Два сына одного отца - Марина Болдова Страница 6

Галина не делала попыток завести разговор. Она села на заднее сиденье и только изредка бросала взгляд в зеркало заднего вида. Встретившись с Беркутовым взглядом, она равнодушно отворачивалась к окну. Всю дорогу он представлял себе, как она скажет ему спасибо. Он же великодушно простит ей неуместную грубость и насмешки.

Ничего подобного не произошло. Он притормозил у въезда на территорию больницы. Женщина молча вылезла из машины и, слегка кивнув на прощание, направилась к больничному корпусу. Беркутов машинально кивнул ей в ответ. «Черт! Вот баба! Боже упаси меня от еще одной встречи с ней!» — Он завел двигатель и выехал на проспект. До дома по пробкам предстояло добираться не меньше часа.

— Вызови ко мне Стрельцова. Пусть возьмет материалы по взрыву в подземном переходе.

Хозяин кабинета отдавал приказы своей секретарше, стоя у окна и не глядя на девушку. «Хам», — Лилечка работала в Управлении недавно, папа устроил ее сюда после окончания юридического факультета. Практики по специальности не получилось никакой, но варить кофе и красиво подавать бутерброды она научилась. «Ничего, солнышко, потерпи. Этот человек может быть очень полезен и мне, и твоему мужу», — говорил ей отец, когда она жаловалась на начальника. Детей с ним крестить Лилечка не собиралась, но элементарного уважения и признания своей нужности хотелось. Она была старательная и ответственная, распоряжения выполняла четко и быстро и в первое время никак не могла понять, чем недоволен этот старый мухомор. Ситуацию прояснил молодой помощник начальника. Вылетев однажды из его кабинета пулей, с багрового цвета лицом, он выдал такой забористый мат, что у Лилечки, воспитанной мамой — учительницей русского языка, — уши свернулись трубочкой. Стрельцов, быстро глянув в полные ужаса глаза девушки, улыбнулся и сказал: «Не переживай так, детка. Наш босс хоть и хам, но своих в обиду не дает. Не спеши бежать от него, пригодится еще по жизни». Что они все заладили: пригодится, полезен — тоже, «нужник» нашелся, мысленно возмутилась она.

Должность ее начальника казалась ей совсем незначительной, подумаешь, отдел кадров, однако то, с каким подобострастием обращались к ней люди, приходившие с «челобитными», наводило на мысль, что не так уж она и проста, эта должность. Или сам Дубенко человек влиятельный. И Лилечка стала внимательнее приглядываться и прислушиваться к тому, что происходило в его кабинете. Неожиданно игра в шпионку увлекла ее своей новизной и риском. Она теперь была даже довольна своим положением «серой мыши», так как Мухомор, как она окрестила босса, почти перестал ее замечать и часто вел разговоры при ней. За два последних месяца Лилечка узнала много любопытного и все размышляла, не пора ли рассказать папе о своих наблюдениях. Останавливало только одно — она боялась. Папа, почувствовав, что дочка «заигралась», наверняка захочет ее «уволить». А любопытство Лилечки пока удовлетворено не было. Шеф опять что-то затевал, и она хотела узнать что. Вот и сейчас он приказал принести материалы по взрыву. Зачем, спрашивается, ему, кадровику, они нужны? Почему он так нервничает, когда смотрит эту запись снова и снова? Что или кого он там рассматривает, установив стоп-кадр? На днях она зашла в кабинет как раз в тот момент, когда на экране не было движения. Перед ней застыло лицо мужчины средних лет. Ничего в его облике примечательного Лилечка не заметила. Но, взглянув на своего начальника, обомлела, настолько поразило ее выражение ненависти на его лице. Тихо закрыв за собой дверь, Лилечка бессильно опустилась на свой вертящийся стульчик. В тот момент у нее появилось ощущение, что она стала свидетелем преступления. На миг стало страшно, но тут же победили любопытство и желание узнать причину столь сильных эмоций. Причины просто не могло не быть.

— Вызывал меня? — Стрельцов, как всегда, был подтянут и чисто выбрит.

— Да, заходите, он вас ждет.

Стрельцов плотно прикрыл за собой дверь. Тут же ожила громкая связь: «Чай и булки принеси!» «Пожалуйста», — добавила про себя Лилечка, уже не удивляясь невоспитанности своего босса. Сделав бутерброды и нарезав шоколадный кекс, который она покупала специально для Стрельцова, Лилечка взяла нагруженный поднос и постучала в дверь. Не дожидаясь ответа, толкнула ее ногой и вошла. Нарочито медленно расставляя чашки и тарелки, она запоминала каждое слово. Фамилия Беркутов, произнесенная Стрельцовым, была ей незнакома. На столе лежали два увеличенных фото с экрана. На одном был тот самый мужчина, которого она видела на стоп-кадре, на другом — молоденькая девушка в фирменном костюме, какие носят промоутеры. Глаза девушки были прикрыты. «Значит, его фамилия Беркутов. А девушка, похоже, без сознания», — догадалась Лилечка. Пора было уходить. «Узнай все про нее тоже», — услышала она, затворяя за собой дверь.

* * *

«Мальчик не дурак, чтобы и дальше работать на меня вслепую… Но без него мне не обойтись», — думал мужчина, глядя на разложенные перед ним документы. Он только начал собирать информацию, ее было мало, и она была общей: где родился, учился, жена, дети. А вот детей-то и нет. И жена — бывшая. Генеральская дочка. Что ж сбежал-то от нее? Дважды… В первый раз аж в Чечню. И папаша не удержал. Или, наоборот, поспособствовал? Беркутов… почему не Щеглов? А ведь это, пожалуй, самое главное, фамилия. Вдруг он ошибся? Глаза глазами, но родственник ли он старому Щеглову? Если не сын, то кто? Сын сестры? Не было у того никакой сестры, уж он-то всю его родословную выучил наизусть. Разобраться нужно срочно, времени остается мало. Запрос сделал, теперь только ждать. А ждать он долго не может. Сжигает его боль, уже и таблетки не помогают. А на уколы подсаживаться не хочется…

Откинувшись в кресле, он уставился пустым взглядом в черный экран телевизора. Ему казалось, он видит там ставшее таким знакомым за последнее время лицо. Боль с новой силой накрыла его. На миг стало нечем дышать. Дрожащей рукой он достал из облатки маленькую капсулу и, не запивая, проглотил.

По полу больничной палаты весело прыгал солнечный зайчик. Все три девушки, лежавшие на кроватях, следили за ним глазами. Зайчик лихорадочно метался с потолка на стены, словно пытаясь найти того, кто ему нужен.

— Это к Вальке, посмотри, Любань! — лениво протянула полная девица с коротким ежиком волос на голове.

— А где она бродит? — свесила ноги с кровати, нашаривая тапочки, та, которую толстуха назвала Любаней. Подойдя к окну, она выглянула во двор. Крепко сбитый парень, задрав голову, смотрел на окно их палаты. В руке он держал маленькое зеркальце.

— Нет твоей Валентины в палате, вышла куда-то, — крикнула ему Люба.

Солнечный зайчик исчез, как и не был. Марина улыбнулась. Голова почти не болела, только тихо ныл шов на ладони. Хотелось пить и домой. По ее подсчетам, Егор Иванович давно должен был съездить к маме на дачу и вернуться с ней. Он чем-то ей нравился… Марина вспомнила, как нес ее на руках к выходу из метро. Первое, что она увидела, очнувшись возле машины «Скорой помощи» — тонкий шрам на щетинистом подбородке, как бы перечеркивающий ямочку посередине. И жесткий, острый кадык. У папы был такой же. Он смешно двигался, когда отец большими глотками пил воду… Как всегда при воспоминании об отце, в горле возник противный комок. Марина судорожно сглотнула. Два года прошло, а привыкнуть, что его нет рядом, она не смогла. И еще ей не хватало бабушки. В тот день, когда папу и бабушку убили, все вокруг вдруг поменяло цвета. Не то чтоб Маринка смотрела до этого на жизнь сквозь розовые очки, но ее окружали в основном друзья и просто хорошие люди. Листья на деревьях были ярко-зеленые, скатерть на столе — чисто-белой, первая морковка на огороде — весело-рыжей. С подругами она не ссорилась, брат Никита был ее защитником, мамина сестра — любимой тетей Лялечкой, соседка тетя Даша — самым любимым доктором, мамуся — любимой подружкой, папа — самым любимым мужчиной, а бабуля — просто самой-самой. И вот один день все отнял. И изменил цвета вокруг. Это она, Марина, тогда взяла мамин телефон, чтобы ответить на звонок. Голос на том конце трубки принес беду. Ее размеры Марина оценила гораздо позже, когда смогла полностью открыть глаза. Весь мир вокруг оказался словно в паутине. Сначала она подумала, что слепнет, потому что не всегда сразу могла «настроиться», чтоб что-то рассмотреть. Только через несколько секунд паутинка немного рассеивалась и предметы приобретали очертания. Краски стали тусклыми, и, что совсем странно, оказалось, что не все люди, которых она знала, на самом деле люди. А звери. А как иначе можно назвать человека, отнявшего у других жизнь? А у оставшихся в живых полжизни? С тех пор Маринка стала бояться. За маму, за себя и за Никиту. Ее пугали мамино молчание и Никиткина ожесточенность. И собственная злость, часто возникающая без причины. Ее пугало то, что они перестали быть добрыми, что мама отгородилась от них с Ником стеной, будто это они были виноваты в смерти отца и бабушки. Потом она поняла, что брат напуган не меньше ее. Они вместе решили, что им поможет только тетя Ляля. Она приехала к ним на дачу в Лесинки, где они жили, запершись от всех родных и друзей. Их с мамой разговор они подслушивать не хотели. Но тетя Ляля, человек обычно очень спокойный и мягкий, на этот раз выговаривала маме громко и резко. Позже они поняли, что так было нужно. Мама, потерявшая всякий интерес к жизни и к ним, ее детям, после разговора с сестрой ожила…