Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье - Джон Ле Карре Страница 6

– Римек погиб.

– Да, в самом деле, – отозвался Шеф так, словно Лимас поделился с ним каким-то очень верным наблюдением. – Это крайне прискорбно. Весьма… Вероятно, его выдала эта женщина, Эльвира?

– Похоже, что так. – Лимас, естественно, не стал спрашивать, как он узнал об Эльвире.

– И люди Мундта застрелили его.

– Да.

Шеф поднялся и стал слоняться по кабинету в поисках пепельницы. Обнаружив ее, неловко поставил на пол между двумя стульями.

– Как вы себя почувствовали? Я имею в виду, когда застрелили Римека? Это же произошло у вас на глазах, не так ли?

Лимас пожал плечами.

– Я был чертовски раздосадован, – ответил он.

Шеф склонил голову набок и слегка прикрыл глаза.

– Уверен, ваши чувства этим не ограничились. Наверняка вы были потрясены, так? Это было бы гораздо более естественно.

– Да, я испытал потрясение. Как пережил бы его любой на моем месте.

– Вам нравился Римек? Чисто по-человечески?

– Вероятно, да, нравился, – ответил Лимас покорно. – Мне кажется, сейчас уже нет смысла обсуждать это, – добавил он.

– Как вы провели ночь? Точнее, то, что от нее осталось, после смерти Римека?

– О чем у нас разговор? – Лимас начал немного горячиться. – К чему вы клоните?

– Римек стал последним, – задумчиво сказал Шеф. – Последней жертвой в длинном списке погибших. Если память меня не подводит, все началось с девушки, которую застрелили в Веддинге у кинотеатра. Потом был наш человек в Дрездене и серия арестов в Йене. Как десять маленьких негритят. Теперь Пауль, Фирек и Лэндзер – все мертвы. И наконец, Римек. – Он криво усмехнулся. – Мы заплатили слишком дорогую цену. И я подумал, что, быть может, с вас довольно.

– В каком смысле довольно?

– Мне показалось, что вы переутомлены. Перегорели. Выдохлись.

Воцарилось долгое молчание.

– Об этом вам судить, – наконец сказал Лимас.

– Нам всем приходится жить, не имея привязанностей, верно? Хотя это, конечно же, невозможно. Мы строим друг с другом жесткие отношения, хотя на самом деле вовсе не такие уж черствые люди. Я хочу сказать… Человек не может все время жить на холоде; иногда с холода нужно возвращаться… Вы понимаете, о чем я?

Лимас понимал. Он вспомнил длинное шоссе, ведущее из Роттердама, ровную прямую дорогу среди дюн и бредущий по ней поток беженцев; вспомнил, как появился самолет, казавшийся издали совсем крошечным, и как шествие замерло, вглядываясь в него: самолет снижался почти к самым дюнам. Он вспомнил кровавый хаос, бессмысленный кромешный ад, когда бомбы стали падать вдоль дороги.

– Я не могу продолжать разговор намеками, – произнес Лимас. – Что вы хотите мне поручить?

– Хочу, чтобы вы продержались на холоде еще немного.

Лимас промолчал, и Шеф продолжил:

– Вся этика нашей работы, как я ее понимаю, строится на одном фундаментальном принципе. И состоит он в том, что агрессия никогда не будет исходить от нас. Вы согласны с этим?

Лимас кивнул. Что угодно, только бы ничего сейчас не говорить.

– Да, мы совершаем неблаговидные поступки, но всегда лишь в целях обороны. С этим, думаю, тоже трудно не согласиться. Мы вынуждены поступать скверно, но лишь для того, чтобы обычные люди в этой и других странах могли спокойно спать ночью в своих постелях. Или вам кажется, что я ударился в романтику? Разумеется, мы порой делаем страшные вещи, – он усмехнулся, как хулиганистый школьник. – И, оправдывая себя с моральной точки зрения, зачастую допускаем некоторую подтасовку: в конце концов невозможно проводить прямое сравнение между идеологией одной стороны и методами, к которым прибегает другая. Разве я не прав?

Лимас несколько растерялся. Он не раз слышал, как этот человек начинал нести околесицу, прежде чем нанести жестокий удар, но никогда дело не доходило ни до чего подобного.

– Я хочу сказать, что сравнивать между собой можно только метод с методом, идеал с идеалом. И в этом смысле со времени окончания войны методы наших врагов и наши собственные стали практически идентичны. Нельзя уступать противнику в безжалостности только потому, что политика твоего правительства подразумевает более мягкие подходы, верно? – Он тихо рассмеялся, как бы про себя. – Это же ни в какие ворота не лезет.

«Боже милостивый! – подумал Лимас. – Его разглагольствования уже начинают напоминать туманные речи отцов церкви. Что именно он мне все-таки пытается втолковать?»

– Вот почему, – продолжал Шеф, – по моему мнению, мы должны избавиться от Мундта… О, черт! – Он раздраженно повернулся к двери. – Принесут нам когда-нибудь кофе или нет? – Шеф вновь пересек комнату, открыл дверь и поговорил с невидимой девушкой в приемной. Вернувшись, он закончил: – Я считаю нашим долгом устранить его, если только нам это удастся.

– А зачем? У нас же ничего не осталось в Восточной Германии. Вообще ничего. Вы сами только что подвели черту – Римек был последним. Нам некого там больше защищать.

Шеф сел и какое-то время разглядывал свои руки.

– Это не совсем так, – произнес он наконец. – Но не думаю, что мне стоит утомлять вас скучными подробностями.

Лимас в ответ лишь передернул плечами.

– Скажите мне, – продолжал Шеф, – вы устали от шпионажа? Простите, если я начинаю повторяться. Потому что это феномен, который нам здесь хорошо знаком, хотите верьте, хотите нет. У авиастроителей это называется усталостью металла… По-моему, я верно употребил термин. Как обстоит дело с вами?

Лимас вспомнил свои мысли по пути домой этим утром и задумался над ответом.

– Потому что, если вы истощены, – добавил Шеф, – нам придется изыскивать другие способы добраться до Мундта. Понимаете, то, что я задумал, несколько выходит за рамки привычного.

Вошла девушка с кофе, поставила поднос на стол и наполнила две чашки. Шеф подождал, пока она удалилась.

– Такая дуреха, – заметил он так, словно беседовал сам с собой. – У меня в голове не укладывается, почему так трудно стало найти хорошую секретаршу. Право, не стоило давать Джинни отпуск именно сейчас. – Он какое-то время с хмурым видом помешивал сахар в своей чашке. – Нам нужно во что бы то ни стало хотя бы дискредитировать Мундта, – сказал он после паузы. – Скажите честно, вы много пьете? Виски там и прочее спиртное?

А ведь Лимас считал, что знает Шефа как облупленного.

– Да, я выпиваю. И думаю, что больше и чаще, чем другие.

Шеф понимающе кивнул.

– Что вам известно о Мундте?

– Он – убийца. Работал в Лондоне года два назад в представительстве министерства сталелитейной промышленности Восточной Германии. Нами тогда руководил советник кабинета министров – Мастон.