Оскар Уайльд и смерть при свечах - Джайлз Брандрет Страница 6

— О’Киф, сэр, — сказала дамочка, присев перед нами в третий раз.

— Вы знакомы с леди? — спросил Конан Дойл.

— Я ничего о ней не знаю, — весело ответил Оскар, — если не считать того, что она вдова, недавно приехала из Дублина, где работала костюмершей в театре и одевала самых знаменитых дам Ирландии, сейчас же решила попытать счастья в столице империи. У нее все получится, вы со мной согласны? Не вызывает сомнения, что миссис О’Киф обладает сильным характером, хотя, конечно же, устала после того, как сегодня утром пришла сюда пешком от самого Ладгейт-Серкус.

Миссис О’Киф и Конан Дойл смотрели на Оскара, широко раскрыв глаза от изумления.

— В это просто невозможно поверить, Оскар, — сказал доктор. — Вы наверняка с ней знакомы, иначе просто не может быть.

Оскар рассмеялся.

— Да ладно вам, Артур, это же элементарно — обычная наблюдательность и дедукция. Я всего лишь следую правилам мастера. Прошу мне поверить, теперь, когда я познакомился с вами, мое сердце отдано Холмсу!

Должен сказать, я тоже был потрясен.

— Как вам это удалось? Расскажите нам, — попросил я.

— Не стоит проливать свет на волшебство, Роберт. Раскрытый трюк иллюзиониста теряет свою привлекательность и становится неинтересным.

— Расскажите, Оскар, — настаивал я.

— Я думаю, вы умеете читать мысли, сэр, — от удивления миссис О’Киф заговорила шепотом.

— Нет, славная леди, к сожалению, — добродушно ответил Оскар. — Знаете, я тоже родом из Дублина, — продолжал он, повернувшись к ней, — и сразу узнал ваш выговор. Еще я заметил маленький крестику вас на шее и сделал вывод, что вы добрая католичка. Следовательно, знаете все дни ваших святых. Кроме того, не вызывает ни малейших сомнений, что вы никогда не оставили бы мужа без присмотра — если только его не забрал у вас Господь. Ваш замечательный наряд, состоящий из столь интересно подобранных противоположностей, подсказал мне, что прежде его детали составляли театральные костюмы и были подарены вам ведущими актрисами, у которых вы работали костюмершей. К тому же яркий грим тоже говорит о вашей принадлежности к артистической среде. Но вы больше привыкли наряжаться вечером, а не днем.

— А как вы догадались, что я пришла пешком от Ладгейт-Серкус?

— Господа О’Доннован и Браун, чья контора находится на Ладгейт-Серкус, являются самыми известными в Лондоне поставщиками прислуги с Изумрудного острова. [12]Благодаря их стараниям у нас на Тайт-стрит тоже появилось несколько горничных. Я полагаю, что утром вы первым делом забрали у них ключи от этого дома и отправились сюда пешком, но по дороге немного заблудились.

— Поразительно, Оскар, просто нет слов, — пробормотал Конан Дойл и в восторге захлопал в ладоши.

— Но, Оскар, как вы узнали имя леди? — спросил я.

— Я не знал ее имени, — ответил он и широко ухмыльнулся, продемонстрировав нам неровные желтоватые зубы. — Всего лишь сделал предположение. Больше половины фамилий в Ирландии начинается с буквы «О». Мне повезло, и я угадал.

— Вы действительно умеете читать мысли? — повторила свой вопрос ирландка и, охваченная благоговением, едва не преклонила перед нами колени.

— Нет, милая леди, — ответил Оскар и еще больше удивил нас, добавив: — Я музыкант и время от времени пользуюсь гостиной на втором этаже, где репетирую вместе со своими коллегами. Доктор Дойл и мистер Шерард только что вошли в мое трио и приехали, чтобы осмотреть помещение. Сейчас мы работаем над «Дивертисментом ми-мажор» Моцарта. Не могли бы вы оказать нам любезность и открыть для нас дом?

Когда миссис О’Киф принялась искать нужный ключ, Конан Дойл сказал:

— Оскар, вы приводите меня в недоумение. Я вас совсем не понимаю.

Оскар снова рассмеялся, громче, чем раньше, но его смех был каким-то бесцветным.

— Я сам себя привожу в недоумение, — сказал он. — Вот я стою на тротуаре и играю в детские шарады, в то время как мне предстоит показать вам сцену, наполненную ужасом, которому нет равных. Порой я себя совсем не понимаю.

Дом номер двадцать три на Каули-стрит был двухэтажным и выходил фасадом на улицу. Его построили из красного кирпича в восьмидесятых годах восемнадцатого века как часть террасы скромного жилого дома, предназначенного для клерков и хористов Вестминстерского аббатства. Снаружи он обладал некоторой значительностью, внутри же оказался пустым, лишенным мебели и какой-либо индивидуальности в планировке; к тому же здесь было невероятно душно. Миссис О’Киф наконец разобралась с ключами и замками и впустила нас в тесную, не больше караульной будки, прихожую. Прямо перед нами начиналась крутая лестница, узкая и не застеленная дорожкой.

— Ну что, поднимемся наверх? — спросил Конан Дойл.

— Если миссис О’Киф позволит, — ответил Оскар.

— О да, конечно, сэр, — ответила славная леди, которая едва удержалась, чтобы не бухнуться перед нами на колени, и показала в сторону лестницы.

— Чувствуйте себя как дома. Вы знаете дорогу, а я поищу газовые светильники.

— Не нужно, света вполне хватает, — сказал Оскар.

Мягкий луч солнца проникал внутрь сквозь полукруглое окно в передней двери и освещал пыль, висевшую в воздухе над ступеньками лестницы.

— Идемте, — позвал Конан Дойл. — Пора заняться делом.

Мы стали подниматься по лестнице и быстро добрались до площадки.

— Это та самая комната? — спросил Дойл.

— Та самая, — ответил Оскар.

— Хорошо, — спокойно проговорил Конан Дойл. — Мы готовы. После вас…

Медленно, очень осторожно Оскар повернул ручку двери и распахнул ее.

Мы несколько минут стояли на пороге, дожидаясь, когда наши глаза привыкнут к полумраку. Шторы из тяжелого бархата бутылочного цвета были задвинуты, но из-под них на пол проникал тонкий луч теплого света. В комнате с голыми половицами и стенами не было никакой мебели, вообще никакого убранства, если не считать штор на окнах. Ни ламп, ни свечей, ничего. Она оказалась совершенно пустой.

— Его отсюда забрали! — вскричал Оскар.

— А он здесь был? — спросил Конан Дойл.

— Даю вам слово, Артур… — запротестовал Оскар, но Конан Дойл поднял руку, чтобы остановить поток возражений.

С того самого мгновения как мы полчаса назад покинули отель, Оскар управлял ситуацией. Он указывал нам дорогу, был энергичным и деятельным, но сейчас впал в растерянность. Энергия иссякла, и он не знал, что делать дальше. Искушенный житель столицы без колебаний передал лидерство молодому провинциальному доктору. Конан Дойл быстро прошел по комнате к окнам и раздвинул шторы, а Оскар, не в силах сдвинуться с места, стоял на пороге, упершись взглядом в половицы.