Остатки былой роскоши - Лариса Соболева Страница 6

– Это тебе задницу подтирать! – зло выпалил Ежов.

– В газетах свинца много, для моей нежной задницы они не подходят, – промурлыкала Аля. Двумя пальчиками осторожно – лак еще не высох – она вытащила из пачки один номер, так же осторожно перелистала, пробежав его глазами, нашла свое интервью и рассмеялась: – Гляди-ка, все напечатали. А зачем тебе так много? Ах, ну да, хочешь оклеить квартиру.

– Да! – гаркнул Ежов. – Чтоб ты каждый день помнила, глядя на газеты, какая ты дура! Я купил тираж, который в город пришел. Но не могу гарантировать, что те, кто по моей просьбе скупал по киоскам газеты, будут держать язык за зубами. Я потратил деньги на твой словесный понос, выбросил их на ветер!

– Ничего, наворуешь еще, в казне всегда есть бабки. И предприятия у тебя неубыточные – кстати, с моей помощью, – томно проговорила Аля, принимая позу одалиски.

– Ты!.. Вообще!.. – взбеленился Валентин Захарович. – Ты соображаешь, что делаешь? Выставила нас на посмешище!

– А ко мне еще из одного журнала обращались, – как бы между прочим сказала Аля. – Обещали портрет мой напечатать на обложке...

Ежов от наглости жены остолбенел. Ничем супругу не пронять. Был бы у него автомат, с радостью выпустил бы в нее всю обойму...

– Ты сначала на рожу паранджу надень, а потом фотографируйся! Я тебя в дурдом сдам, – пригрозил пальцем Ежов в запале. – Такое вывалить могла лишь полная идиотка. Это интерью – доказательство, что у тебя мозги рассохлись...

Он не договорил, ибо Аля подняла свой мощный стан и, не желая больше слушать от мужа угрозы, замахнулась. Поскольку ее никто не учил культурным ударам – апперкот, хук... – врезала напрямую кулаком, без правил, по рабоче-крестьянски. Имея по сравнению с женой некрупное тело, Ежов, сраженный ударом, взмахнул руками, совершил полет назад и очутился на полу у стены. Он скривился, будто съел кислятину, так как ощутил во рту адскую боль. И почему-то у него стала обильно выделяться слюна, точь-в-точь как от оскомины. Аля приблизилась и, уперев руки в боки, с превосходством сильного над слабым отчеканила:

– Ах, рожа тебе моя не нравится... На свою посмотри! Еще раз услышу про дурдом, размажу тебя тонким слоем по стенке, понял? И твою суку белодомовскую размажу, и тоже тонким слоем. Что, вчера на даче звезды с ней считал? Ты жену удовлетворить не можешь своим крючком, так неужели думаешь, он ей по кайфу? Это ты идиот, а не я. Ты ей нужен для карьеры, олух, и по Тунисам разъезжать. Пусть спасибо скажет, что ее мужу не настучала. Ну да, это удовольствие у меня еще впереди. Вчера звонят мне на мобильный, сообщают: «Ваш муж с Туркиной поехал в загородный дом!» Я еду, в доме иллюминация, все ясно. Скажи спасибо, что не зашла, удержали меня, иначе ты ни свою рожу, ни рожу Зинки не узнал бы сегодня. Так вот, учти: в другой раз размажу! Тонким слоем!

Она замолчала, глядя на мужа, невнятно мычавшего. Поняв, что немного переборщила, Алевтина присела на корточки перед ним:

– Ой, Валек, я тебе что, челюсть свернула? Прости, не рассчитала. Давай с другой стороны стукну? Не надо? Хорошо, не буду. Ну иди ко мне, – насильно она притянула его к себе. – Бедненький, предупреждала же, не спорь со мной. Видишь, как вышло? Ничего, пройдет.

Аля гладила мужа по волосам нежно, прижав его к своей большой, выпуклой груди. Все же жалко его, он такой хлипкий. А Валентин Захарович вспоминал, кто из знакомых работает в сети «Билайн». Если звонок сделан с мобильника, тогда можно узнать стукача по фамилии и отплатить ему за стукачество. Жестоко отплатить, страшно.

Среда, одинадцатое мая, вечер. Арнольд Арнольдович Медведкин, маленький и кругленький человек, допоздна просматривал гранки завтрашней газеты. Ничего не допустить лишнего, хотя бы намека, который можно превратно истолковать, неправильно понять. Главное, чтобы наверху остались довольны. Ему пятьдесят восемь. Пережил и без того немало унижений, а мечтающих занять место главного редактора много, причем людей непрофессиональных, безграмотных. Но нынче на всех уровнях руководящие места в городе заняли некомпетентные люди. Взять местный театр – да Арнольд Арнольдович после просмотра спектаклей тухлые яйца готов бросать на сцену, а приходится печатать хвалебные оды. Потому что место директора занимает карга, ничего в искусстве не понимающая, зато выкормыш белого дома. Нынешний ведущий актер – ее любовник, моложе ее лет на тридцать, бездарь... Ну и что делать? Говорят, через театр она отмывает деньги, так что ее не уберут. А Медведкина сметут, стоит ей только захотеть. До пенсии всего ничего, стало быть, держите статейку-панегирик о новой премьере. Хоть не сам ее катал – и то ладно.

Вроде бы все в норме. На первой полосе... какая там полоса! Так, полосочка, сорок пять сантиметров в длину и всего тридцать сантиметров в ширину. Вот раньше выпускали газету... разворачиваешь – и рук не хватало. Но то было, да прошло. Нынче же выпускается четыре раза в неделю газетенка из двух полосочек и один раз в неделю из шести. Завтра выйдет из шести, можно сказать, толстушка.

Итак, на первой полосочке дана большая фотография с изображением мэра, Ежова и гюрзы Туркиной крупным планом. Это хорошо, бросается в глаза, они будут довольны. На первой же полосе статья о проблемах молодежи, подробно пересказаны мысли Сабельникова. Нет, мыслями это не назовешь, так, поток сознания в коматозном состоянии. Мэр последнее время взял ориентир на молодежь, заигрывает бессовестно. Вторая полоса посвящена Сабельникову, его делам за первую декаду мая. Третья посвящена Сабельникову и Ежову – их планам на вторую декаду. Пожалуй, второй обидится за то, что мало написано о нем. «Зато какая фотография! – успокоился Медведкин. – Портрет достоин звезды Голливуда. Только наш Ежик напрочь лишен обаяния. На такую злую рожу харкнуть хочется, а не на стенку портрет повесить». Четвертая полоса посвящена... все время Сабельникову, но и Ежову с Туркиной выделено по статейке! Арнольд Арнольдович сморщился – надоело осанну петь. Ага! Координационному совету подвальчик выделили на пятой. Ну а дальше всякая ерунда про городские дела, потом реклама и еще раз реклама. На всякий случай – уж который раз – пробежал глазами информацию о совете. Стоп, стоп! Вызвал ответственного за выпуск, угрюмо приказал:

– Смотри: «Ежов слишком категоричен в своих требованиях...» Убери.

– Да вы дальше читайте, – возмутился редактор, проторчавший допоздна вместе с шефом, мечтавший отправиться к жене и котлетам еще три часа назад, и прочел вслух: «Ежов слишком категоричен в своих требованиях, но его можно понять – бюджет трещит по швам...» Что здесь криминального?

– Первую половину фразы убрать, – устало произнес Медведкин, ему тоже хотелось котлет и граммов сто водочки. – Не знаешь Ежова? Его только по шерсти можно гладить.

– И что получится? Цитирую: «Его можно понять – бюджет трещит по швам, Ежов вынужден прикинуться бедным родственником и попрошайничать». Вот теперь фразу наш Ежик воспримет как оскорбление. «Категоричен в требованиях» ему больше понравится, чем просто «попрошайка».