Слово дворянина - Андрей Ильин Страница 59

Посреди колонн бесчисленных, в окружении преданного войска, средь охраны своей, едет сам шах Надир Кули Хан. Один едет, налегке, без слуг и гарема, лишь с двумя любимыми женами и двумя наложницами. Нет у него при себе ничего лишнего — только три походных шатра с истертыми в частых переходах персидскими коврами. Не признает шах роскоши в походах, ибо воин он, что сорок сороков армий разбил да сто царств покорил! Сидит в кольчуге и шлеме на скакуне арабском, сбоку сабля дамасской стали да любимый кинжал, к седлу пистоли приторочены, что держит он всегда заряженными.

Сколь раз уж было, что пригождались они, когда изменники жизни лишить величайшего из великих желали, да не успевали, ибо быстр и ловок шах, будто змея кобра, и хитростью своей подобен шакалу, отчего ни к кому спиной не поворачивается и никто за спину к нему не заходит, а кто зайдет — того телохранители тут же саблями безжалостно рубят!..

Сидит шах в седле на вершине холма да на войско свое глядит. Вкруг него флаги поставлены, древками в землю вбитые, — огромные полотнища по ветру полощутся, вязью арабской исписанные, извиваются, подобно змеям, шитые золотом ленты, на десятки шагов распускаясь, на солнце сверкая. Протяжно гудят огромные, что вдвоем не удержать, трубы, ритмично и призывно стучат сто барабанов, задавая войскам шаг.

Бум-м.

Бум-м.

Бум-м!..

Вкруг холма, кольцом, телохранители шахские стоят не шелохнувшись, будто неживые, хоть зорко по сторонам смотрят! За ними, другим кольцом, стража походная, из самых преданных воинов избранная. Дале бесчисленной толпой приближенные шахские толкутся в богатых одеждах, всяк при своем штандарте. Средь них главный военный советник Алишер, начальник стражи личной Насим да иные, что на место прежних, в измене уличенных, поставлены.

Бум-м.

Бум-м.

Бум-м!..

Стучат, оглушая барабаны!..

А мимо, под холмом, по дороге, что колесами, копытами да ногами в пыль разбита, нескончаемой рекой войска текут — тысячи голов колышутся, да шлемы островерхие, да перья поверх них, да копья...

И ведет та дорога на север...

Бум-м.

Бум-м. Бум-м!..

Озирает Надир Кули Хан войска свои, которым ни конца ни края не видать, хоть полдня уж они идут! Приказывает:

— Пусть дозоры вперед на полперехода скачут да ищут броды и глядят мостки, через реки переброшенные, чтоб выдержали они пушки и возы с ядрами! Да пусть крепят их, буде они шатки! И коли рухнет мосток под обозом, то — хватать тот дозор и рубить всем головы да, на копья насадив, при реке той ставить, другим в назидание!

Поскакали, выбивая пыль, вперед дозорные, дабы волю шахскую немедля исполнить и движение войск ни на одно мгновенье не задержать!

А навстречу им другие кони скачут, а за ними, по пыли, волочатся тела разбитые, переломанные, головами на кочках подскакивают, расшибаясь в кровь. Иные живы еще, а с других уж мясо все послазило, серые косточки оголив. То — изменники, что от мест своих в колоннах отстали по умыслу злому, болезни или ноги истерев. Их шах велел ловить да, живыми к лошадям привязав, вдоль войска гонять, до смерти расшибая, чтоб другие бойчей шли.

Поглядел шах на войско свое да сказал:

— Через час готовым быть шатры сворачивать и вперед скакать!

Расступились телохранители, шаха к шатру пропуская, куда ход им закрыт, ибо ныне там господина своего жены и наложницы дожидаются, лица которых видеть никому не дано!

Упал полог, и тут же запела нежно зурна, донеслись голоса женские переливчатые да тихий смех, подобный журчанию горного ручейка, что странны были здесь, средь топота тысяч ног, бряцанья оружия и ржания конского...

— Устал ныне я, — вздохнул шах.

Да возлег, кольчуги не снимая, на подушки мягкие, атласные, велев позвать к себе наложницу свою любимую Лейлу.

Явилась та, пала ниц, да, к господину своему на коленях приблизившись, туфлю его походную, пылью дорожной пропитанную, поцеловала да, приподнявшись, — край рубахи, что вся потом конским пропахла.

Улыбнулся шах приветливо.

Мила ему была Лейла красотой своей необычайной, искусством любовным да покорностью.

— Сядь! — приказал шах, на подушки подле себя указывая.

Села Лейла, призывно стан изгибая.

— Сними с меня доспехи!

Склонилась Лейла, шнурки кожаные пальчиками своими нежными распутывая.

Тихо приблизились к ложу жены шаха да, дернув за шнурки, опустили вкруг него полог шелковый, что сокрыл от взоров их шаха и Лейлу...

Но не долги были на сей раз утехи любовные, ибо сутки уж как с седла не слезал шах, движением войск своих управляя. Торопится он, минуты передышки ни себе, ни воинам своим не давая, — в Систан, где восстала против него знать, а во главе мятежа встал племянник его Али Кули-хан!

Спешит шах, дабы огнем и мечом извести скверну, предав непокорных лютой смерти да, срубив их головы, составить из них пирамиду, что высотой своей будет горе подобна!

О том лишь все помыслы его...

С ними и уснул шах.

Да не уснула подле него прекрасная Лейла.

Глядит на господина своего, но нет во взоре ее любви!

Глядит и думает она — что, видно, пришло время!.. Ныне спит шах мертвым сном, ибо устал. И может статься, что завтра уж не призовет он к себе ее, ибо, пределов Систана достигнув, станет животы мятежникам резать и головы рубить и будет ему не до любовных утех!

Глядит Лейла на господина своего, и в сердце ее ненависть огнем разгорается, что все это время под пеплом лжи тлела!

Теперь или уж никогда!..

К тому призывал ее главный евнух Джафар-Сефи, как в поход снаряжал. Говорил он:

— Дворец шахский велик, но у каждой стены глаза есть и уши, да спит господин вполуха и вполглаза, никому подле себя не веря! А в шатре походном никто руки твоей не отведет, ибо, утомленный дорогой, не проснется он! Ступай же за ним и помни об отце твоем и братьях, что приняли смерть от руки его. И пусть Аллах укрепит силу твою!..

И пусть так и будет!..

Сунула Лейла руку под подушки да, вытащив одну, особым узором помеченную, разорвала ее под покрывалом ногтями, нащупав средь пера кинжал да подле него пузырек.

В пузырьке том яд был, ибо кинжал мал, а больше в подушках спрятать нельзя! Вытащила Лейла пузырек и, пальцами, что от нетерпения вздрагивали, пробку вынув, облила густо лезвие кинжала сверху донизу.

Облила, да к господину своему тихо приблизилась, дабы пронзить грудь его, ибо спал он на спине, руки в стороны разбросав.

Занесла Лейла оружие свое, да замерла вдруг!