Московский вектор - Роберт Ладлэм Страница 58

– Отправь их домой. Скажи, тебе нездоровится. Никто не должен видеть, что ты уезжаешь.

– Непременно отправлю, – протараторил Кесслер.

– Молодец, Ульрих, – похвалил Ренке довольным голосом. – Тогда сложностей, думаю, не возникнет.

* * *

Специалист по звукозаписи в наблюдательном фургоне ЦРУ с растерянным видом снял и протянул Рэнди наушники.

– Послушай, что удалось записать.

Рэнди надела наушники, специалист перемотал запись назад и нажал кнопку воспроизведения. Рэнди услышала пронзительный вой, разбавленный помехами, и повела бровью.

– Шифруются?

– Еще как! С таким серьезным программным обеспечением для шифрования я нигде не сталкивался – только у нас.

– Интересно, – пробормотала Рэнди.

Специалист улыбнулся.

– Интереснее некуда. Надеюсь, преобразовать этот вой в понятный текст сумеют в АНБ. Но на это может уйти несколько недель.

– Хотя бы номер, который Кесслер набрал, удастся вычислить?

Спец покачал головой.

– Боюсь, нет. Тот, кто прокладывал коммуникационную сеть, услугами которой мерзавец воспользовался, знал, в какой участвует игре. Каждый раз, когда мы приближались к истине, сигнал перепрыгивал к другому номеру.

Рэнди нахмурилась.

– А ты смог бы проложить такую сеть?

– Я? – Специалист медленно кивнул. – Разумеется. Если бы мне предоставили несколько недель времени, море денег и неограниченный доступ к программному обеспечению других телекоммуникационных корпораций.

– Получается, о безопасности нашего дорогого профессора Ренке заботится множество влиятельных друзей, – протяжно произнесла Рэнди.

Вторая специалистка посмотрела на нее с улыбкой.

– Не зря ты «поселила» так много «жучков» в кесслеровском кабинете.

Рэнди кивнула.

– Нутром почувствовала, что с этими людьми, кем бы они в итоге ни оказались, иначе нельзя.

– Аудиодатчик работает прекрасно. Все, что говорил во время беседы Кесслер, записано. Когда уберу акустические шумы и усилю звук, расслышим и реплики его приятеля.

– А сигналы набора сможешь распознать? – спросил ее коллега.

– Запросто.

– Отлично! – Он повернулся к Рэнди. – Тогда никаких проблем. Понимаешь, у каждой телефонной кнопки свой звук. Если мы воспроизведем их все и составим в правильной последовательности, узнаем номер.

Рэнди понимающе кивнула.

– У нас появится ниточка, которая укажет путь в их телекоммуникационный лабиринт, – с серьезным видом продолжил специалист. – На это придется потратить какое-то время, но шаг за шагом мы выйдем на того, с кем разговаривал Кесслер.

– Им может оказаться и сам Вольф Ренке. – Глаза Рэнди злобно блеснули. – Тогда я лично порасспрашиваю у него об «опекунах», а потом он сядет за решетку – до скончания своего жалкого века.

– А с Кесслером что будем делать? – спросила специалист по звуку.

Рэнди презрительно улыбнулась.

– Герр Кесслер путь еще немного попаникует. А мы подождем. Интересно узнать, кто за ним явится.

* * *

Москва

Эрих Брандт нетерпеливо расхаживал взад и вперед по кабинету, разговаривая по засекреченной линии с Берлином.

– Вам даны приказы, Ланге. Вот и выполняйте их.

– Хотите, чтобы мы добровольно залезли в пекло?

– О чем ты?

– Американцы определенно наблюдают за виллой Кесслера, – пояснил Ланге. – Как только мы там появимся, нас схватят.

– Ты уверен, что операцию проводит ЦРУ? – спросил Брандт, с трудом усмиряя гнев.

– Уверен, – ответил Ланге. – Как только от вас поступил сигнал тревоги, я подключил к расследованию людей из местного правительства.

– И?

– Изабелла Штан, государственный обвинитель из Министерства юстиции, существует в действительности, – сказал Ланге. – Только сейчас она в декретном отпуске, вернется на работу не ранее чем в следующем месяце. И потом, никакого дела на Кесслера никто не заводил.

– Выходит, американцы вынудили его обратиться к нам за помощью хитростью, – угрюмо произнес Брандт.

– Да, – подтвердил Ланге. – Теперь они попытаются выяснить, куда Кесслер позвонил.

Брандт остановился посреди кабинета. «Если американцы найдут Ренке, узнают и о лаборатории, где создается ГИДРА, – пришла на ум страшная мысль. – Тогда и мне будет несдобровать».

– Это возможно?

– Не знаю, – медленно сказал Ланге. – Разгадыванием головоломки займутся ЦРУ и АНБ. Специалисты и техника у них отменные.

Брандт нехотя кивнул, соглашаясь с подчиненным. Американские агенты выдающимися способностями не отличались, но электронщикам и спецоборудованию США в мире не было равных.

– Тогда уничтожьте эту команду ЦРУ, пока не поздно. – Глаза Брандта сделались холодными, как лед.

– Мы понятия не имеем, где их искать, – честно признался Ланге. – По-видимому, они следят за домом из машины либо из соседнего здания. Бесцельно болтаться по Грюневальду в надежде, что мы случайно на них наткнемся – об этом не может быть и речи. Надо собрать сведения об операциях ЦРУ в Берлине, и скоро эти сведения будут у нас в руках.

Брандт кивнул – Ланге опять был прав.

– Хорошо, – сдержанно ответил он. – А я немедленно свяжусь с Малковичем. У шефа есть спецагент в Кельне, который может здорово нам пригодиться.

Московскую кольцевую автодорогу опоясывают ряды невзрачных серых многоэтажек – безликие пристанища, построенные коммунистами-бюрократами для простолюдинов, которые некогда устремлялись в советскую столицу в поисках работы. Система, породившая дома-уроды, погибла почти двадцать лет назад, но их и теперь заселяли сотни тысяч беднейших москвичей.

Джон Смит и Фиона Девин осторожно поднимались по лестнице одного из зданий. Темный подъезд освещали тусклым мерцающим сиянием голые лампочки. От выщербленных потрескавшихся ступеней невыносимо воняло, ржавые перила в некоторых местах были страшно изогнуты.

Пахло отвратительно: дешевым дезинфицирующим порошком, от которого начинали слезиться глаза, вареной капустой; из темных углов, где скапливались пакеты с мусором, тянуло мочой и грязными подгузниками. Все кругом красноречиво говорило о судьбах немыслимого количества людей, вынужденных жить друг с другом бок о бок и не имеющих достаточного количества горячей воды, чтобы поддерживать в доме чистоту.

Крошечная однокомнатная квартирка, в которую направлялись американцы, ютилась на четвертом этаже, за старой, потертой дверью. Здесь жили родители Михаила Воронова, семилетнего мальчика, умершего от таинственной болезни.