Херувим. Книга I - Полина Дашкова Страница 6

- Да, я понимаю, - смиренно кивнула Юля, - но косметологивполне могут справиться с этой задачей. Существует электроэпиляция, при которойуничтожается луковица, есть новые лазерные методы.

- Мне необходима пересадка кожи, - взвизгнул молодой человеки легко, как мячик, подпрыгнул на волне собственного визга, - не поможет нилазер, ни электричество. Только пересадка кожи.

- Не получится, - Юля невозмутимо покачала головой, -слишком большая площадь. Для того чтобы пересадить, надо взять лоскут кожи сдругой части тела.

- Не надо никакой кожи, - молодой человек радостноулыбнулся, - вы просто срежьте, и пусть оно само как-нибудь заживет.

- Хорошо, - кивнула Юля, - но сначала вы должны сдать всеанализы и обойти специалистов.

- Каких именно специалистов? - улыбка сменилась озабоченнымвыражением.

- Эндокринолога, кардиолога, аллерголога, психиатра, -строго отчеканила Юля.

- Но у вас частная коммерческая клиника!- рассердилсямолодой человек.Зачем это нужно?

- Таков порядок. Без этого я не могу вас положить наоперацию. Виктория Сергеевна, пожалуйста, выпишите направления, - обратиласьона к сестре, которая сидела зажав рот ладонью. Глаза ее были мокрыми, и ужепотекла тушь. Юля слегка нахмурилась и посмотрела на молодого человека. -Будьте добры, подождите в коридоре. Мне нужно принять следующего больного.

Вопреки опасениям, молодой человек покинул кабинет вполнеспокойно. Как только дверь за ним закрылась, Вика прыснула. Щеки ее сталичерными от туши, она чуть не падала со стула, и смех ее наверняка был слышен вкоридоре.

- Еще не известно, кто сумасшедший, он или ты, - проворчалаЮлия Николаевна, подошла к холодильнику, достала бутылку минералки, налилаполный стакан и протянула Вике, - пей маленькими глотками.

- Не могу, Юлия Николаевна, не могу... Ой, мамочки... Вызнаете, кто у нас следующий? Протопопова! Я не выдержу, честное слово. - Надоже, а я ее не заметила в коридоре.

- Тогда тем более успокойся.

Алле Ивановне Протопоповой недавно исполнилось семьдесятпять. Она перенесла дюжину пластических операций и хотела еще. Ее сын былбанкиром, и с оплатой проблем не возникало. В очередном телесериале ейнравились подбородок и нос какой-нибудь пылкой мексиканки, она совала врачамфотографии и требовала, чтобы ей срочно сделали такие же плюс очереднуюподтяжку, потому что "вот тут появилась морщинка". Лицо ее давностало похоже на маску без признаков жизни и возраста. Получив отказ, онавпадала в ярость, писала жалобы в Минздрав, в МВД, в налоговую инспекцию.

- Юлия Николаевна, вы замечали, что психи никогда неприходят в одиночку? Косяком идут, чтобы мало не показалось. Вроде работаешь снормальными больными, забываешь о психах, расслабляешься, а тут - оба-на, водин день трое подряд. Может, на них луна действует? Или магнитные бури? - Викаикнула, громко высморкалась и принялась стирать разводы туши.

В этот момент в кабинет вплыла старуха Протопопова. В рукаху нее был толстый модный журнал в глянцевой обложке, из него торчали белыезакладки, и Юлии Николаевне пришлось разглядывать носы, подбородки, губы иглаза фотомоделей, потом долго терпеливо объяснять, что Протопоповой большенельзя делать никаких пластических операций. Старуха выплеснула на нее обычнуюпорцию брани и угроз, Юлия Николаевна вяло парировала и, когда за Протопоповойзакрылась дверь, почувствовала такую усталость, словно разгрузила целыйгрузовой состав в одиночку на сорокаградусной жаре.

Потом были еще две дамы, к счастью, вполне нормальные. Однахотела убрать морщины со лба, другой требовалась пластика век.

Прием закончился. Юлия Николаевна поела в кафе напротивклиники, позвонила домой Шуре и узнала, что Гюрза ее не вызывала и день в школепрошел вполне сносно.

- У меня тоже вполне, - сказала она Шуре и пообещала, чтосегодня придет пораньше. Ей действительно осталось осмотреть в стационаре своихпрооперированных пациентов, и можно было спокойно отправляться домой.

Однако через пять минут после разговора дочкой ее вызвалглавный врач.

"Интересно, кто нажаловался? Мамаша Василькова? Нет,вряд ли. Скорее всего, опять Протопопова", - думала Юля по дороге к егокабинету.

Петр Аркадьевич Мамонов пил чай и жевал печенье.

- Мне нужно с вами посоветоваться. Тут у меня однабольная... - Он поперхнулся, закашлялся, Юля обошла стол, похлопала его поспине и продолжила его фразу:

- ...жалуется, что доктор Тихорецкая отказывается ееоперировать?

Мамонов справился с кашлем, вытер потный лоб бумажнымплатком, откинувшись на спинку кресла, уставился на Юлю маленькими грустнымиглазами.

- А кому вы сегодня отказали, доктор Тихорецкая?

- Мадам Протопоповой, - с широкой улыбкой сообщила Юля, - иеще двоим. Один требовал срезать кожу со спины, чтобы кардинально удалитьволосы, поскольку каждый волосок представляет собой сверхчувствительнуюантенну, принимающую сигналы с секретной базы ЦРУ.

- Это чудесно, - кивнул Мамонов без всякой улыбки, - а ктоже третий?

- Мама привела дочку семнадцати лет. У девочки булимия,анорексия, дистрофия, депрессия, она кажется себе уродом, хотя на самом делекрасавица. Они хотят просто операцию. Какую-нибудь.

- А, ну-ну, - равнодушно кивнул Мамонов, поднялся, вышелиз-за стола и подхватил Юлю под руку, - пойдемте, я покажу вам мою больную.Довольно популярная эстрадная певица, Анжела. Можно сказать, звезда. Слышали?Нет? Ну не важно. Фамилия ее Болдянко. Ей двадцать два года. Месяц назад еестрашно избили, изуродовали лицо. Там переломано все, что можно сломать. С нейработали в Институте челюстно-лицевой хирургии. Работали честно, но грубо. Всежизненно важные функции восстановлены, а лица пока что нет. Четверохирургов-косметологов от нее уже отказались.

Они вошли в соседний кабинет. Там на банкетке сиделомаленькое бесполое существо. Обритая голова была низко опущена и болталась натонкой шейке, как у сломанной куклы.

- Вот, Анжела, познакомься, это наш лучший хирург, ЮлияНиколаевна Тихорецкая.

Существо медленно подняло голову. Лица действительно небыло. Юля увидела перекошенную, покрытую выпуклыми рубцами маску. Мимическиемышцы застыли в утрированном страдальческом выражении, это была злая карикатурана страдание, мертвый слепок с грубой театральной гримасы. И только глазаоставались живыми. Они глядели на Юлю не моргая. В них были отчаяние,безнадега, надежда, все сразу.