Евгений Кушнарев: под прицелом - Андрей Кокотюха Страница 57

Таким – крепким – знали его в Харькове.

Тем большим было удивление, когда на знаменитом митинге, под мокрым снегом и объективами десятков телекамер, губернатор, простоволосый, в бело-голубом шарфе, повязанном вокруг воротника куртки, громко заявил о том, что отныне здесь не будет ни киевских, ни донецких, а будет только харьковская власть. После чего отправился на какой-то съезд в Донецкую область, который со временем вышел ему боком.

Что заставило Кушнарева, зачастую эмоционального, однако никогда не перегибающего палку, забыть об осторожности, не подумать о возможных последствиях, выйти на площадь и подставиться так, как не может подставиться даже самый зеленый политик?

Не ваше ли незаметное влияние, господин или как вас – товарищ Колдун?

Сахно не считал, что в своих рассуждениях заходит слишком далеко. Параллели напрашивались слишком явные: банкир Синявский тоже был успешным игроком банковского бизнеса до тех пор, пока на его горизонте не появился означенный человек. Прошло не очень много времени – и банкир, которого все считали адекватным и рассудительным, начал вдруг совершать поступки, несовместимые с логикой. Во всяком случае, так утверждает его жена. И Сахно, проанализировав ситуацию и наведя со своей стороны кое-какие справки о банкире, был склонен ей верить.

Знакомый чекист тогда еще рассказал Олегу как бы между прочим историю: Кушнарев начал получать письма с угрозами, на которые не особо реагировал. Во всяком случае, с официальным заявлением в СБУ губернатор не обращался. Тем не менее, информацию сообщили чекистам в неофициальном порядке. Сигнал проверили и вычислили анонима. Как сообщили потом журналистам, Кушнареву угрожал местный и, что более удивительно, мелкий предприниматель, который пытался получить в аренду охотничьи угодья в Изюмских лесах и ничего не получил. Вот и сорвал злобу. Анонима пригласили для профилактической беседы в один из кабинетов на Мироносицкой, он понял свою ошибку, осознал, раскаялся и, как нашкодивший школьник, пообещал больше так не делать.

Изюмские леса. Там через три года стреляли в Евгения Кушнарева, уже известного далеко за пределами родного Харькова публичного политика.

Олег Сахно считал себя убежденным материалистом. Но в свете последних открытий, а также учитывая специфику истории, в которую он вписался, не обратить внимания на мистическую составляющую всего этого невозможно. Более того, такое отношение к делу в принципе будет ошибкой.

Так, что у нас дальше. После «оранжевой» победы Евгений Кушнарев, в отличие от своих соратников, которым активно помогал на тех выборах и в поддержку интересов которых так неразумно выступил на митинге, ушел с поста губернатора раньше, чем непременно «ушла» бы его новая власть. И, в отличие опять же от своих соратников, стал чуть ли не единственным человеком такого масштаба, оказавшимся уязвимым практически для всех. Начали появляться уголовные дела, и Сахно, будучи далеким от политики, мог дать руку на отсечение: подобные дела одновременно возникли в отношении подавляющего большинства крупных региональных руководителей. Однако только о Кушнареве говорили громко, перемывали ему косточки по телевизору, самое меньшее, раз в неделю, а потом и вовсе упекли за решетку.

Олег скептически относился к разговорам по поводу болезни Кушнарева, обострившейся почему-то именно в зале суда. Бывший мэр и экс-губернатор активно занимался спортом, пил очень мало, за здоровьем следил и мог дать фору на футбольном поле многим своим толстым товарищам по партии. Но в то же время Сахно именно как работник милиции не раз и не два наблюдал ситуацию, когда внешне здоровые люди, попав неожиданно для себя за решетку, резко начинают сдавать. Видимо, сначала не выдерживают нервы. Все-таки уважаемому человеку оказаться в тюремной камере – всегда шок. Как известно, все болезни от нервов. Сдают нервы – сдает и весь организм. В первую очередь начинает прыгать давление.

Так что если Кушнарев спортсмен и мужчина отменного здоровья, это еще не значит, что в тюрьме или зале суда он должен чувствовать себя спокойно и хорошо.

Но теперь Олег Сахно допускал и другое объяснение. Если на человека влияют таким образом, как предполагает Альбина Синявская, даже самое крепкое здоровье вполне может оказаться подорванным. Защитные функции организма под воздействием таких влияний могут ослабнуть, а человек этого даже не заметит. И проявится эта слабость только в критической ситуации. Такой ситуацией для Евгения Кушнарева вполне могла быть – и однозначно стала! – тюрьма.

Не поленившись вернуться к началу своих рассуждений, Сахно выстроил в голове цепочку. Потом достал из ящика стола лист серой бумаги, которую он выдавал, чтобы свидетели писали свои показания, а подозреваемые – чистосердечные признания, и нарисовал квадратик. Значит, пускай это будет тот, кого он окрестил Колдуном. До его появления рядом с Кушнаревым у губернатора все шло нормально. Дальше – Олег провел от квадратика стрелочку и пририсовал к ней еще один квадратик – началась революция, и Кушнарев принял в ней активное участие. Даже слишком активное. В результате – стрелочка от этого квадратика перешла к следующему, третьему по счету, – он потерял свой пост, свое общественное положение, оказался под следствием. Дело его возникло как раз в результате того, что произошло… вот здесь: Сахно аккуратно заштриховал второй, «революционный», квадратик.

Все, что сейчас вырисовывалось, напоминало Олегу какую-то сложную оперативную комбинацию, которую спланировали, разработали и реализовали люди, определенно имеющие связь с некими мистическими силами. Ведь слишком уж невероятной выглядела логика произошедшего.

Выступление на митинге – тюрьма – резкие внезапные проблемы со здоровьем – гибель в Изюмском лесничестве, одной из причин которой стало общее ослабление организма. Все эти звенья слишком плотно цеплялись друг за друга.

Еще одна стрелочка. Еще один квадратик. Немного подумав, Сахно крест-накрест перечеркнул все, скомкал лист и бросил его в пластмассовую корзину для мусора.

– Запомни, Олежек: если есть загробная жизнь, то этот слишком уж високосный год нас к ней готовит, – изрек Никита, пожимая Сахно руку.

– С чего ты взял?

– Две тысячи восьмой год – генеральная репетиция или конца света, или пекла во всех его проявлениях. Что у нас только за последнюю неделю? Сорокаградусная жара, наводнение в Западной Украине и война в Грузии. Когда за такое короткое время случалось на шарике столько дерьма сразу?

– Не знаю, – пожал плечами Олег.

Он привык к тому, что его приятель из Службы безопасности изъясняется достаточно сложно, витиевато и многоступенчато. Ему, с отличием закончившему философский факультет Харьковского университета, это было простительно.

– А ты вспомни, что было в этом году плохого лично у тебя. Причем не просто плохого, книга жизни любого человека не состоит только из приятных страниц. И у господина Ахметова проблемы бывают, и Билл Гейтс тоже плачет. Но ведь было же что-то такого в этом году, чего ты для себя никак не мог ожидать, скажи?