Вкуснотища - Марк Хаскелл Смит Страница 57

Фрэнсис принял ее ответ:

— Достаточно справедливо.

Девушка вытащила из сумочки папку.

— У меня тут несколько документов, которые вы должны просмотреть. И мне нужна ваша подпись на парочке заказов на приобретение материалов.

Фрэнсис взглянул на нее.

— Юки, я очень ценю то, как вы справляетесь со всем, со студией и компанией. Я хочу сказать… В общем, я высоко оцениваю вашу рассудительность и компетентность.

Юки улыбнулась ему. В ее улыбке не было и намека на дружелюбие или отвращение. Нет, так улыбается тот, кто знает, что он оказал поистине большую услугу.

— Вы ко мне подлизываетесь.

Это прозвучало как утверждение, не вопрос. Фрэнсис кивнул. Юки протянула ему толстую папку. Он со вздохом открыл ее.

— Это скучно, правда?

— Что?

— Вся эта ерунда.

Юки уже думала над этим. Она вспомнила, как впервые захотела работать в киноиндустрии. Брала уроки и участвовала в семинарах по выходным, читала книги, покупала каталоги со списком агентов, менеджеров и исполнительных директоров, рассылала свои резюме всюду, куда только могла, и ходила на собеседования без предварительной договоренности. Чувствуя за плечами ободрение и ежедневную поддержку своего психолога-консультанта по личностному росту, она упорствовала, несмотря на тот факт, что всем даже наплевать было на то, что она существует. Но Юки продолжала говорить себе, что это именно то, чего она хочет больше всего на свете. Ее психолог продолжал напоминать ей: «Если бы это было легко, то все делали бы это».

И однажды раздался звонок. Юки получила свой уникальный шанс. Она станет помощником ведущего продюсера в крупном пилотном выпуске программы, которую будут снимать на Гавайях. Все ее надежды и мечты исполнились.

А потом она познакомилась с Фрэнсисом.

Теперь же Юки одолевали сомнения, что ее будущее связано с великолепным миром голливудской киноиндустрии. Сейчас она не была уверена ни в чем. Только в одном: она хотела быть рядом с Лоно, и если это означало отказаться от Голливуда и стать подружкой сутенера — что ж, да будет так.

— Вполне сгодится, чтобы зарабатывать на жизнь.

Фрэнсис вздохнул. Сил у него осталось столько же, сколько у приговоренного к смерти человека, ожидающего, когда придет священник и проведет с ним последнюю службу.

— Да уж. Вполне сгодится, чтобы зарабатывать на жизнь.

Из соображений безопасности они решили остановиться в разных гостиницах. Единственная проблема заключалась в том, что оба забронировали номера в гостинице «Аутригер», а гостиниц с таким названием в Вайкики оказалось не меньше десятка. Больше часа ушло на то, чтобы определить гостиницу Реджи. Парни мотались от одного «Аутригера» к другому, не выпуская из рук отксерокопированную карту, показывающую дорогу к нужной гостинице, следуя желтым пометкам на карте, рекомендующим, в каком квартале свернуть, а когда сворачивали, то, конечно же, застревали в сумасшедшей давке потока машин на какой-нибудь Калакауа-авеню.

Бакстер злился, что не удосужился записать полное название гостиницы. Они все тут назывались похоже — «Аутригер серф», «Аутригер виллидж», «Аутригер риф», «Аутригер принс самбоди», «Аутригер ройал айлэндэр». Кто знал, что здесь развелось так много «Аутригеров»? Зачем давать одинаковые названия? Чудно как-то.

Поэтому они наматывали круги — два парня в черном, потеющие как свиньи, постепенно поджаривающиеся в своем большом розовом внедорожнике.

Они заметили небольшой бар на противоположной от пляжа улице и договорились поужинать здесь позже вечером…

Бакстер въехал на подъездную дорожку, чтобы высадить Реджи.

— Это она?

— Да.

— Город просто кишмя кишит этими «Аутригерами», черт бы их побрал.

Бакстер кивнул: «Истинная правда, Шерлок». Реджи выбрался из нелепого розового джипа и подошел к багажнику, чтобы забрать сумку. Бакстер повернулся к нему:

— Мы крутые?

Реджи ухмыльнулся. Теперь они начинали разыгрывать свои роли.

— Как яйца.

— Будь начеку, чувак!

— Да я глаз не сведу с этих горячих штучек на пляже.

Бакстер улыбнулся:

— Только не втюрься в одну из них.

На этом они расстались, и Бакстер двинулся на поиски собственной гостиницы. Той самой, которая на вид ничем не отличалась от остальных и называлась точно так же, мать их за ногу.

Чад спустился к бассейну и вытянулся в шезлонге. Он заказал у официантки протеиновый коктейль, так как потерял много белка вчерашней ночью. Вылил на тело немного дорогущего французского масла для загара и поправил свои облетающие купальные трусы так, чтобы казалось, будто он наделен чрезвычайно большим хозяйством. Эти трусы он заказал по каталогу «Мужчина высшей пробы». Обычно Чад ничего не покупал по каталогам, но, увидев эти облегающие велосипедные трусы, отметил для себя, как великолепно они смотрятся на парне, позирующем на фото, и решил попробовать.

Чад расслабленно лежал на солнце — его тело лоснилось от масла, а промежность смахивала на гульфик на штанах какого-нибудь шекспировского актера — и потягивал свой протеиновый коктейль. Он попросил добавить туда свежий банан, и почему-то, вероятно, по причине полной некомпетентности, они проигнорировали его просьбу. Тем не менее сейчас Чад чувствовал себя полным великодушия, блистающим и неотразимым в этом своем полуголом, отдающем дань солнцу настроении, поэтому он решил просто пить коктейль и не париться по пустякам.

Чад приподнял модные очки, купленные во время посещения миланских магазинов, и принялся рассматривать загорающих представителей мужского пола, надеясь увидеть Кита. Он превосходно провел время с этим парнем и не возражал бы против повторного выступления.

Чад знал, что ему следовало бы пойти в больницу к Фрэнсису. Но в больницах стоит невыносимая вонь, да и вообще, надо признать, действуют они на человека весьма угнетающе. И все же, неохотно подумал он, навестить Фрэнсиса было необходимо. Чад подумал о бедном, жалком Фрэнсисе, который сейчас валяется в кровати со своим синим членом. Он ощутил укол вины. Вины не зато, что провел ночь с парнем, которого закадрил у бассейна, но за то, что его совсем не тянет в больницу. С Фрэнсисом вечно так: он заставлял Чада чувствовать себя кругом виноватым, словно тот и вправду в чем-то провинился. Так было всегда. Фрэнсис стойко переносил выпавшее на его долю мученичество. А Чад считал своего друга полным занудой.

Ему было и впрямь совестно, что он обижает Фрэнсиса, но ведь его жизнь касалась только его одного и никого больше. Он может поступать так, как ему вздумается. Почему он должен отказывать себе в каком-нибудь удовольствии только потому, что у него есть приятель? Как там поется в той песне? Если любишь кого-то, отпусти его — или отпусти совсем, или притворись, что ты не возражаешь, когда он уходит и трахает другого. Разве не в этом смысл любви? Ты хочешь, чтобы твой любимый жил полноценной жизнью. Чтобы ухватил тот краткий миг, отпущенный каждому на этой планете, и прожил его в удовольствии. А что, если удовольствие как раз и значит, что ты должен трахнуть как можно больше людей? В конце концов, он же никого не убивает. И он не такой уж плохой парень. Он любит Фрэнсиса. Ведь он же сюда прилетел, не так ли?