Чисто альпийское убийство - Йорг Маурер Страница 6

Супруги Гразеггер двигались почти тем же маршрутом, что и шальной бегун в смокинге несколькими минутами раньше, только в обратном направлении. При этом темп их ходьбы был достаточно медленным, комфортным. Владелец похоронного бизнеса никогда не спешит: он живет размеренной жизнью и продумывает каждый свой шаг, умело добиваясь, чтобы окружающие относились к нему с пиететом. Еще предки Гразеггеров работали над имиджем серьезных и основательных людей, и это дало хорошие плоды: самые махровые старожилы курорта почти поголовно были клиентами Игнаца и Урзель — уже пятого поколения наследников деликатного бизнеса. Вскоре, забыв о странном марафонце, Игнац и Урзель взялись под руки — по-свойски, как муж и жена. Они радовались предстоящему августовскому вечеру, спокойному и приятному.

Так-то оно так, приятному, но все-таки одна мощная дождевая капля, центральный нападающий с атмосферного фронта над головой, угодила в локон на виске Урзель, отчего тот немедленно раскрутился. А ведь она накануне была в парикмахерской! Пришлось ей все-таки раскрыть зонтик. Эта дама обладала гордой, суровой красотой, у нее были полные губы, а в голубых глазах светилась искорка интеллекта. Урзель родилась здесь, в долине, так что ее упрямство — пардон, твердая воля, — в общем, это свойство ее характера было обусловлено генетически. Для портрета Игнаца Гразеггера годятся почти те же самые краски: массивный корпус, суровый вид, умные глаза, целеустремленный характер, — короче говоря, видный мужчина с определенной харизмой. Он появился на свет там же, где и его будущая супруга, их дальние предки даже были родственниками, что в горной Баварии почти неизбежно.

— Сегодня будет работа, я чувствую, — заметил Игнац.

— Ну, раз ты так считаешь, — улыбнулась Урзель, показывая на молодого золотистого ретривера, который сидел на обочине дороги, часто-часто дыша. — Ты только погляди на него: он наверняка гонялся за зайцем.

У хирурга Бьянки Валлмайер, главного врача и заместителя директора крупной клинической больницы, выдался очень тяжелый день. С утра госпожа Валлмайер провела три сложные операции, но осталась не вполне довольна их результатом. Затем на ее голову одна за другой посыпались личные проблемы. Сначала пришло уведомление от адвокатов о состоявшемся разводе, а это сулило значительное ухудшение ее финансового положения. Новость о том, что старший сын неминуемо сползает в наркотическую пропасть, явилась еще одним жестоким ударом судьбы в спину — причем не последним. Ближе к вечеру стало известно: ее научное открытие, описывающее определенную патологическую реакцию организма на хирургические вмешательства, все-таки не включили в медицинскую энциклопедию «Пширембель» в виде отдельной статьи «Болезнь Валлмайер», или «Валлмайерова болезнь». А теперь, вместо того чтобы хоть немного забыться на концерте фортепианной музыки, она ползает на коленях в луже крови какого-то абсолютно постороннего человека, который скорее всего уже мертв и ему ничем нельзя помочь, и при этом сама чувствует себя хуже некуда.

— Там хоть что-то шевелится или нет? — пробормотала дама, но ее никто не услышал. Тем не менее «там» кое-что все-таки шевелилось. Это Инго Штоффреген, лежа под трупом Евгения Либшера, пустился в финишный забег наперегонки с Танатосом, сыном Никты, богини ночи, и братом Гипноса, бога сна. Особый гормон, вырабатывающийся в предсмертном забытьи, заставил его мышцы и глаза судорожно сокращаться — в последний раз. Грудь невысокого спортсмена тоже еще медленно вздымалась и с легким подрагиванием опускалась. Однако никто этого не видел, и хирург Валлмайер тоже, поскольку забыла дома плюсовые очки.

С другой стороны ряда, всего лишь в полуметре от солидной докторши, настойчивый гость из Северной Фризии, доктор Шивельфёрде, делал уже вторую за последние минуты попытку найти пульс у старшего капельдинера Евгения Либшера. Без сомнения: пульс не прощупывался, никаких признаков сердечной деятельности не наблюдалось, значит, этот человек мертв. Воспользоваться другими известными приемами констатации смерти, а именно: проверить реакцию зрачков на свет или поднести зеркало к губам предполагаемого покойника (в старину в крестьянских семьях отсутствие пара на зеркале являлось поводом для вскрытия завещания), было невозможно, ибо у Евгения Либшера не осталось ни глаз, ни рта в собственном смысле слова. По крайней мере их нельзя было различить в том кровавом месиве, в которое превратилась вся лицевая часть его черепа. Доктор Шивельфёрде задумчиво оглядел мертвеца. Похоже, ему разбили лицо каким-то тупым предметом, удар пришелся наискосок — сверху вниз, начисто срезав нос. Из головы трупа, находившейся в приподнятом положении, беспрепятственно стекала кровь, в считанные секунды залившая нагрудную табличку, в результате чего потерявший лицо человек остался еще и без имени. Доктор Шивельфёрде распрямился. Этого несчастного либо кто-то ударил по лицу, либо он расшибся сам, упав на твердую поверхность, скорее всего на жесткий край сиденья. Значит, в том месте должны остаться следы крови. Врач оглядел двенадцатое кресло в соседнем, третьем, ряду. Оно было безукоризненно чистым, без единого пятнышка — правда, в таком состоянии ему пришлось оставаться недолго, ведь прямо на глазах у Шивельфёрде за край сиденья ухватились перепачканные кровью дамские пальчики с зелеными ногтями, основательно запятнав обивку. Мысленно пожелав успеха тому, кто будет фиксировать следы, заезжий доктор перевел взгляд на женскую голову, вынырнувшую из-за спинки кресла. Обладательница зеленых ногтей спросила:

— Ну как, разобрали что-нибудь? Я забыла дома очки.

— Смерть наступила около десяти минут назад. Множественные травмы, большая потеря крови. Вот только носа почему-то не хватает.

— О, выходит, мы коллеги?

— Выходит, да. Моя фамилия Шивельфёрде, я педиатр из Хузума. Однако для того чтобы констатировать смерть вот этого господина, не обязательно быть педиатром. Это не составило бы ни малейшего труда даже для…

— Очень приятно. Валлмайер, главный врач клинической больницы. Так для кого же это не составило бы труда, по вашему мнению?

— Для ветеринара, например.

«Или для заместителя директора больницы», — мысленно дополнила доктор Валлмайер. Она хотела поприветствовать северофризского коллегу и чуть было не протянула ему испачканную кровью руку, но вовремя остановилась и стала обтирать ладони о свои дизайнерские брюки.

— Сегодня у меня был жутко тяжелый день, — вздохнула доктор Валлмайер. — Операции, развод, наркотики, осечка в карьере.

— Все как обычно, — отозвался педиатр из Хузума, однако его собеседница уже глядела в сторону. Итак, край многострадального сиденья из третьего ряда оказался донельзя перепачканным кровью жертвы. Доктор Шивельфёрде понимал, что при осмотре места происшествия судмедэксперт может сделать неверное заключение. Например, решит, что Евгений Либшер ударился головой именно в этом месте. «Правда, это не мои проблемы, — подумал детский врач. — Ведь я же не из тех, кто любит совать нос в чужие дела, не гшафтлхубер, как говорят в Баварии».

С обеих частей балкона, со стороны партера — одним словом, отовсюду — засверкали вспышки любительских цифровых фотокамер, а репортер местной газеты даже взобрался на сцену со своей профессиональной «лейкой». «В распоряжении следователей окажутся десятки снимков, правдиво отражающих ход событий», — подумал гость из Хузума. А вообще, стоит ему раскрыть рот, и его затаскают в качестве свидетеля, а значит, придется проторчать здесь несколько дней, в то время как его отдыхающее в Бриндизи семейство будет наслаждаться прелестями апулийской кухни без него. Пожалуй, пора уступить место полиции, которая вот-вот появится.