Решальщики. Книга 4. Развал. Схождение - Андрей Константинов Страница 58

И неприятен, в первую очередь, Самвелу.

— Э-э-э-э, перестань, да? Мушчины не плачут, мушчины огорчаются.

— Да-да… конечно… Спасибо…

— Э-ээ… что спасибо? Как говорят в Армении: «Спасиба в горах не греет — дохи из него не сошьешь».

— Мудро говорят в Армении, — оценил присказку Комолов. — Петр Николаевич, надеюсь, вы помните, о чем мы с вами на днях по телефону договаривались?

— Разумеется. Я готов всё подписать. Назовите адрес, куда я и когда должен подъехать.

— Не нада никуда ехать. Всё своё с собой возим, да? — расплылся в фальшивой фарфоровой улыбке Самвел и хлопнул по плечу «мышеподобного».

Тот от неожиданности вздрогнул всем телом, а затем щелкнул замочками портфеля и достал из него некие бумаги и бланки с печатями. Которые взялся поочередно переадресовывать Московцеву, сопровождая краткими комментариями:

— Это дарственная на картину. Поставьте свою подпись, пожалуйста, вот здесь.

Петр Николаевич заозирался в поисках ручки, и Комолов любезно протянул ему свой золотой «паркер».

— Прекрасно. Еще здесь и… вот здесь. Хорошо… Идем дальше: это — ваше обязательство оплатить сумму налога на дарение, исходя из рыночной стоимости… Замечательно. И, наконец, последний документ.

— А это что?

— Обязательство в течение месяца перевести на наш счет пятьдесят тысяч долларов США, — разъяснил за нотариуса Комолов.

— За что? Перевести? — ниже плинтуса севшим голосом спросил обалдевший от подобного натиска Московцев.

— Петр Николаевич, любезный! Для того чтобы вытащить вас из этих стен, нам пришлось сунуть на лапу самым разным людям. А ведь мы — отнюдь не «Эмнисти интернэшнл». Нам нужно как-то компенсировать свои расходы.

Осознавая, что это еще не полное разорение, но уже очень близко к тому, Московцев обреченно поставил закорючку, и нотариус упрятал бумаги обратно в портфельчик.

— Маладец! Джигит! Так и надо расставаться с деньгами. Без сожалений. Деньги — дело наживное, да? Всё. Свабоден. Гуляй. Наслаждайся жизнью. С наступающим.

— Спасибо. И вас также…

Пребывая в состоянии прострации, Петр Николаевич толкнул дверцу, уже занес было ногу над тротуаром, но тут, вспомнив важное, оборотился к Комолову:

— Да, но… А что же я теперь скажу Брюнету? Виктор, он… Он же меня теперь…

— А ничего не говорите. Зачем? В отличие от нас, Виктор Альбертович и пальцем не пошевелил, чтобы вас вытащить. Так что, сугубо на мой взгляд, вы ему ничего не должны.

— Да, но…

— Ты — мужик или баба? — уже не скрывая своего раздражения, вкупе с презрением, вклинился Самвел. — Что ты заладил — «но, да но»?! Иди — и никого не бойся! Это была твоя картина, да? Ты ее — падарил. И твоя жизнь, да? Мы тебе ее падарили. Нармальный обмен, да? Всё, уходи! Не разочаровывай меня, да…

* * *

Когда город окончательно поглотили декабрьские сумерки, ресторан «Альфонс» нанес ответный удар, запустив неоновую иллюминацию. В рассеянном ее свете, под моросящим предновогодним дождичком в состоянии легкого нервного возбуждения сейчас курили господа «магистральные» инспектора.

В какой-то момент неподалеку от них остановилась директорская «Таха», заприметив которую, из дверей ресторана выскочил угодливый халдей — он шустро открыл замок, снял цепь и почтительно запустил вип-клиентский транспорт на почетное парковочное место. А таковых, да в таковую пору и погоду на Загородном проспекте, как известно, — «днем с огнем».

Виктор Альбертович выбрался из салона, дотопал по лужам до решальщиков и мрачно поприветствовал:

— Здорова.

— Наше почтение. Погодки-то нынче стоят, а?

— Католическое рождество, хрен ему между…

— Как написал сегодня «Вконтакте» один мой знакомый поэт: «Католики уже опохмеляются, / а я промок по самые по яйца», — хохотнул Петрухин.

Брюнет изобразил на мрачной физиономии подобие улыбки, после чего хмуро поинтересовался:

— Ну что, они подъехали?

— Я бы даже сказал — примчались. Сейчас там под присмотром Вадьки сидят. Записи слушают.

— Записи — это хорошо, — без энтузиазма отреагировал Виктор Альбертович. — А Вадька — это который твой знакомый журналист?

— Ага, Столяров. Вить, а ты чего такой? Будто пыльным мешком стебанутый?

— Московцева выпустили на подписку.

— Оп-па!

— Когда? — потрясенно спросил Купцов.

— Сегодня утром.

— Ни фига себе! А почему мы об этом ни ухом ни рылом?

— Потому что я — старый осел.

— Весомая причина.

— Похоже, и в самом деле старею, парни, — тяжко вздохнул Брюнет. — Переиграл меня Самвел. Если честно: даже представить не мог, что у этого волчары ТАКИЕ связи по ТАКИМ верхам.

— И чего же он ТАКОГО сотворил?

— Вынудил Петюню оформить дарственную на Ван Хальса для Исаича. Попутно они еще и бабла с него срубили. А пару часов назад Московцев заявился ко мне и официально написал заявление об уходе.

— Вот так вот просто и буднично?

— Нет, конечно, сунул я ему в рожу пару раз. А толку-то? Даже удовольствия не получил… В общем, пока мы с вами суетились, сочиняли оперативные комбинации и готовили, как ты выражаешься, Борисыч, доказательную базу, эти ребята спокойно довели до конца свою партию и получили все, что хотели… Короче, настроение сейчас — будто удобрения в душу свалили…

— Ни фига подобного! — решительно возразил Петрухин и отщелкнул в ночь окурок. — Партия не доиграна! У нас есть еще минимум парочка джокеров. А ну-ка, братцы, пошли!..

* * *

В любимом «едальном» кабинетике решальщиков сидели Виктория Ивановна Устьянцева и подполковник Игорь Михайлович Архипов. На бравого гусара-любовника последний явно не тянул: был он высоченный с накаченными, но какими-то покатыми плечами и короткой шеей, отчего создавалось впечатление, что голова плавно переходит в туловище. Дорогой костюм с модным серебристым отливом, казалось, вот-вот треснет по швам от одного неосторожного движения. Сними с него этот костюм, и в темной подворотне не сразу и разберешь: кто перед тобой — мент или бандит. Единственное, что роднило Игоря Михайловича с представителями славного русского воинства, были усы и еле заметный шрам над левой бровью.

Напротив полюбовников, они же — подельники, сидел криминальный корреспондент газеты «МК в Питере» Вадим Столяров и внимательно наблюдал за реакцией оппонентов на звуки, доносящиеся из запущенного им диктофона. А реакция покамест прочитывалась следующей: судья явно была напряжена до предельного предела, а вот потягивающий водочный коктейль «следственный комитетчик», напротив, казался внешне предельно спокойным…