Тайна голландской туфли - Эллери Квин Страница 56

Эллери, удобно развалившись на стуле, покуривал. Его пальцы механически перебирали листки истории болезни, однако глаза уперлись взглядом в глаза отца, сидевшего за столом покойного Дженни. Между ними, несомненно, происходил какой-то безмолвный разговор. Что-то сложно передаваемое появилось во взгляде инспектора: и изумление, и понимание, и целенаправленность одновременно. И почти мгновенно оно умерло, оставив угрюмое и собранное выражение в лице старика.

Эллери улыбнулся.

— Я так понимаю, — сказал он, — что инспектор Ричард Квин сделал важное открытие. Давайте его послушаем! Отец, не хотел бы ты завершить диктовку меморандума комиссару полиции?

— Хотел бы, — спокойным, ровным тоном произнес инспектор.

Он поднялся с кресла, протиснулся в узкое пространство и, медленно перейдя кабинет, положил кулаки на пишущую машинку мисс Прайс.

— Ну что же, мисс Прайс, — сказал он, сверля ее яростным, внушающим страх взглядом. — Убийца миссис Дорн и доктора Дженни — хватай ее, Томас! — это Люсиль Прайс!

Уже вечером газеты кричали со всех полос об аресте по подозрению в двойном убийстве медсестры и ассистентки доктора Дженни Люсиль Прайс.

И при этом никаких деталей не сообщалось.

Никаких деталей никто и не мог дать. Более новостей не было.

Каждый главный редактор Нью-Йорка задавал своим репортерам по криминалистике один и тот же вопрос: «Это доподлинный факт или еще одна утка, как и арест Свенсона?»

И в каждом случае ответом было: «Не знаю».

* * *

Исключением был ответ Питера Харпера, который ворвался в кабинет своего главного и закрылся с ним там на полчаса, — и они говорили, говорили, говорили.

И когда он ушел, главный трясущимися руками сгреб толстую пачку листков на столе и начал читать. Глаза его вылезли из орбит. Он схватил телефонную трубку и принялся отдавать приказания своим подчиненным.

Что касается Харпера, то он прекрасно знал — он, и только он держал в своих руках секундомер, отсчитывающий минуты до момента X, когда запустится вся громадная машина прессы, заработают типографские станки, тиражируя рассказ о громком двойном преступлении и его раскрытии... до момента, когда Эллери Квин даст свое разрешение на публикацию всех деталей. Поэтому Харпер прыгнул в такси и помчался в направлении управления полиции.

Его краткое сотрудничество с Эллери Квином принесло поистине золотые плоды.

* * *

Окружной прокурор Сэмпсон был в осаде. После спешного совещания с Тимоти Кронином, своим заместителем, он пешком направился к управлению полиции, с трудом проскользнув неузнанным мимо жаждущих крови репортеров.

* * *

В мэрии было не протолкнуться. Мэр, запершись в своем кабинете с кучкой помощников, мерил шагами пространство, как разъяренный тигр, диктуя, отдавая команды, отвечая на телефонные звонки властей. С его красного разгоряченного лица стекали капли пота.

— Междугородний. От губернатора штата.

— Давайте! — Мэр рванул из рук секретаря трубку. — Добрый день! — Тут лицо его обрело спокойное, цивильное вашингтонское выражение, и он покачался на носках своих штиблет — движение, хорошо знакомое миллионам киноманов. — Ну что ж, следствие завершено. Да, знаю, знаю. Она раньше почти не фигурировала в деле. Редчайший случай в практике. Пять дней — каково, а? — всего пять дней на раскрытие двух самых сенсационных убийств в истории города! Детали я сообщу позже. Благодарю вас, господин губернатор!

Повисла уважительная тишина.

И вновь капли пота проступили на его лице, и вновь он, рыча, отдавал приказания и отвечал на звонки, потеряв деланое спокойное достоинство.

— Да черт вас побери! А где комиссар? Попробуйте соединиться снова! И что за всем этим стоит? Господи, да я, наверное, единственный человек в Нью-Йорке, который до сих пор не знает, что происходит!

* * *

— Да, господин мэр. Простите, не мог до вас дозвониться раньше. Очень-очень занят. Ха-ха! Нет, сейчас не могу вам дать детали. Но все в порядке, будьте уверены. Волноваться не о чем. Нет, Прайс все еще не призналась. Она просто не говорит ни слова. Играет в молчанку. Но это обычное дело — упрямство стоящего на краю пропасти. Она пока не догадывается, что мы знаем все. Делает вид, что у нее алиби. Инспектор Квин пообещал, что она расколется до вечера. Да-да... Что? Ну конечно! Интереснейший случай. В нем несколько прелестных деталей. Да! Ха-ха! До встречи.

Комиссар полиции Нью-Йорка повесил трубку и сразу устало обмяк в своем кресле, выжатый до предела.

— Что за черт, — слабым голосом сказал он ассистенту, — Квин мог бы подкинуть мне хотя бы намек на то, что там происходит.

Две минуты спустя он был уже в коридоре, промокнув лоб и решившись сам отправиться в кабинет инспектора Квина.

* * *

Кабинет инспектора Квина в тот день был самым, пожалуй, тихим местом в Нью-Йорке. Сам инспектор сидел в своем кресле, отдавая негромким голосом команды по внутренней связи и в моменты затишья диктуя стенографистке.

Эллери расположился здесь же, в кресле у окна, с аппетитом поедая яблоко. Он, казалось, пребывал в полной гармонии с миром.

Джуна сидел, сложив ноги, у ног Эллери на полу, уничтожая шоколадную плитку.

Через кабинет безостановочно тек поток детективов.

Заглянув в дверь, полицейский спросил:

— Вас хочет видеть Хильда Дорн, шеф. Пустить ее?

— Хильда Дорн? — Инспектор откинулся в кресле. — Давай, Билл. Это на несколько минут.

Детектив вернулся с Хильдой Дорн.

Девушка была одета в траур — привлекательна, хрупка, как прежде, с розовыми от волнения щеками. Трясущимися пальчиками она схватилась за рукав инспектора:

— Инспектор Квин!

Джуна вежливо поднялся с пола, вслед за ним и Эллери, не переставая жевать яблоко.

— Садитесь, мисс Дорн, — радушно пригласил инспектор. — Я рад, что вы неплохо выглядите. Наверное, оправились после волнений... Чем обязан?

— Я хотела... — Губы ее тряслись. — Я думала... — Она в смущении замолчала.

— Вы, вероятно, слышали новости? — с улыбкой предположил инспектор.

— Да-да! Я думаю... это так мерзко, — детским голоском сказала она, — и это так благородно, что вы поймали эту ужасную женщину. — Она содрогнулась всем телом. — Я едва могла поверить. Она ведь приходила к нам в дом, она лечила маму...

— Она виновна и понесет наказание, мисс Дорн. А теперь...

— Я... я не знаю, с чего начать. — Она теребила перчатки, лежащие на коленях. — Я насчет Филипа. Вы знаете — Филип Морхаус, мой жених.