Будильник в шляпной картонке. Колокол смерти - Энтони Гилберт Страница 56

«Вот уж не думала, что люди здесь умываются», – подумала она, стряхивая с пальцев капли.

Мэй почти сразу же нащупала выключатель и повернула его. Над купелью вспыхнула полоска света. Церковь выглядела достаточно угрюмо. Казалось, в тусклом свете разместилась целая армия призраков. В восточном углу было совершенно темно, в остальных частях помещения царил полумрак. В принципе кто-нибудь мог молиться в том дальнем углу, но ведь нужно же хоть какое-то освещение. Нет-нет, наверняка все уже разошлись по домам. Ее взгляд упал на расписание богослужений, вывешенное в дубовой рамке рядом с выключателем, и Мэй подошла поближе. Нет, она ошиблась в своих предположениях, никаких изменений в расписании не было, сегодня служба прошла, как и обычно, в шесть. Тем более странно, что церковь не заперта. Вилли всегда так пунктуален.

Мэй начала пробираться к выходу – ни за какие коврижки не согласилась бы провести здесь ночь. В окнах и небольшой табачной лавке на углу мелькнул свет, и настроение у нее поднялось. Она поспешно шагнула к двери. Да, но куда все же запропастился Вилли? Наверное, заглянул в «Синицу в руках», чтобы поболтать с кем-нибудь. Сейчас примерно без четверти десять, не больше, так что до закрытия еще пятнадцать минут. Она заскочит домой посмотреть, как там Берти, а потом не торопясь дойдет до бара. Внутрь, конечно, заходить не будет. В нынешние времена многие женщины, не смущаясь, говорят, что в барах уютно и замужним там появляться совсем не зазорно, но Мэй придерживалась правил, которым следовали в ее детские годы. Как-то отец выпорол Элси, хотя ей было уже шестнадцать, только за то, что она пошла в бар с одним из местных парней. Суровый был человек, Вилли иногда напоминал ей его. Нет, она просто походит по улице, ожидая появления мужа. Если с ним будут друзья, она просто растворится в темноте, но если, как скорее всего и будет, он окажется один, она возьмет его под руку, и они пойдут домой. День, проведенный в деревне, пробудил в ней нежность к мужу. Удивительно, как сельские виды и воздух исцеляют человеческое сердце, избавляя его от горечи и страхов. Может, все дело в том, что ощущаешь себя в самом центре жизни, созданной природой, а не среди рычащих машин, придуманных человеком. Ладно, как бы то ни было, сейчас ей хорошо. Она вернулась к себе в подвал и заглянула в детскую – Берти спал, как младенец. Мэй снова вышла на улицу и поежилась на холодном вечернем воздухе. Часы в соседней квартире пробили десять. Вилли вот-вот появится.

Перед «Синицей в руках» толпилась небольшая группа людей. Правда, ей показалось, что все вроде были трезвыми. Бояться нечего. А то ведь есть такие места – не бар, а настоящее свинство, например «Красный маркиз». После закрытия пьяницы вопят под окнами полчаса, а то и больше. Но сейчас все разошлись степенно, каждый двинулся своей дорогой. Несколько человек направлялись в ее сторону, но Вилли среди них не было. Они поравнялись с ней, и Мэй сделала вид, что чем-то занята, но в этом не было нужды – никто не обратил на нее ни малейшего внимания. Когда мужчины прошли мимо, ей захотелось броситься следом и спросить, не видел ли кто Вилли, но зашевелившийся внутри холодный страх приковал ее к месту. Если его не было в «Синице», то где же он, что случилось? Есть, конечно, и другие бары, но туда он почти не заходит.

«Что это со мной? Словно пуганая ворона, куста забоялась, – одернула она себя. – Скорее всего, Вилли уже вернулся и вряд ли обрадовался, не застав меня дома».

Мэй заторопилась. Страх сковывал ее тело, казалось, она делает огромные шаги, а дорога все никак не кончается, темная и непроницаемая. Тревогу за мужа усиливала тревога за ребенка. Что ни день, в газетах печатают разные жуткие истории. Не стоило ей уходить и оставлять малыша одного. Она добралась до дому вся в поту, хотя вечер был холодный, и сбежала по ступенькам, сжимая в ладони ключ. Света нигде не видно. Берти по-прежнему спал, и, если не считать его, квартира была совершенно пустой.

Снова выходить на улицу Мэй не стала. Куда идти, она не знала и решила, что лучше всего дождаться Вилли дома. Большая стрелка на кухонных часах обежала круг с десяти до одиннадцати, потом с одиннадцати до двенадцати, а Вилли все не появлялся. Она подумала, не обратиться ли в полицию, но ее остановил страх перед гневом мужа, когда тот вернется и узнает обо всем. За все время совместной жизни Мэй видела его в ярости лишь раз, максимум два, но при этом, по ее собственным словам, у нее возникало такое чувство, что она готова была умереть на месте. Она сидела совершенно неподвижно, словно каменная баба, прислушиваясь к доносящимся из-за окна шагам случайных прохожих. Шторы она не задернула, и время от времени в комнате, где она сидела, вспыхивал свет, а один раз чьи-то шаги замерли у ворот, и сердце у нее забилось, как у юной девушки в свадебную ночь, когда она слышит, как ладонь мужа ложится на ручку двери. Но потом шаги возобновились. Просто кто-то остановился закурить сигарету. Мэй вернулась к своей вахте. Заворочался в кровати Берти, она подошла к нему и поправила одеяло, сказала: «Тихо, тихо, не шуми, папу разбудишь», и увидела, как он свернулся калачиком. Потом вернулась к себе и снова принялась ждать. Все тело у нее болело от страха. На память приходили разные случаи из их совместной жизни. Неужели, подумалось ей, у него вдруг иссякли последние надежды и силы и он решил положить всему конец. Она любила мужа, но знала, что счастливым человеком его назвать было нельзя. Даже Берти не занимал такого уж большого места в его жизни, он жил в своем мире и лишь время от времени открывал дверь и выходил к ней. И что происходит в этом замкнутом мире, она понятия не имела.

Звезды потухли, и небо посветлело в ожидании зари. Мэй всю ночь держала дверь незапертой и теперь стояла, глядя на странное, мертвенно-бледное небо. Уже проснулись воробьи, серая кошка скользнула, словно покрытый мехом угорь, вдоль забора и исчезла в подвальном помещении; из молочной на углу донесся отдаленный стук бидонов. Проехал фургон; Мэй разглядела на борту название одного из крупных магазинов на Ковент-гарден, что открывается еще до рассвета.

«Если утром не получу хоть какого-нибудь известия, пойду в полицию, – решила она. – Все, больше ждать не могу. Я должна знать, что случилось».

Мэй закрыла дверь, пошла на кухню, вскипятила воду и заварила чай. Хороший черный чай с несколькими ложками сахара согрел ее, и, осторожно передвигаясь по кухне, она принялась чистить камин. Если он вдруг вернется, будет рад пылающему огню и ожидающему его чаю. Открыв дверцу буфета, Мэй обнаружила, что Вилли даже не прикоснулся к еде, которую она ему оставила. Выходит, дома его не было весь день.

– Ну вот, – печально прошептала она, не двигаясь с места и сжимая в руках миску с тушеным мясом и запеканкой из риса. – Я ведь всегда знала, что в конце концов что-нибудь его достанет, что-то такое, с чем я ничего не могу поделать, и вот до этого дошло, и я даже не знаю, в чем дело.

Это поразительно. С этим невозможно примириться. Вот она – единая плоть со своим мужем, а где он – одним небесам известно, и она бессильна что-нибудь сделать.

«Дождусь утренней почты и пойду в полицию, – решила она. – А там – будь что будет».

Она немного поспала, положив руки на кухонной стол, бормоча что-то сквозь сон, сдавленно постанывая, и эти звуки донеслись до детской и разбудили ребенка, и он окликнул ее. Она стряхнула с себя дрему и пошла баюкать Берти.