Марш Турецкого, или 50 шагов следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры РФ - Фридрих Незнанский Страница 56

Дверь оставалась открытой она и не подумала ее запереть, когда побежала за помощью.

Перед закрытой дверью в гостиную Таня остановилась и сказала:

- Здесь.

- Погоди-ка.

Я отстранил ее, намереваясь не впускать в комнату, где произошло предполагаемое убийство, никого, будь то даже хозяйка квартиры.

- Постой здесь, пожалуйста, попросил я Таню.

Объяснять ей ничего не надо было, она все понимала. Ей оставалось только положиться на меня. Что она и сделала. Я вздохнул и, открыв дверь, вошел в комнату.

Да, убийство было налицо…

Уложив Таню у нас на диване и прикрыв ее пледом, Ирина еще долго сидела около нашей гостьи, слушая, как та постепенно затихала. Таня все еще всхлипывала, но в конце концов лошадиная доза снотворного сделала свое дело, и в итоге потрясенная женщина заснула.

Все это время я просидел на кухне и отчаянно дымил, куря сигареты одну за другой.

Вошла Ирина и поморщилась:

- Форточку бы открыл. Хоть топор вешай…

- Угу, сказал я.

Она села напротив и внимательно посмотрела мне в глаза.

- Между вами что-то было? спросила неожиданно.

Я так закашлялся, что, казалось, никогда не перестану. Наконец прохрипел:

- Ты о чем?

- Саша, нежно проговорила моя жена. Неужели ты думаешь, что женщины не чувствуют таких элементарных вещей? Ты ошибаешься, Саша.

- Слушай, Ирина! возмутился я. О чем ты сейчас говоришь?! У человека только что отца убили! А ты… Как не стыдно, Ира?!

Она кивнула и встала.

- Значит, было. Кобель ты, Саша. Она еще раз смерила меня взглядом, полным презрения, и вышла.

Ну, было. Мало ли что… Я и поподробнее могу рассказать об этом романе, хотя о чем там рассказывать, обыкновенная история. Зачем же из-за пустяка сцены устраивать? Глупость какая-то, ей-богу.

Зазвонил телефон, и я выругался вслух:

- Дадут мне эти сволочи сегодня поспать или нет?

Я снял трубку с аппарата, который стоял тут же, на кухне:

- Турецкий слушает.

Услышав голос в трубке, я чуть не грохнул телефон о стену.

- Это господин старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры? ласково спросил меня Грязнов. Ты мне лучше вот что скажи. Твоя контора возьмет это дело к своему производству? Или поручит следствие Мосгорпрокуратуре?

- Слава, солнце мое, ответил я, ты что же думаешь, я сплю и вижу, как это дело передают мне? Да берите вы, МУР и горпрокуратура, его со всеми потрохами!

- Начальству виднее, сказал Грязнов.

Я понял, что устал донельзя. Еще немного, и я нагрублю этому хорошему человеку, своему большому другу. Поэтому я сдержался. А он спросил:

- Где Таня?

- Таня?

- Ну, Зеркалова, дочь убитого.

- Спит в соседней комнате.

- Молодец! с иронией произнес Грязнов. Красивая баба никогда не должна оставаться ночью одна.

- Пошел ты! Тут я разрядился предложением слов так примерно из пятнадцати, и среди них не было ни одного печатного.

Я изо всех сил напряг ее, волюшку мою родимую, и заставил-таки себя проснуться.

- Ты чего? испуганно смотрела на меня Ирина.

Я поднял ладонь к глазам и с силой на них надавил:

- Я что, кричал во сне?

- Ты? переспросила она. Да ты визжал, будто тебя резали.

- Что, серьезно?

- Дальше некуда!

- Да, пробормотал я, дальше некуда, действительно. Уволюсь я с этой работы, к чертовой матери.

- Кофе сделать?

- Будь добра. Уволюсь, ей-богу! Обратно в газету уйду…

- Не пугай меня, Турецкий. Ира встала с постели и, шлепая по полу босыми ногами, отправилась в кухню.

- В каком смысле не пугай? остановил я ее вопросом у порога.

В дверях она повернулась ко мне и объяснила:

- Если ты еще раз повторишь, что уволишься, я начну в это верить. А я не хочу этого. Я знаю, чем все твои уходы кончаются.

- Ты не хочешь, чтобы я увольнялся?! удивился я. Тебе нравится, что твой муж постоянно рискует оставить тебя вдовой?

Сказал и чуть не прикусил себе язык. Что это со мной? В жизни не позволял себе подобных пошлостей. Супермен, твою мать!… "Рискуешь" ты… Позер! Жлоб!…

- Я не хочу верить, что ты можешь уволиться, сказала Ира. И не хочу верить, что это вообще возможно. Если я в это поверю хотя бы на парочку процентов, я стану этого не просто хотеть, а жаждать. И тогда наша семья лишится покоя навсегда, потому что ты так не поступишь никогда.

- Ты что, стихи писать начала? спросил я.

- Почему? удивилась она.

- В рифму говорить стала. Но ты не волнуйся, ладно? А то ведь и до поэм недолго. Станешь профессиональной поэтессой, и тогда наша семья точно лишится покоя. Кофе хочу.

Она все- таки не уходила. В ее глазах я с тревогой прочитал что-то похожее на зарождавшуюся надежду.

- А помнишь, спросила она, ты мне рассказывал, как Слава Грязнов ушел из милиции и стал частным сыщиком?

- А помнишь, зарычал я на нее, я тебе говорил, что Слава Грязнов вернулся в милицию и является в настоящее время заместителем начальника МУРа?

- Саша…

- А помнишь, продолжил я тем же тоном, я говорил тебе, что хочу кофе?! А помнишь, ты мне сказала, что сделаешь мне кофе?! А помнишь?

Но она уже вышла из спальни и изо всех сил хлопнула за собой дверью.

Наскоро умывшись, я пришел на кухню и увидел за столом Таню Зеркалову. Кофе был разлит по чашкам, и Таня машинально подносила к губам то печенье, то чашку с кофе. Ирина у плиты поджаривала гренки гости иногда приносят маленькие радости.

- Доброе утро, не стесняясь своего обнаженного торса, я сел за стол и взялся за кофе.

- Здравствуй, Саша, отрешенно ответила Таня.

Я выругался про себя. У человека отца убили, а ты ему "доброе утро!". Дурак ты, Турецкий!

Меркулов слушал очень внимательно и так же внимательно смотрел на меня, не сводя глаз. Сначала я почему-то запинался, но потом речь моя пошла плавнее, и закончил я свой рассказ вполне пристойно. Костя ни разу не перебил. Слушал как рождественскую сказку. А после того как я закончил, помолчал, переваривая услышанное, и сказал:

- Ну что ж. Выноси постановление о возбуждении дела и принимай его к своему производству.

Что и требовалось доказать.