем отворил дверцу фонаря, зажег веточку на огне, потушил ее о снег и протянул мне.

— Древесный уголь, ну конечно! — воскликнул я с улыбкой.

Повседневное общение с гением явно оставило свой след и на интеллекте необразованного лакея. Простой инструмент, который он так легко изготовил, оказался как нельзя кстати. Я положил бумагу на снег рядом со следом, чтобы отметить его длину, затем опустился на колено и зарисовал очертания. На подошве одной туфли (левой) имелся отчетливый поперечный разлом, который мог быть весьма полезен для дальнейшего сравнения. Воодушевившись, я нарисовал план сада со стрелками, указывавшими направления движения незнакомца. Иоганн молча внимательно наблюдал за мной.

— Вы не слышали ничего необычного прошлой ночью, полагаю? — спросил я, завершив рисунок.

— Нет, сударь, я… нет, не слышал, — запинаясь, ответил он.

Я поднял голову и пристально взглянул на него. Слуга поспешно отвел глаза.

Возможно, он впустил в дом кого-то, чей визит не одобрил бы его хозяин? Но это совершенно нелогично. Стал бы он мне показывать следы, если бы знал наверняка, кому они принадлежат?

— Совсем ничего, Иоганн? — настаивал я.

Мог ли он воспользоваться тем, что престарелый хозяин спит? Иоганну ведь не более тридцати лет. У него, наверное, есть возлюбленная или жена.

— Поднимите фонарь повыше, — попросил я и, когда слуга выполнил мою просьбу, внимательно взглянул ему в лицо. — Поверьте мне, Иоганн, все, что вы мне расскажете, останется между нами, ваш хозяин ничего не узнает. Вы пригласили кого-то в дом, не спросив разрешения у профессора Канта?

— О нет, сударь! Нет! — очень резко и решительно отреагировал Одум. — Я бы никогда не осмелился ни на что подобное. Клянусь вам, сударь.

Несмотря на столь страстное исповедание собственной невинности, Иоганн вот-вот готов был разрыдаться. Я ждал, молча наблюдая за ним. Трюк, к которому мы, судьи, очень часто прибегаем.

— По правде говоря, сударь, — произнес он наконец, — мне действительно надо… сделать небольшое признание. Мне придется нарушить обещание, но… я… не хочу от вас скрывать.

Он поставил фонарь на землю, потер руки, сжал кулаки и печально уставился на меня.

— Профессору Канту может угрожать очень большая опасность, — напомнил я.

— Я… я боялся об этом кому-то говорить, сударь. Особенно господину Яхманну. Я думал, что потеряю место, если он узнает. Герр Яхманн приказывал мне никогда не оставлять профессора Канта одного.

— Совершенно верно, — подтвердил я.

— И я всегда свято исполнял его приказания, сударь. Вот только…

— Только что?

— Только сам профессор Кант.

— О чем вы?

— Он попросил оставить его одного на час прошлой ночью, сударь. Он позволил мне посетить жену. Можно даже сказать, что он… настаивал.

— Одного? — Я был потрясен. — С какой стати профессору пришло в голову отсылать вас куда-то прошлой ночью?

— Он работает над книгой, сударь. И заявил, что не хочет, чтобы его отвлекали. Я попытался возражать, но профессор настаивал, говоря, что я должен воспользоваться представившейся мне возможностью. Более того, сударь, — добавил Иоганн, — подобное случалось несколько раз.

— И когда был последний раз?

— Как раз вчерашней ночью…

— А до того? — прошипел я.

— Неделю, десять дней назад, сударь. За последний месяц он отпускал меня пять или шесть раз.

Мне было страшно подумать, какой смертельной опасности подвергал себя профессор Кант. Я представил, как убийца, подобно пауку, наблюдающему за мухой, угодившей к нему в сети, ходит вокруг дома, а старый философ сидит там в полном одиночестве.

— Как же вы могли?! — вскипел я. — Оставить его одного в доме ночью?! В его-то возрасте?!

Иоганн уже рыдал.

— А что мне было делать, сударь? — воскликнул он, вытирая слезы рукавом. — Герр профессор так добр ко мне. С моей стороны было бы страшной неблагодарностью не выполнить его просьбу. Не могу скрыть от вас также, сударь, что, живя здесь, я очень скучаю по жене и детям.

— Вам следовало бы сообщить господину Яхманну, — сказал я. — Это был ваш долг. Он управляет всеми домашними делами профессора Канта.

— Я знаю, сударь. Только вот герр Яхманн сюда больше не приходит. — Мгновение он молчал, не зная, продолжать или нет, а затем с крестьянской практичностью добавил: — И ведь мой хозяин — профессор Кант, сударь. Я ему должен подчиняться, а не кому-то другому. Поверьте, я оказался в очень сложном положении.

Иоганн наклонил голову и начал всхлипывать как ребенок.

— Вы прекрасно знаете, что происходит в Кенигсберге, — произнес я, положив руку ему на плечо, чтобы немного успокоить. — По городу разгуливает убийца. Вам не следует ни на секунду об этом забывать!

Иоганн прикусил губу, стараясь справится с эмоциями.

— Клянусь вам, сударь! Я никогда больше не оставлю его одного…

— Так ведь он и сейчас один, не так ли? — заметил я. — Идите в дом, Иоганн. Я закончу здесь сам. Как только доберусь до Крепости, тотчас же пришлю солдат.

Слуга повернулся идти, но остановился.

— Вы ведь не скажете господину Яхманну, сударь? — умоляющим голосом произнес он, глянув на меня через плечо.

— Я надеюсь, что вы дадите мне знать при первых признаках опасности, — ответил я, не пытаясь его успокаивать. — Без колебаний. Немедленно вызывайте солдат!

Я смотрел, как слуга возвращается по дорожке к главному входу в дом. Когда несколько мгновений спустя я последовал за ним, то услышал, как закрывается входная дверь, и задвигаются засовы. Поспешно направляясь к центру города, я физически ощущал близость опасности. Старый профессор и его слуга одни в доме, а жестокий убийца свободно разгуливает по улицам. Он уже поставил свою «метку» на Канте, а ведь пройдет еще определенное время, пока солдаты доберутся до профессорского дома. И вновь я ощутил страшную тяжесть ответственности, лежащей на моих плечах. Еще полчаса назад это была ответственность за благополучие Пруссии, теперь к ней прибавилась ответственность за судьбу человека, которым я восхищался и которого любил больше всего на свете. За исключением, возможно, только жены и детей.

Я свернул с Магистерштрассе в темный переулок, который вел по направлению к городскому центру и к Крепости. Шагая по безлюдным, обсаженным деревьями улицам, я думал о том, что человек, посмевший вторгнуться в sancta sanctorum [19]Иммануила Канта, должно быть, следовал тем же самым путем, которым теперь иду я. Он может скрываться за любым из этих деревьев. Я то и дело оглядывался по сторонам, ускоряя шаги. Время от времени передо мной представала большая стеклянная колба, в которой плавала моя голова, и доктор Вигилантиус, стирающий с рук капли моей липкой крови и откладывающий в сторону скальпель.