Эти глаза напротив - Анна Ольховская Страница 6

Я не знаю, почему Павел действительно не «услышал» Монику. Скорее всего, именно потому, что не ожидал услышать. Не настраивался. Не искал.

Но зато когда нашел – больше не терял.

И вот теперь бедная девушка думает, что по-прежнему не в себе…

– Варя! Варь, ну ты что?

Голос Моники донесся словно издалека. Я вздрогнула и рефлекторно вякнула:

– А? Где?!

Как дед Пахом спросонья. Для полноты образа надо было бы еще сморкнуться через левую ноздрю и покряхтеть, но – чего не умею, того не умею.

Сопли по земле разбрасывать с энтузиазмом сеятеля не умею. И плющит меня конкретно, когда вижу виртуозов этого дела. Есть же носовые платки…

– Варя!

Чегой-то меня опять не в ту степь понесло. Или отводит кто-то от важного разговора?

«Павел, прекрати!»

«Не говори ей, не надо!»

«Сам виноват!»

«Я… я не знал, что она меня слышит!»

«Он не знал, а мне выкручивайся!»

«Варя, ну пожалуйста!»

«И что, пусть Моника по-прежнему считает себя сумасшедшей?!»

«Нет!»

«Тогда оставь ее!»

«Не могу…»

«Ну и все, и не мешай тогда!»

«Варя!»

«Отстань, кому сказала!»

– Варя?

Вероятно, во время ментального диалога с Павлом лицо мое вовсе не являло образец одухотворенности и избытком интеллекта тоже не радовало.

Во всяком случае, Моника смотрела на меня с испугом и сомнением. Сомнением в моих умственных способностях.

Интересно, а слюни я изо рта пустила?

Рука, опережая команды разума, тут же метнулась к губам и подбородку. Уффф, все в порядке, сухо.

Я постаралась в темпе перевести взгляд в режим «взор». Ну, мудрый такой, глубокий, вдумчивый взор.

Старой вороны на заборе.

Тьфу ты, что за напасть! Павел, прибью! Шутник, елки-палки! Ну все, ты дошутился!

– Варь, с тобой все в порядке? – озадаченно поинтересовалась Моника. – Я, наверное, пойду.

Девушка поднялась и хотела было направиться к выходу, но я перехватила ее ладошку:

– Постой! Моника, запомни, пожалуйста, главное: ты – не сумасшедшая.

– Но голос… – жалобно произнесла девушка. – Я слышу голос в моей голове! И точно знаю, что это голос Арлекино! А ведь мы с ним не разговаривали, только переписывались! А голоса слышат только психи!

– Ну, в таком случае я тоже псих.

– Что… что ты имеешь в виду?

– Ты ведь заметила сейчас… м-м-м… некоторые странности в моем поведении? – усмехнулась я.

– Ну-у-у… – Моника скорчила забавную гримаску и отвела взгляд.

– Было-было, я знаю. Так вот, это я с Павлом цапалась.

– С кем?

– С Арлекино.

– Что-о-о?! – Моника сначала отшатнулась, а затем вцепилась в мои плечи с силой, которую трудно было ожидать от тени. – Ты зачем сейчас так сказала? Ты меня успокоить решила, да?! Пошутить?!!

«Ну что, довольна?»

– Отвяжись!

Мой рявк, как ни странно, угомонил девушку, а может, просто силы кончились. Моника отпустила меня и, всхлипывая, присела на край кровати:

– Чего сразу – «отвяжись»? Сама издевается, и сама потом кричит!

– «Отвяжись» адресовалось не тебе, а одному въедливому типу.

– Ты опять?

– Снова. Ладно, Моника, – я обняла ссутулившуюся девушку и прижала к себе, – пусть меня потом твой профессор закопает, но я расскажу тебе правду.

– К-какую? – Боже мой, сколько надежды вдруг всплеснулось в этих глазах!

– В общем, тебя спас Арлекино.

– Но… как это? Ты же меня нашла, мне так родители сказали!

– Я нашла тебя в лесу, там, куда принес тебя Павел. В смысле – Арлекино. Он же навел меня на это место. Мысленно навел, понимаешь?

– Но… разве так бывает? И откуда он узнал, где я? И почему не искал так долго? И… где он был, где, когда там… когда меня… Где-е-е-е?!!

Шепот перешел в крик, Монику затрясло, она начала задыхаться, глаза закатились, лицо, и без того не радовавшее румянцем, выцвело до голубизны.

Убежать в поисках врача я не могла – надо было удерживать на месте бьющуюся в странном припадке девушку.

– Павел, сделай же что-нибудь!!!

«Уже. Ну что, довольна?»

– Заткнись! Сам виноват! Нечего было лезть!

Ответа я не услышала. А может, его и не было вовсе, не знаю. Меня отвлекли.

Ворвавшийся в мою палату эскадрон врачей, медсестер, какого-то дородного дядьки кавказской внешности и арьергарда в лице Элеоноры.

Весьма побледневшем лице, надо отметить.

– Что? Что с ней?! – сдавленно выкрикнула женщина, пытаясь прорваться к окруженной медперсоналом дочери.

Но ее оттерли так же бесцеремонно, как и меня. Врач отрывисто отдавал какие-то распоряжения, буквально через пару мгновений появилась каталка, Монике сделали какой-то укол, начали укладывать на каталку.

– Варя, – от страдания в переполненных слезами глазах Элеоноры мне стало совсем тошно, – что у вас тут произошло?

– Вы ей ничего лишнего не сказали? – От проникающего, казалось, в самую глубину души взгляда темно-карих глаз спрятаться было невозможно.

– Варя, это Ираклий Георгиевич, он…

– Я знаю, кто он, Элеонора. – Как ни странно, вялая попытка женщины проявить вежливость помогла мне собраться. И с мыслями, и с чувствами, и с эмоциями. – Мне Моника рассказывала.

– Так о чем вы тут беседовали? – продолжал просвечивать меня взглядом профессор психиатрии.

Ну, я хоть и не профессор и даже не психиатр, но все же психолог. К тому же сумевший сконцентрироваться психолог. Ничего никому не скажу!

«Струсила?»

«Не твое дело! Все из-за тебя, между прочим!»

– Ни о чем таком мы не беседовали. Если честно, я вообще не ожидала увидеть Монику! Я думала, что она пока не в состоянии самостоятельно гулять по клинике!

Ну а что? Лучший способ защиты – нападение! Сами не усмотрели, вот!

– Ей действительно нельзя, – всхлипнула Элеонора. – Рано еще. Но и удержать на месте с того момента, как дочка пришла в себя, ее очень сложно. Не привязывать же ее к кровати! А Монечка так рвалась познакомиться с тобой!

– Познакомилась… – проворчал профессор.

– Да, познакомились! – упрямо задрала подбородок я. – И все было нормально! Приступ начался ни с того ни с сего! Я сама испугалась!