Vip-зал - Йенс Лапидус Страница 6

– Dobrodošao, moj sin, – произнес он, сделав ударение на «сын» и глядя Тедди прямо в глаза, – Živeli [2].

– Спасибо, папа.

Тедди не хотел говорить по-сербски, но не потому, что он не понимал, просто это не его язык.

Отец все еще смотрел ему в глаза, ничего больше не говоря. Остальные ждали. Краем глаза Тедди заметил, как Никола переминался с ноги на ногу, он единственный не мог стоять спокойно.

– Ты мой сын и всегда будешь моим сыном, – сказал отец наконец. – Мама была бы рада, что ты вернулся.

Вечером, раздеваясь, Тедди заметил, что одежда резко пахнет дешевым порошком. Это напоминало зону. Кроме тех денег, что он держал в коробке еще с тюрьмы, у него было двадцать восемь тысяч в конверте и две старые золотые цепи. Надолго этого не хватит.

Новая жизнь.

Он осмотрел себя в зеркале, висевшем на стене. Шрам на животе выделялся тонкой линией, был, может быть, чуть краснее, чем обычно. Он вспомнил звук выстрела, как он сначала подумал, что стреляли в воздух.

Он решил отрастить волосы, сейчас они были миллиметра три длиной. Бритая макушка – хорошая прическа только для тюрьмы.

Он лег в постель, но все время ему казалось, что кто-то может ворваться в квартиру и навредить Николе или Линде. Как будто стены и двери в этом доме из гипса, словно они всего лишь декорации на сцене.

Скорее всего, это один из тех симптомов, которые бывают у только что вышедших. Так называемая вольная болезнь.

Он сел на краю кровати.

Неподвижно смотрел в темноту.

Он был болен свободой.

У Филипа всегда рядом с кроватью стоял полный стакан с водой, священный принцип. Он пошарил рукой. Прохладная, чистая поверхность. Отлично. И таблетки. Всегда таблетки. Он выдавил две капсулы «Золофта» и проглотил их, запив водой. Глотать таблетки он мог, если нужно, с завязанными глазами.

Слишком много картинок в голове. Рабочие совещания. Встречи с банком. Все, кому нужны деньги. Кровать в той квартире. Удар в лицо. Трескающийся лед. Этот милый врач в Каролинской больнице, который его зашивал. Стефани, ноющая – что случилось.

Ее можно понять: не каждый день люди его круга приходят домой с синяком во все лицо. И она еще не знает, что он стоял на тонком льду у пристани больше пятнадцати минут.

В конце концов люди на причале ушли, а он лег на лед и пополз к пирсу. Потом его целые сутки трясло.

Вообще-то ему хотелось выйти на балкон и проораться. Орать, пока легкие не лопнут и голова не взорвется. Но соседи это вряд ли оценят. И, может быть, кто-то из друзей и их родителей узнает. Семейство Гамильтон услышит или этот старик Вахтмайстер из дома напротив: похоже, Филипу плохо. Филип шумит. Филип плачет.

Родители обязаны были заметить симптомы раньше, когда он еще жил с ними. Круги под глазами, игра в приставку ночи напролет. Блоки таблеток на его столе, упаковки в мусорном ведре. Но они занимались своими делами. И Филипу даже нравилась эта дистанция между ним и родителями. Для них: вечеринки, приемы, коктейли, путешествия, работа. Для него: дома с сестренкой, друзья, что-то еще. Чаще всего просто один. Никчемный.

Он сел в постели. Голова кружилась меньше. Одеяло в пододеяльнике сбилось к ногам. Он попытался его поправить не вставая. Посмотрел на часы на тумбочке: «Картье Сантос», циферблат сорок четыре миллиметра. Купил пять месяцев назад в салоне Нюмана. Титановые.

Тогда: часы – это триумф. Материал: черный, матовый, дорогой. Но тонкий. Подтверждение его статуса.

Теперь: месяц назад он купил «Патек Филипп». От «Картье» он начал уставать.

Десять минут одиннадцатого.

Пора вставать. Нужно выйти в мир. Нельзя, чтобы кто-то узнал, что он не мог заснуть до четырех. Никто не должен знать, что внутри Филипа есть другой Филип. Тот Филип, который был так близок к краю пропасти.

Он достал айпад и просмотрел: двадцать новых писем. Есть дела и поважнее, но ему хотелось все проконтролировать.

Потом он залез в Facebook. Последний пост он сделал в начале недели. Фото с танцпола в каком-то баре на площади Стуреплан: лучи света в дыму. Он сам с бутылкой в руке. Ему стало противно.

Новое входящее сообщение.

Вместо фото отправителя – красноглазый белый кролик.

«Я думаю о тебе чаще, чем хотелось бы. Теперь ты мой, Филип. Мы двое связаны навеки. Теперь я знаю еще больше. Пора кончать. Я скоро приду за тобой, Филип. Скоро. Твой АА».

Он пощелкал по разным иконкам.

Мокрый, тонкий лед снова возник перед глазами.

Лед трескался под ногами.

Черная комната.

Тедди сел в постели и пошарил рукой в поисках выключателя.

На него со стены таращился Аль Пачино – с плаката к фильму «Лицо со шрамом».

Тони Монтана сидел с золотыми часами на запястье и бокалом виски на столе. У него красотка-жена, и дела идут хорошо, и все равно щеки ввалились даже больше, чем у отца Тедди после смерти матери.

Чернота во взгляде Монтаны переливалась за края фото, и Тедди чувствовал ее даже во мраке комнаты. Это была не та знаменитая сцена с горой кокаина на столе, где Монтана, опустившийся и развращенный, погружал лицо в порошок. Кадр на плакате сделан раньше. Когда Монтана еще был на вершине своей наркокарьеры, но уже тогда им завладела ночь.

На полке стояли две фотографии в рамках. На одной – Линда в голубом платье, в день окончания школы, счастливая. Тедди вспомнил, как потом они праздновали это событие дома у отца. Через год родился Никола, и тогда отец уже не был так доволен. Ведь Линда должна была учиться в университете или институте.

На второй фотографии вся семья целиком. Мать, отец, Линда, Дарко и он сам. Фото сделали в Белграде, когда они еще были детьми. На заднем плане каменная стена с огромным фиолетовым рододендроном, которому, похоже, лет сто. Тедди тогда исполнилось одиннадцать, и все же он отлично помнил то лето. Каждый вечер он, Дарко и отец шли в «Кафе Библиотека», а мама и Линда занимались своими делами.

Отец ел говяжий салат со сладким луком и беспрестанно курил местные сигареты «Дрина».

Они болтали о книгах, футболе и еде, и лицо отца, когда он смотрел на них, светилось теплотой. Тедди всмотрелся в лицо отца на фото. Скоро идти к нему.

Но сейчас нужно снова заснуть.

Ночь всегда была его другом.

Раньше.

В ближайшее время ему потребуется поправить финансовые дела. Двадцати восьми тысяч крон и двух золотых цепей не хватит даже на половину необходимого. Новые права – теория, вождение и сам экзамен поглотят весь его небольшой резерв быстрее, чем он успеет сказать слово «деньги». Прежде всего ему нужно найти себе жилье, и пока не найдет, надо убедить Линду разделить с ним плату за дом.