Русские флибустьеры - Евгений Костюченко Страница 56

Кирилл задумался.

- Надо сначала посчитать, сколько их.

- Всех не пересчитаешь, - ответил Орлов, глядя на пароход. - Поди узнай, сколько их там, на борту. А сколько на разных постах, по берегу разбросанных?

- У нас шестнадцать винтовок. У них - больше.

- Это до первой стычки.

- Ладно, - сказал Кирилл. - Если б вытащить наших из пещеры, да уйти потихоньку. Так ведь все равно не дадут уйти. Куда ты уйдешь с острова~

- Уйдем. Но сначала пусть уйдут они. Смотри. - Орлов разгреб листья и стал чертить ножом на влажной земле. - Вот тут устроим засаду. Держим позицию минут десять. Ну, или как получится. Но не слишком долго. Клейтон подтягивает все силы, и мы снова отступаем. В горы. Направление - восток. Отрываемся. Мы идем быстро, а они медленно, потому что боятся новой засады. Но ее не будет. Вот здесь ручей. Двоих-троих отправляем в лес топтать ложную тропу на прежнем курсе. А сами круто поворачиваем обратно и уходим по воде.

- На ложную тропу кубинцев отправим, - сказал Кирилл. - Эрнесто с Луисом. Они не заплутают. И знают, как потом выйти к пещере. Там и встретимся.

- Встретимся, но не раньше ночи. Темноты дождемся вот здесь. У того обрыва, где ты спускался в карьер. Там место глухое, схоронимся. А Клейтон проходит мимо нас в горы и продолжает там поиски. Оттуда ему незачем возвращаться к бухте. И он уходит к себе в лагерь, на плантации. А мы - к пещере. Крейсер ночью уйдет. И все.

- Все? - Кирилл усмехнулся. - Если бы так~ Ладно. Будь по-твоему. Пойдем, посмотрим на твою полянку.

* * *

Утром Виктор Гаврилович мог бы заняться чем-нибудь другим. Но он, вызывая неодобрительные взгляды Митчелла и других офицеров, разделся, взял скребок и принялся вместе с отцом Серафимом скоблить борт. Нельзя сказать, чтобы это дело было таким уж привлекательным. Нет, ему просто хотелось поговорить со священником. И очень не хотелось ни о чем говорить с американцами.

Боб Клейтон со своими людьми переночевал на «Орионе», отправив только нескольких стрелков куда-то на берег. С раннего утра Клейтон сам явился на камбуз и долго препирался с коком. В результате сложных переговоров завтрак для стрелков был подан раньше, чем для судовой команды. И роскошный завтрак - омлет с беконом. Беренс знал, как трудно раздобыть яйца и молоко на разоренном берегу. И судовой кок должен был беречь эти деликатесы. Но Клейтон, как видно, пользовался исключительными привилегиями. Он предложил матросам палубной команды присоединиться к экспедиции за черепами. И никто не отказался.

Солнце уже поднялось к зениту, когда отряд Клейтона с шутками и смехом направился к лесистому склону бухты.

- Как на гулянку собрались, - сказал Беренс, глядя им вслед из-под ржавого борта «Ориона»

- А так и есть, - отозвался отец Серафим. - Веселиться отправились. Для них это не просто забава. Охота, как говорят, пуще неволи. Бывало, они приводили на сентраль пару-тройку пленных «мамби ». Как я понимаю, в воспитательных целях. Воспитывали они, естественно, нас. Смирение и кротость в нас пробуждали. Способом вполне ветхозаветным - казнями египетскими, показательными. Привяжут, бывало, черненького крестом между двух столбов, руки-ноги на растяжку. И давай по нему, сердечному, палить из винтовок. И стреляли, пока руку либо ногу напрочь не перебьют. А нам - смотреть да не отворачиваться. А иного к столбу поставят и рубят. Сначала пальцы все отрубят. А последним ударом норовят череп снести. Да так, знаете ли, хитро - повыше бровей ударят, чтоб голова раскрылась, как эдакая шкатулка. Прости, Господи~

- Как же вы согласились служить им? - спросил Беренс.

- Служить? Мы с вами, Виктор Гаврилович, по-разному службу понимаем. Служу я тому же, кому и прежде служил. Господу нашему, Иисусу Христу, и более никому не служу. Что же касается Боба Клейтона и его приспешников, то им я всего лишь подчиняюсь. Встать против них? Убьют, и глазом не моргнут. Следовательно, такой мой поступок стал бы лишь разновидностью самоубийства. Восстание в наших условиях - шаг смелый и гордый, но преступный против Бога. Недаром нам в первый же день показали, что будет с непокорными.

- Да, жаль казаков~

- Я предполагаю, к их судьбе Лукашевич руку приложил. Говорят, что по его приказу все конвойные в ту ночь спали в одном бараке. Раньше они в разных концах ночевали. И постов было больше, но Лукашевич почти все снял. Оставил только одного караульщика. Вроде бы объяснил тем, что народа мало, людей беречь надо. Вот и уберег~ Встаем поутру - а на нас клейтоновские винтовки смотрят. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.

- Надо составить список тех, кто погиб, - сказал Беренс. - Вернемся, будут представлены к посмертным наградам. За верность присяге.

Отец Серафим разгладил редкую курчавую бородку, стряхивая с нее ржавчину, и смущенно улыбнулся:

- Вернемся ли? Ой, что мне будет, ежели я вернусь~ И подумать страшно. А если еще и вы в разговоре с моим начальством присовокупите свое мнение, так мне одна дорога, на Соловки. И все же я выскажусь, если позволите. Вот вы говорите - присяга. Да, хранить верность присяге - дело похвальное. Но чья похвала нам дороже? Людская или Божья? А ведь Господь прямо говорит - не клянитесь! Не присягайте! Не в вашей власти решать, что с вами будет! Мы ведь созданы не для того, чтобы всю жизнь подчиняться командирам, царям и прочему начальству. Не начальство нас породило, а токмо Единый Отец. Но и он с нас присяги не требует, по великодушию своему. И мы~

- Довольно странно слышать такие речи от военного священника, - перебил его Беренс.

- Мне и самому странно, какие перемены я в себе наблюдаю. Словно пелена с глаз упала, стоило на смерть в упор посмотреть. Читаю мысленным взором Писание и вижу, что слово Божье упрятано под нагромождения человеческих мудрствований и хитроумных установлений. Вот, к примеру, сказано: «Не убий». Но в том же Ветхом Завете имеется двадцать шесть упоминаний о необходимости смертной казни. «Ворожеи не оставляй в живых», и прочая, и прочая, и прочая. Как это можно соединить - запрет на убийство и смертную казнь?

- Ну, на то он и Ветхий, тот завет, - попытался возразить Беренс. - В том смысле, что устаревший, и его исполнять не следует.

- Да? Значит, веровать будем в учение Христа, а государственную жизнь будем вести по иудейскому закону, отмененному Христом? Но вера без дел мертва. По делам нашим видно, в кого мы веруем. Если любим ближнего, если не гневаемся, если из двух своих одежд одну отдаем голому - тогда видно, что мы христиане. Но как же ловко все переиначено! Скажем, объявляют грехом напрасный гнев. Следственно, гнев праведный - дело благое, так, что ли? Христос не признает ни судов, ни царей, ни богатства - а мы? А мы только ради богатства и живем.

- Я не живу ради богатства. Что за манера, употреблять «мы», когда касаются общества! Пусть каждый отвечает за себя.

- И ответит, - мягко улыбнулся отец Серафим.

- Значит, вы решили примкнуть к~ - Беренс замялся, в последний момент заменив слово, - ~к заключенным, потому что их действия согласуются с вашими убеждениями.