Завещание Шерлока Холмса - Боб Гарсиа Страница 6

Холмс вскочил и тотчас окликнул директора тюрьмы, который ожидал нас в коридоре.

Балтимор Компостел вернулся в камеру, бледный как призрак. Он закрывал рот тряпкой, которая служила ему носовым платком. Я заметил, что он избегает смотреть моему другу в глаза.

Холмс резко спросил:

– Вы можете опознать этого человека?

Компостел подавил приступ тошноты и бросил быстрый взгляд на труп.

– Это он. Фостер.

Ему не терпелось быстрее покончить со всем этим.

– Спасибо за все, мистер Холмс. Я… я не смею более злоупотреблять вашим временем.

Холмс выпрямился и смерил быка с головы до ног взглядом ястреба, готового броситься на добычу. Вены на его шее вздулись.

– Не следовало тем более злоупотреблять моим доверием!

Компостел вжался в стену.

– Я… я не понимаю.

Холмс смотрел начальнику прямо в глаза.

– Вы не все рассказали мне о Реджинальде Фостере, – он скрестил руки на груди. – Я жду ваших объяснений.

Компостел обмяк на глазах.

– Если вы узнали о Фостере, то и все остальное разгадаете рано или поздно. Вы ведь для этого здесь, не так ли?

– Так говорите же! – воскликнул Холмс, топнув от нетерпения.

Директор тюрьмы испуганно покосился на дверь и приблизил к нам свою потную голову. От резкого запаха пота мы шагнули назад.

– Этот сторож был назначен на пост вашим братом.

Холмс содрогнулся.

– Майкрофтом?

– Да. На самом деле он был журналистом и вел тайное расследование.

– Почему этот Фостер заинтересовался Дьюэном?

– Понятия не имею.

Толстяк собирался опустить глаза, но Холмс снова поймал его взгляд.

– Почему вы хотите скрыть от меня все это?

Компостел опустил голову. Его щеки почти коснулись груди.

– Майкрофт Холмс попросил меня никому не говорить об этом, особенно вам. Даже Лестрейду.

По дороге домой, в экипаже, меня неотступно преследовала жуткая картина изуродованного перепачканного тела. Мой желудок сжался от страха. Я старался отделаться от этого кошмара, сконцентрировав внимание на мельчайших проявлениях бурлящей вокруг жизни: на стуке дождя по крыше экипажа, грохоте колес по мостовой, цокоте копыт нашей упряжки.

Холмс, казалось, был всецело погружен в свои мысли. Я обратился к нему, желая услышать скорее успокаивающий голос моего друга, нежели его мнение об этом зверском преступлении.

– Холмс, как вы узнали?

– Как обычно, мой дорогой Ватсон, методом исключения. Во-первых, было известно, что побег из Миллбэнк невозможен, нам то и дело твердили об этом. Во-вторых, заключенный не прятался внутри тюрьмы, иначе его обнаружили бы в ходе системного обыска. В-третьих, единственные люди, имеющие право входить на территорию тюрьмы и покидать ее в строго определенные часы, – это сторожа. Итак, остается лишь одно объяснение: заключенный Марк Дьюэн убил вошедшего к нему Реджинальда Фостера, раздел его, расчленил труп при помощи ножа и закопал под кроватью. После этого он преспокойно переоделся в костюм сторожа и вышел через главный вход в начале седьмого утра.

– А как у Дьюэна оказался нож?

– Пока у меня нет ни малейшего представления об этом. Но я непременно задам этот вопрос Дьюэну, как только встречусь с ним.

Мой вопрос был на редкость глупым, и Холмс дал мне это понять.

Мы проехали еще четверть часа. Новый вопрос не давал мне покоя:

– А как вы узнали, что тело сторожа зарыто под кроватью, Холмс?

– Это самое незаметное место во всей камере и самое подходящее. Быстрый осмотр пола показал, что примерно на одном квадратном метре плитки были сняты и вновь уложены. Я знал, что тело расчленено, еще до того, как нашел его. Но я не видел необходимости упоминать эту деталь.

Деталь! Холмс умел иногда выразиться! Он свел ужасное убийство к обычной математической задачке.

Экипаж остановился у дома 22lb. Мы рассчитались с кучером и спустя несколько мгновений очутились в нашей гостиной, окутавшей нас живительным теплом. Холмс закурил трубку и опустился в свое кресло так спокойно, будто не выходил из этой комнаты и ничего не произошло. У меня же было еще много вопросов, требующих разъяснения.

– Мне все же кажется невероятным, что никто так и не заметил подмены.

– Вы правы, Ватсон, это невероятно. Но факты говорят сами за себя.

Холмс откинул голову, закрыл глаза и продолжил объяснение в форме монолога, будто мысленно воссоздавая картину преступления.

– Дьюэн надел форму смотрителя и занял место на посту охраны. Несколько минут он общался со сторожем соседнего блока. Затем он уселся читать при свете свечи, ожидая конца смены, чтобы исчезнуть.

– И за все это время он ни у кого не вызвал подозрений?

– В тюрьме в шесть часов утра еще темно. День занимается не раньше восьми. Да и после этого тюрьму вряд ли заливает ослепительный свет, – вы ведь видели, какие там окна.

Я никак не мог взять в толк, как эта оригинальная подмена могла остаться незамеченной для всех служащих тюрьмы, самых надежных в Англии.

Мы долго молчали, погруженные в свои мысли.

– Но каким образом ваш брат замешан во всей этой истории? И как ему удалось назначить журналиста на пост тюремного сторожа? – наконец спросил я.

– Должно быть, такого рода дела входят в его обязанности.

– Его… обязанности? Ваш брат всегда был для меня загадкой.

– Однако вам удалось нарисовать его вполне правдивый портрет в «Случае с переводчиком» и «Чертежах Брюса Партингтона».

– Да, но там ничего не говорилось о его профессии.

– Напротив. Вы сказали об этом больше, чем вам кажется.

Холмс вдруг поднялся, схватил деревянную линейку и ударил ею по раскрытой ладони, будто возвещая о начале урока.

– Разве вы не писали, что Майкрофт – домосед и не слишком словоохотлив? Что он практически не выходит из клуба «Диоген», где проводит целые дни в почти монастырской тишине?

– Да, разумеется, но…

– Вы также упомянули о том, что Майкрофт близок к правительству, где прислушиваются к его авторитетному мнению.

– Конечно.

– А что вам известно о его интеллекте?

– Вы же сами уже сказали, Холмс: рискуя обидеть вас, следует все же заметить, что он превосходит вас в присущих вам талантах рассудительности и размышления, что позволило ему достичь уровня, о котором я даже не осмелюсь заговорить.