Камень заклятия - Владислав Авдеев Страница 6

— Что, дождался? Выгнали? Говорила, не бросай журналистику. Кому ты будешь нужен после тюрьмы? Загубил жизнь и себе и мне. Дожил, вся милиция на ногах…

Костя!.. Ей-то зачем рассказал?

— Удивляюсь, как тебя еще не арестовали, — продолжала нудить Нина.

— Пока решили не трогать, отпустили домой сухари сушить, — и вот как получается, я сказал совершенную правду, а Нина просто взбеленилась:

— Шут! Я тебя ненавижу! Если не трудно, собери мои вещи. Костя заедет, заберет. И не забудь, отдай мою фотографию.

— Как я понял, ты ушла навсегда.

— Вот именно.

— Так зачем мне твоя фотография? Что я с ней буду делать? — Сознаюсь, мне хотелось сделать ей больно. — Я даже рад, что ты меня бросила.

— Почему?.. — она снизила тон, в голосе появилась растерянность.

— Дело в том, что я люблю другую и давно хотел тебе об этом сказать, но я боялся обидеть.

— Подлец!

На этом разговор прервался, кто бы подумал, что всего через год после начала наших отношений она будет бросаться такими словами. Как быстро она обабилась. Я начал собирать ее вещи, трусики, ночнушку, халат и прочие мелочи. Отдавать фотографию не хотелось, я долго смотрел на нее, вспоминая прожитые с Ниной дни. Милое, нежное, застенчивое создание — и все это улетучилось, словно осень унесла листья с дерева, обнажив рабски послушную папе дочку. Но по-прежнему обольстительно красивую.

Я переоделся в джинсы, футболку, кроссовки. Перед уходом заглянул в мамину поварскую книгу, ведь я собирался на ужин готовить курицу. Понравилось два рецепта:

«Отварная курица, жаренная в тесте с рисом.

Мясо курицы, сваренной в бульоне, отделить от костей, порезать на порции. Каждую порцию обмакнуть в тесто (замесить из муки, масла, воды, водки, сахара, соли) и опустить в кипящий жир. Вынимать, как только зарумянится. Подавать с рисом».

«Фаршированная курица, за 25 минут.

Тонко нарезать ливер (печень, сердце, желудок) и окорок. Истолочь булку. Нарезать петрушку и чеснок. Смешать все вместе с рублеными яйцами. Посолить, поперчить. Нафаршировать этой смесью курицу. Зашить. В скороварке вскипятить подсоленную воду вместе с овощами, сельдереем и луковицей. Положить туда курицу. Закрыть кастрюлю и варить курицу 25 минут. Подавать на блюде, обложив овощами».

Но прежде чем выйти, я решил проверить, не следят ли за мной, и, прячась за занавесками, осмотрел сначала двор, а затем улицу — у нас квартира с окнами туда и сюда. Через некоторое время глянул снова — не изменилась ли обстановка. Дело в том, что с самого начала мне до конца не верилось в правдивость происходящего — не собираются ли они меня разыграть. Поиздеваться, пока я в их власти.

Эти мысли не покидали меня даже тогда, когда пришла Ольга и мы сели ужинать — курица у меня получилась отменной, я выбрал для готовки фаршированную, и она отлично гармонировала с сухим красным вином.

В десять вечера я не вытерпел и решил сходить в ресторан, где работал охранником, посмотреть, как там отреагируют на мое появление. Если верить словам Сергеева, меня никто не увольнял и вообще все в ажуре. Я сказал Ольге, что отлучусь на часик, и заказал такси.

Так получилось, что к ресторану я подъехал одновременно с милицейской машиной, из которой вылез Костя, увидев меня, он сделал движение, словно собирался снова нырнуть в газик, но тут же опомнился и подошел ко мне. Мы обменялись рукопожатиями.

— Знаешь, Андрей, я должен тебе сказать, хоть мне и не велели этого делать… О тебе спрашивали такие люди… И…

— И тебе пришлось выдать меня. Знаю.

— Откуда? — изумился Костя. — И ты не в обиде?

— Я верю, что положение у тебя было безвыходное. Ты не мог походя предать меня.

— Они пригрозили, если не скажу, где ты прячешься, то не увижу больше дочку. Она была уже у них, прямо из детсада увезли… Скоты! Словно разрубили меня надвое. Самое обидное, что свои, из конторы. Вся страна живет не по закону, а по понятиям. Странно, что они до сих пор тебя не арестовали, у Х-ва такая власть, они что угодно могут с тобой сделать. Может, тебе все же уехать из города?

— Пока в этом нет необходимости. Не подбросишь до дома? Я мигом, поговорю минут пять с директором…

— Конечно, какой вопрос.

Я поручковался с охранником и вошел в ресторан, и метрдотель и бармен встретили меня улыбками, девчонки-официантки тоже. Директор, увидев меня, встал из-за стола, сказал, что он вчера погорячился и готов извиниться, что я могу приступить к работе в любое время. Я ответил, что на время уезжаю и хотел бы получить расчет. Директор тут же пообещал выдать его утром. Я вышел из ресторана слегка ошеломленный, обычно за драку с важным посетителем, пусть даже тот ударит первый, сразу увольняли. Теперь у меня не было сомнений — в Жердяевку придется ехать.

В машине Костя снова поинтересовался, почему я до сих пор не арестован.

— Объявили «Вулкан», все стояли на ушах. И вдруг все отменили, и ты спокойно разгуливаешь по городу. А что я пережил! Предать друга, с которым вместе рисковали жизнью… Не дай бог тебе такой выбор, какой сегодня предложили мне. Кажется, у меня что-то внутри сломалось.

Я сказал, что передо мной тоже стоит непростой выбор, а не арестовали потому, что в непонятной пока для меня игре я изображаю какую-то фигуру. И кто на меня поставил — неясно. И что больше ничего ему сообщить не могу.

Костя понимающе кивнул:

— Я чувствовал, что на меня выйдут. Даже подстраховался, предупредил Нину, думал, начнут расспрашивать ее о тебе, чтоб не говорила, с кем ты знаком. Да они, видишь, и сами раскопали. Скоты! Так обращаться с офицером, — Костя скрипнул зубами.

И молчал до самого дома.

Я отдал ему сумку Нины, зная, что после этого уже никогда не смогу сделать первый шаг к примирению. Когда ее вещи были у меня, мы находились в состоянии поссорившихся — с кем не бывает. Но теперь она ушла навсегда.

Мы странно встретились и странно разошлись.

После того, как Нина пересела от меня на именинах Костиной жены (останься она, я не познакомился бы с Ольгой), мы встретились ровно через два года и снова на именинах Костиной супруги. Ольга по какой-то причине не пришла — появись она, и наши пути с Ниной, может, никогда бы не пересеклись.

Нину старанием Кости и его жены опять посадили со мной, мне ничего не оставалось, как положить ей руку на колено и слегка пожать. Нежное создание не онемело, не одеревенело, а посмотрело на меня долгим изучающим и в то же время снисходительным взглядом, словно говорило: «Ну что с тобой поделаешь, нравится тебе трогать мое колено, трогай». Потом на лице Нины появилась легкая улыбка, и она прошептала:

— Вы не изменились.

Не знаю, что она имела в виду, мою физиономию или привычки. Я легонько провел ладонью по ее ноге, от колена вверх, и убрал руку: