Заговор Важных - Жан д'Айон Страница 6

Луи снова погрузился в размышления. В камине весело потрескивали дрова. После тяжелой дороги гонцы наслаждались теплом и покоем. На улице небо потемнело, и в комнате воцарился мрак. Встрепенувшись, Луи зажег еще две свечи и бодро произнес:

— Этим летом мы могли бы отправить вас привести замок в порядок, а потом бы приехал я вместе с отцом и матушкой, самим посмотреть, что к чему. Я поговорю об этом с родителями.

И, повернувшись к главному письмоводителю, прилагавшему неимоверные усилия, чтобы не заснуть прямо на стуле, сказал:

— А вы, Жан, расскажите господину и госпоже Фронсак все, что сейчас сообщили мне. Сегодня вечером я увижусь с ними, потому что у нас гость. Еще раз искренне благодарю вас за то, что согласились совершить такое трудное путешествие.

Сообразив, что пора уходить, Гофреди и Байоль встали, подобрали плащи. Гофреди со вздохом натянул сапоги, застегнул перевязь с болтавшейся на ней шпагой, и, приготовившись ко встрече с непогодой, оба вышли, плотно прикрыв за собой дверь.

Луи вновь остался один на один со своими мыслями, которые снова начали разбегаться. Он удобно устроился в кресле и начал неудержимо погружаться в сон. Он уже почти заснул, когда раздался такой грохот, что дом задрожал, а Луи буквально вылетел из кресла.

Удар грома — а это был именно раскат грома, причем неслыханной силы — заставил Луи броситься к окну. С исполосованного молниями неба стеной сыпался град. Градины так сильно барабанили по крышам, что казалось, город подвергся массированному обстрелу. Луи отшатнулся от окна. Крупные градины разбивали черепицы на крышах, и осколки с шумом падали вниз. Улицы покрылись сверкающими льдинками. Некоторые особенно крупные градины с металлическим шумом ударяли в оконные стекла. Капризные порывы ветра швыряли кусочки льда то в одно окно, то в другое, выбивая звонкую барабанную дробь. Разбушевавшаяся стихия не пощадила и окно Луи: горсть ледяной картечи разбила два или три стеклянных квадрата и, обрушившись на один из стоявших на полу глиняных кувшинов, где хранились запасы воды, расколола его. В испуге Луи шарахнулся в сторону. Но стихия бушевала недолго: внезапно град прекратился, небо просветлело и ветер стих.

Достав из сундука несколько тряпок, Луи, как сумел, заткнул ими пробитые в окне дыры. Подбирая осколки кувшина, по форме и размерам напоминавшего человеческую голову, он неожиданно обнаружил, что кроме валявшихся черепков на полу больше ничего нет.

Лед растаял, а вода утекла в щели между досками пола.

Сторонний наблюдатель, не присутствовавший при случившемся, так никогда и не догадался бы, отчего разбился кувшин, как не разгадал бы и тайну смерти Бабена дю Фонтене. А если бы на месте кувшина оказалась голова?

Открытие повергло Луи в такое смятение, что он вынужден был сесть. Он пытался рассуждать логически.

Получается, человека можно убить кусочком льда. Вот уж поистине дьявольская выдумка! А коль скоро речь идет о преступлении, теперь понятно, какое оружие применил преступник, чтобы остаться безнаказанным!

Надо срочно поделиться своей догадкой с Гастоном! Немедленно!

Он взглянул на часы: полдень давно миновал. Что же, он пожертвует обедом. Луи снова посмотрел на небо. Тучи рассеялись. Молодой человек, поправив завязанные на манжетах сорочки банты, закутался в шерстяной плащ, влез в сапоги с широкими отворотами, надел старую, но вполне прочную фетровую шляпу с шелковым шнуром вместо тульи, натянул кожаные перчатки и вышел, как обычно, не взяв с собой оружия.

Луи Фронсак жил на улице Блан-Манто. Две комнаты его маленькой квартирки занимали весь второй этаж дома, ютившегося в отходившем от улицы крохотном тупичке, каковых в те времена насчитывалось предостаточно. Дома в Париже строились без всякого плана вдоль мощеных дорог и то залезали на проезжую часть, то, наоборот, тонули где-то в глубине, образуя коротенькие тупики. Благодаря им в дома проникало немного больше света, а кроме того, они служили своего рода противопожарной полосой.

Тупик, где жил Луи, не был замощен, тем не менее жители поддерживали его в чистоте, и в нем никогда не бывало такого количества отбросов, какое постоянно чавкало под ногами на улице Блан-Манто, однако в дождливые дни подступы к дому Луи превращались в настоящее болото. Сбежав вниз по узкой лестнице и выскочив на улицу, Луи невольно остановился, вдохнув обжигающе холодного воздуха и завороженный зрелищем, которое предстало его глазам. Блестящие градины щедро устилали землю, словно неловкий ювелир рассыпал весь свой неисчислимый запас бриллиантов.

К счастью, из-за мороза градины не сразу растают и превратятся в грязь, подумал Луи, дрожа от холода и плотнее заворачиваясь в плащ. В его доме не было ни двора, ни конюшни, и ему приходилось оставлять коня в стойле ближайшей гостиницы, расположившейся на улице Блан-Манто под загадочной вывеской «Толстуха-монахиня, что подковала гусака». Идти по хрустевшим и вонзавшимся в подошвы ледяным алмазам не слишком удобно, так что молодой нотариус с трудом доковылял до места.

Рабочий кабинет комиссара Гастона де Тийи находился в Гран-Шатле; сейчас, когда улицы сплошь покрывала ледяная корка и конь Луи с большой осторожностью переставлял ноги, дорога обещала быть долгой. Избрав путь по улице Тампль, Луи не спеша добрался до улицы Сент-Антуан. Несмотря на понедельник, из-за холодов Париж опустел; большую часть товаров доставляли в город по реке, а та замерзла почти на всем протяжении, и торговля замерла.

С улицы Сент-Антуан Луи направился в сторону Ратуши и быстро пересек Гревскую площадь, не желая разглядывать сооруженную на ней виселицу, где недавно палач мэтр Гийом вздернул нескольких преступников, приговоренных судом парижского превотства. Тела повешенных тихо шевелились, и Луи понадеялся, что причиной тому исключительно ветер.

Над крышами показались башни Гран-Шатле. Но чтобы попасть в зловещий замок, молодому человеку пришлось основательно попетлять по лабиринту крошечных улочек, старательно уворачиваясь от помоев, которые жители этих улочек выплескивали прямо из окон. К несчастью, ему уже не раз доводилось принимать грязевой душ.

Наконец он выехал на небольшую площадь, куда выходили главные ворота Гран-Шатле, крепостного замка, где заседал уголовный суд Парижа. Здесь находились резиденции главного гражданского судьи и судьи уголовного, а в подвалах, в сырых и лишенных воздуха камерах, частенько затопляемых водами Сены, держали преступников, пойманных на месте преступления, и бедняков, задержанных за попрошайничество.

Чувствуя себя в Шатле как рыба в воде, Гастон занял небольшой кабинет, от которого все отказались, так как другие комиссары предпочитали работать дома. В этом темном закутке он вел расследования уголовных дел квартала Сен-Жермен-л'Оксеруа и принимал жалобщиков.

Подъехав к главному входу, откуда можно было попасть как в зал суда, так и в тюремные камеры, Луи в очередной раз задался вопросом, как его друг ухитряется проводить целые дни в этом ужасном зловонном здании. Ступая под своды портика, Луи бросил беглый взгляд на почерневший за века каменный фасад, а затем перевел его на левую башню — мрачную, с редкими окнами, построенную во времена Филиппа Августа, — в третьем этаже которой находился кабинет Гастона.