Два билета в никогда - Виктория Платова Страница 56

– Я хотела ее смерти. Все эти годы. Все то время, что знала ее. Она была плохим человеком. Жестоким. Несправедливым. Она могла унизить… Да черт возьми, она только и делала, что унижала. Одним своим видом давала понять: вы – никто. Проклятая старуха!

– Софья Леонидовна!..

– Господи, наконец я могу это сказать!.. Я ее ненавидела. Нет человека, который причинил бы столько боли нашей семье. Толе, мне. Не говоря уже о Сашке.

– На вашем месте я был бы осторожней в выражениях.

– Я и так была осторожна. Даже чересчур. Все эти годы я молчала. Молча жрала все ее пренебрежение и хамство. Таскалась вместе с детьми на дурацкие дни рождения, портила себе каждый Новый год… Что там говорит народная мудрость? Как встретишь Новый год – так его и проведешь? Вот именно! Вот я и проводила его носом в дерьме. И молчала, молчала…

– Почему? Не проще ли было прекратить общение, раз уж так невмоготу? Или… все дело в дивидендах, которые вы надеялись получить?

– Дивидендах? Думаете, я рассчитывала на то, что нам перепадет что-то от старухиных щедрот?

– Разве нет? Разве не ваш муж наследовал состояние матери в случае ее кончины? Вместе с братьями, разумеется?

– Ха-ха! Надеяться, что с Беллой что-то случится, – это все равно что надеяться на цветение вишни в феврале. Старуха блюла себя. Массажисты, тренеры по фитнесу… Раздельное питание. Не удивлюсь даже, если она пила коктейли из крови младенцев по утрам. А все для того, чтобы протянуть до ста двадцати, портя нам жизнь.

– Думаю, это было не единственной ее целью.

– Но одной из главных.

– Так почему вы продолжали общаться?

– Все дело в Толе. Он любил мать.

– Несмотря на унижения?

– Он хотел мира.

– Даже ценой тех страданий, которые претерпевали вы?

– Он не понимал их глубины.

– А вы пытались объяснить? Поговорить с ним?

– Время от времени. Но с Толей все намного труднее, чем с моими пациентами.

– Вы врач?

– Я психоаналитик.

– Вот как… Еще один специалист по психологии.

– Не понимаю вас.

– Личный секретарь Новиковой… Карина Габитовна.

– Она психолог? Я не знала. У Беллы был своеобразный подход к персоналу. Не очень удачный, надо сказать. Особенно это касается людей, которых она упорно называла личными секретарями.

– А на самом деле? Кем они были?

– Мальчиками для битья. Иногда – девочками. За семнадцать лет знакомства со старухой я их десятки перевидала. Ну, пятнадцать как минимум. Каждый Новый год, каждый ее проклятый день рождения – новое лицо.

– Были и мужчины?

– Было несколько юношей… О, нет, это не то, о чем вы сейчас подумали…

– Откуда вы знаете, о чем я подумал?

– Интимные отношения, не так ли? Первое, что приходит в голову. Но я сомневаюсь, что Беллу это вообще интересовало. Перверсивной личностью в классическом понимании она, конечно, не была. Но ее отношения с людьми… Изощренный садизм, вечное желание доминировать… Иначе, как психологической перверсией без сексуального подтекста, назвать это я не могу.

– Мудрено.

– Ничего сложного. Но если отказаться от терминов… Старуха унижала своих наемных работников так же, как и нас, членов семьи. Самодурствовала. Самодурствовать было ее естественным состоянием. Мне кажется, она любого человека испытывала на прочность.

– Опасное занятие. Так и врагов нажить немудрено.

– Она хорошо платила за свои капризы.

– Думаете, что тушить такой пожар можно большими деньгами? А вдруг не сработает?

– Срабатывает, как правило. Практически никто не уходил от нее добровольно.

– Вы хорошо осведомлены, Софья Леонидовна.

– Несколько лет назад моим пациентом был один из ее бывших личных помощников. Пришлось выводить его из состояния глубокой депрессии.

– Удалось?

– На тот момент – да.

– Очевидно, он многое рассказал о своей работодательнице?

– Ничего такого, о чем бы я не знала. Или хотя бы не догадывалась.

– Выходит, госпожа Добрашку была единственной, кто прошел испытание на прочность?

– Кто это? Госпожа Добрашку?

– Карина Габитовна. Нынешний ее секретарь.

– Да-да. Я поняла. Она подзадержалась, это правда. Мы имели счастье лицезреть ее второй год подряд.

– Как думаете, почему?

– Скорее всего, этому благоприятствовала болезнь Беллы. Она просто воспользовалась ситуацией, эта… Добрашку. Ужасная фамилия.

– Румынская.

– Час от часу не легче! Какая ирония, согласитесь. Третировать окружающих на протяжении десятков лет, чтобы потом полностью оказаться во власти какой-то румынки.

– Ну… Она еще искусствовед, не только румынка. Специалист по декоративно-прикладному искусству Южной Африки.

– Я впечатлена. Но прежде вы говорили, что она психолог.

– Училась какое-то время на психогическом… Так она утверждает, во всяком случае. Где у нас готовят психологов? В университете?

– Да где угодно! Масса факультетов распихана по самым разным ВУЗам…

– А где учились вы?

– В Санкт-Петербургском университете. Это имеет какое-то значение?

– Просто интересуюсь. Вы ведь примерно одного возраста с госпожой Добрашку… Могли оказаться в одной студенческой среде…

– Моей средой был Толя. Я довольно рано вышла замуж.

– И у вас сразу же начались нелады со свекровью?

– Она всегда считала наш брак мезальянсом.

– Э-э?..

– Смущает термин?

– Да нет. Я понимаю, что такое мезальянс. Но не могу понять, что конкретно не устраивало в вас Беллу Романовну.

– Сам факт моего существования.

– А если бы на вашем месте оказалась другая?

– Думаю, ее постигла бы та же участь.

– Ваш муж так сильно привязан к матери?

– Не могу сказать, что в этом есть что-то болезненное. Никакого Эдипова комплекса, поверьте. Он довольно ровно относится и к матери, и к брату… Братьям… И он слишком много работает, иногда – по двадцать часов в сутки. При таком режиме особо не порефлексируешь.

– Чем он занимается?