Тайная книга Данте - Франческо Фьоретти Страница 57

— Зачем было его убивать? — спросил он Терино.

— Мы этого не хотели, но приказание было четким: убить Данте и выкрасть поэму, а за это были обещаны солидные деньги. Поскольку поэт все равно умер, мы попытались убедить заказчика, что это мы убили его: мы зашли в дом Алигьери и выкрали рукопись, потом я отправился к заказчику, передал ему пергамент и потребовал плату. Он набросился на меня и принялся душить, а потом, полумертвого, поджег. Мне чудом удалось выжить, я вовремя очнулся и бросился в колодец. Моему напарнику повезло меньше…

— Кто твой заказчик?

— Я не могу раскрыть его имя. Но я искренне надеюсь, что он вычеркнул меня из списка живых.

Отец Агостино положил голову на стол — он устал и был сбит с толку. «В конце концов, меня это больше не касается, — подумал он. — Послушник хотел меня провести, но в итоге наказал себя сам и заплатил за свое воровство высочайшую цену. Он не стал задаваться вопросом, для чего францисканцам яд, а потом сам же и выпил отравленное вино, предназначавшееся Данте».

Теперь перед ними был исполнитель страшного заказа, исполнитель-неудачник, который толком-то и не знал, как совершить преступление. Все это было настолько абсурдно, что падре стал сомневаться в том, что подобный бред мог зародиться в голове представителя рода человеческого, принадлежностью к которому он так простодушно гордился.

— Джованни, ради бога, уведи его! Давай продолжим завтра, ибо еще одна такая исповедь сведет меня в могилу.

Джованни очень хотелось узнать имя заказчика, но он согласился с падре и развязал Терино, после чего проводил его в келью, временно выполнявшую функции тюрьмы.

— А ужин когда? — послышалось из-за двери, когда Джованни поворачивал ключ, перед тем как удалиться.

После той ночи Бернар поседел, у него отросли волосы и борода, казалось, он вмиг постарел на сто лет. Когда он увидел свое отражение в водах реки, ему показалось, что он видит старого отшельника, который приютил его в пещере на склоне горы. Он уже и не думал о том, чтобы открыть ларец, найденный в фундаменте разрушенной церкви, он просто погрузил его на тележку и отправился в обратный путь. Груз был тяжелый, и мул часто останавливался, Бернар понял, что обратная дорога будет длинной и трудной. Он планировал идти назад тем же путем и останавливаться в тех же местах, но теперь двумя остановками было не обойтись. Первую ночь он думал провести в пещере, он надеялся узнать у старого отшельника, где можно будет остановиться на следующий день. Мул уже выбился из сил, но они все-таки смогли добраться до пещеры засветло.

Знакомое место выглядело совсем иначе, вокруг не было ни малейшего следа человеческого присутствия. Вход был завален камнем и зарос кустами дикой ежевики, словно тут уже много лет никто не появлялся. Бернар испугался. А что, если за тот миг, что он провел в долине, прошла уже сотня лет, пространство и время так изменились, что теперь он вернется совсем в другую эпоху? Но потом он вспомнил, что где-то уже все это видел, и попробовал сосредоточиться.

Он вытащил меч и принялся расчищать вход от кустов. Затем он со всех сил толкнул круглый камень, чтобы мул мог пройти внутрь. Когда Бернар оказался в пещере, он разжег огонь, чтобы осмотреться. Он ожидал увидеть две убогие постели: на одной из них он позавчера провел ночь, на второй должен был находиться скелет хозяина. Так все и было: скелет лежал на кровати со скрещенными на груди руками. Но что все это значило? Казалось, что отшельник лег спать как обычно и умер во сне. Видимо, с того момента прошло уже лет пятьдесят. Если бы он умер недавно, его тело не успело бы истлеть, да и вход в пещеру не зарос бы так сильно.

Так, значит, отшельник не был так стар, как говорил, на самом деле он уже давным-давно умер, но каким-то образом все же оказался живым в своей пещере, когда Бернар проходил рядом? Видимо, старец совершил чудо, чтобы спасти его от встречи со стаей голодных волков. Или все это бред и пещера вовсе не та? А может, это нелепая шутка безумного старика и он просто положил в свою постель чей-то скелет и высадил у входа дикую ежевику, чтобы пустить о себе славу святого, творящего чудеса?

Но Бернар слишком устал, чтобы продолжать думать на эту тему. Он просто закрыл вход в пещеру, улегся на старую кровать и постарался заснуть. Огонь становился все слабее и вскоре почти угас. Бернар посмотрел на череп: «Так это был ты? Спасибо тебе за все», и он пожелал скелету доброй ночи. Сначала нас нет, и нет ничего, но после смерти наши останки существуют еще долгие годы. Но что такое эти «до» или «после» — всего лишь разные способы материализации в пространстве, одна из возможностей воплотить то, что невозможно измерить.

Бернар крепко запомнил тот миг в долине Додоны, когда он мгновенно прожил всю свою жизнь. Теперь он знал собственную судьбу, и она больше не заботила его. Былая тоска исчезла, исчезли бесконечные муки, связанные с вечным поиском смысла жизни: быстрее, быстрее, всенепременно понять, пока я еще жив, — зачем? Все это растаяло, как первый снег. Осталось лишь спокойствие, огромное, нечеловеческое спокойствие. Он уже не хотел от жизни ничего, кроме того, что было предначертано свыше. Он помнил все, что увидел в миг озарения: свою жизнь и историю всего человечества, но совсем не помнил момента собственной смерти. Он знал, что она будет, но забыл, как именно это случится. «Как странно», — подумал он, но потом решил, что так даже лучше: вряд ли его смерть будет каким-то выдающимся событием. Он попрощался с черепом отшельника, повернулся на другой бок и заснул.

На следующий день Бернар снова отправился в путь той же дорогой, которой пришел. В деревне он отыскал хозяина мула и попросил проводить его до лодки, чтобы забрать потом животное и тележку. Они отправились в путь вдоль реки Коцит, вплоть до ее слияния с Ахеронтом. Через два дня они добрались до места. Спирос ждал его в Эпире, как договорились, они погрузили ларец в лодку и отправились в сторону Корфу. Там Бернар снова увидел Даниеля. Тот уже собирался возвращаться в Апулию, где появились новые торговые дела. Затем ему нужно было заехать в Анкону, а потом вернуться в Болонью.

— Весь путь займет около месяца. Если у тебя есть время, присоединяйся, — предложил он Бернару.

Джованни был разочарован, но потом подумал, что, наверное, так будет лучше. Похоже, что Данте действительно умер от малярии, как и Гвидо Кавальканти, друг, которого он любил и ненавидел одновременно. И пусть даже Джованни расследовал преступление, которого не было, — в результате он обрел гораздо больше: ему удалось отыскать потерянные песни великой поэмы, допросить незадачливого самоубийцу, найти отца, сына, Джентукку, узнать о таинственном послании в поэме Данте… Его-то и предстояло теперь разгадать в первую очередь… Наверное, любое расследование движется именно так. Преступление — это только повод. Даже если ты найдешь убийцу, убитого уже не вернуть и восстановить равновесие невозможно. А что касается справедливости… Справедливость — это гораздо больше, чем обычная месть. Зачем искать виновного, чтобы его наказать? Конечно, наказывать надо, чтобы новые преступления совершались как можно реже. Но не надо думать, что наказание сможет уравновесить причиненное зло. Наказание — это лишь попытка отгородиться от зла, сделать вид, что его не существует вовсе, тогда как на самом деле оно окружает нас повсюду… И вот теперь, когда выяснилось, что никакого преступления и не было, можно ли считать, что расследование окончено? Самым важным было то, что он узнал много нового о самом себе и нашел своего отца. Но теперь предстояло понять, что стояло за этими числами и стихами. Возможно, Данте и вправду был известен закон Божественной справедливости и он знал о том, что за договор заключил Господь с Моисеем, а Христос со своим народом? Ведь что-то же подтолкнуло его написать поэму о человеческой душе и о том, что происходит с ней в загробном мире. Данте твердо верил, что каждый человек воплощает в себе некий конкретный поступок, который тот совершил при жизни, и после смерти душа бесконечно переживает содеянное. Мало того, именно это прижизненное действие приводит душу к погибели или спасению. Поэтому некоторые персонажи в Комедии изображены вечным воплощением собственного греха: так, например, Ванни Фуччи вынужден бесконечно показывать Господу кукиш, а затем превращаться в огромную змею. К этому сводится его земная жизнь, в которой он часто был преисполнен глубокой досады. Фарината и отец Гвидо Кавальканти, атеисты при жизни, были убеждены, что после смерти их ждет лишь пустота, и посему оказались в аду среди еретиков; а граф Уголино изображен в минуту великой злобы и яростно вгрызается в голову архиепископа Руджери. Паоло и Франческа схвачены в минуту своего грехопадения, они роняют слезы, ибо знают, что их любовь греховна, но ничего не могут поделать. Все запечатлены в решающие моменты своей жизни, в том самом состоянии, что свидетельствует об их главном качестве, — они словно статуи, запечатлевшие собственный грех. Словно любой человеческий поступок может длиться целую вечность, и эта вечность раскрывает нашу внутреннюю сущность. Может быть, эта сущность доступна только взгляду поэта?