Код одиночества - Антон Леонтьев Страница 6

То ли суицид мужа оказал на Лидию Гавриловну ужасное воздействие, то ли дало знать о себе напряжение последних месяцев, но с того дня у нее регулярно стали повторяться долгие обмороки. Быстро развивалась потеря ориентации в пространстве и времени, начались провалы в памяти: несчастная мать часто не узнавала собственных детей и несла чушь, беседуя с доктором или знакомыми.

Профессор, как выяснилось чуть позже, совершил роковую ошибку – в страховом полисе имелся пункт, о котором он, видимо, забыл: деньги не выплачиваются в случае самоубийства. А так как отрицать факт, что Павел Алексеевич покончил с собой, было невозможно, то страховое общество наотрез отказалось выплачивать деньги.

Более того, страховое общество принадлежало Беспалову, и Афанасий Игнатьевич навестил вдову своего некогда лучшего друга. Алексей стал свидетелем разговора матери с миллионером – мальчик притаился на лестнице, внимая каждому слову. Беспалов вел себя нахально, если не сказать цинично. Он заявил вдове в лицо, что профессор оказался слабаком и трусом, раз предпочел покончить с собой.

– Только неудачники и неумехи выбирают такой легкий путь, – заявил он, – и уж поверьте мне, настоящий мужчина всегда найдет выход из ситуации, какой бы запутанной и безвыходной она ни казалась. Но ваш супруг, сударыня, проявил свою глупость в полной мере!

Мальчик, глотая слезы, вцепился руками в деревянные балясины, Алексея так и подмывало ринуться вниз и броситься на Беспалова. Однако что мог поделать он, худой и щуплый подросток, со взрослым мужчиной, обладающим к тому же недюжинной физической силой?

– Афанасий Игнатьевич, если вы пришли сюда, чтобы терзать меня, то прошу вас удалиться, – срывающимся голосом ответствовала вдова. – Вы прекрасно знаете, что мой муж покончил с собой, дабы... Дабы спасти нас от нищеты!

Беспалов громко расхохотался:

– В действительности же он бросил вас на произвол судьбы, потому что не смог справиться с ситуацией. Клянусь вам, мне такое не грозит – я никогда не потеряю контроль над собой до такой степени, чтобы решиться на столь идиотский поступок, как самоубийство. К тому же вашему супругу стоило получше читать страховой договор. Ах да, пардон, я запамятовал; профессор ведь лишился зрения!

И снова по комнате разнесся хохот миллионера.

– Что будет с нами? – спросила Лидия Гавриловна. – Вы ведь сжалитесь надо мной и моими детьми? Двадцать тысяч, которые был должен вам Павел, для такого человека, как вы, сущий пустяк...

– О, вы хотите, чтобы я простил вам долг? Ни за что! – нагло бросил Беспалов. – Вы будете его выплачивать до последней копейки, сударыня. Кстати, хотите, раскрою вам секрет? Вообще-то ваш муж был прав, пустив себе в голову пулю, – ранее полис предусматривал выплату даже в случае самоубийства. Однако страховое общество, как вы знаете, с недавних пор принадлежит мне, поэтому по моему приказанию были осуществлены кое-какие нововведения...

– Вы сами сознаетесь, что обманули нас! – вскрикнула Лидия Гавриловна. – Я немедленно сообщу об этом нашему адвокату!

– У вас имеется адвокат, сударыня? – заявил Беспалов. – Вот уж не знал, право. Ничего вы никому не сообщите! А даже если и сделаете сие, то учтите: вас будут судить за клевету и диффамацию. Вы никогда ничего не докажете. Но я явился сюда вовсе не для того, чтобы вести с вами разговор о вашем муже-неудачнике. Мне отлично известно, что у него остался архив, который вы куда-то припрятали, сударыня. Подозреваю, вы намереваетесь продать его подороже заинтересованным лицам из-за границы.

– Мне ничего не известно, – пролепетала Лидия Гавриловна.

Алексей знал, что маменька обманывает: он сам был свидетелем того, как она днем раньше складывала в коробки бумаги в кабинете отца, а затем отнесла их на чердак.

– Ну вот что, не изображайте из себя дурочку, – заявил Беспалов. И вслед за тем раздались странные звуки.

Алексей услышал их и бросился вниз по лестнице. Влетев в комнату, он увидел гостя, нависшего над Лидией Гавриловной. Миллионер сжимал огромной пятерней ее горло, приговаривая:

– Ну, а теперь память у вас прояснилась, мадам?

Лицо матушки посинело, изо рта вырывались хрипы, но женщина ничего не могла противопоставить силе Беспалова. Алеша бросился на мужчину и ударил его кулачком по спине. Тот обернулся и, заметив мальчика, закатил ему такую затрещину, что ребенок повалился на пол.

– Мой сын... – простонала Лидия Гавриловна, пытаясь подняться из кресла.

Беспалов толкнул ее обратно и прошипел:

– Если хотите, чтобы с вами и вашим сыном все было в порядке, отдайте бумаги. Иначе пеняйте на себя!

Вдова профессора поняла: угрозы Беспалова более чем реальны. Поэтому она призналась, что спрятала архив на чердаке. Беспалов, побывав там, подхватил большую коробку, как пушинку, и на прощание сказал:

– На вашем месте я бы не стал распространяться о том, что здесь произошло, сударыня, потому что доказательств у вас все равно нет. Так и быть, я прощаю долги вашего покойного мужа, но особняк принадлежит мне, и вы живете здесь по моей милости. У вас имеется три дня, чтобы собрать манатки и уехать прочь. И не забывайте, у вас ведь имеются дети!

Последняя фраза являла собой ничем не прикрытую угрозу – Беспалов намекал Лидии Гавриловне, что ей и ее отпрыскам не поздоровится, если она будет судиться с ним или обратится к прессе.

Синяк, который образовался на лице Алексея от удара Беспалова, сходил в течение последующих трех недель. Тогда-то мальчик и поклялся, что Беспалов понесет заслуженное наказание, но Лидия Гавриловна сочла слова сына детской блажью.

– Не смей и думать об этом! – воскликнула она. – Беспалов владеет половиной Москвы, пройдет еще несколько лет, и ему будет принадлежать половина России.

Семейство покойного профессора покинуло особняк и перебралось к двоюродной сестре Лидии Гавриловны. Та и ее муж отнюдь не были рады тому, что им пришлось приютить бедных родственников.

Несчастья сломили Лидию Гавриловну. Но хуже всего то, что несчастная мать вынуждена была наблюдать за тем, как Олечка и Гаврюша слабеют с каждым днем. Так продолжалось около года, пока их не отправили в больницу, причем доктора уверяли: надежды на исцеление практически нет. Детям требовалось дорогостоящее лечение, солнце и фрукты, что Лидии Гавриловне было не по средствам. К тому времени кузина уже выставила ее за дверь, и вдова профессора со старшим сыном поселились в крошечной каморке в Раменском.

Приговор медиков стал для Лидии Гавриловны еще более страшным ударом, чем смерть мужа. Женщина теперь большую часть дня пребывала в забытьи, и домашние заботы лежали на сыне. Алексей, как мог, поддерживал матушку, а через пару недель, когда младшие брат и сестра умерли, он боялся сообщить ей печальное известие: вдруг Лидия Гавриловна впадет в истерику...

Ее реакция оказалась совершенно неожиданной: узнав о кончине близняшек, Лидия Гавриловна только и сказала: