Третье яблоко Ньютона - Ольга Славина Страница 60

— Святослав, вы святой человек, а я обязан вас предупредить, что эти американцы вас во что-то могут втягивать. Вы уверены в том, что говорите? Вас не привлекут потом за клевету?

— Да нет, так мы не договаривались. Да и зачем канадской налоговой меня кидать?

— А зачем вы тут пишете, что готовы были ей заплатить? Вычеркните это немедленно. Вы же на себя наговариваете, что вы сами коррупционер.

— А вот этого не надо. С моей историей борьбы с коррупцией только вы, юристы, буквоеды, такое можете тут вычитать. Я же ей не заплатил? Нет. А мало ли чего я хотел. А она, что, прямо мне так и сказала, что ли, что она деньги брать не будет? Она все темнила и цену себе набивала. Я в итоге-то добро или зло сотворил? Добро. Ты в корень смотри.

— Святослав, дайте мне хоть над формулировками поработать. Я не хочу сказать, что вы чего-то не понимаете или что вы несколько легкомысленно к этому относитесь, не думайте, но…

— Как это я не понимаю чего-то! Чего тут понимать! Налоговая просила? Просила. Крюк у них на меня есть? Есть, к сожалению, а то бы я их, конечно, послал. Мне самому противно сионистам из мирового правительства помогать. Но послать их я не могу, ясен перец. Если они в жесткач пойдут, мне штрафом тут не отделаться, могут и под депортацию конкретно подвести. А заявление я вообще в Лондон пишу. Кому потом надо будет все концы вместе вязать? Хочешь посмотреть формулировки, смотри, а ко мне не приставай.

— А что вы на словах этому человеку из ФБР говорили?

— Да то же самое и сказал, что тут написано. Он хоть и еврей, но толковый мужик-то. Сам же сказал, что я могу это заявление поправить, если что не так. Вот и правь. Нормально же все?

— Святослав, вы должны были меня вызвать до того, как говорили с ним и с этой дамой, Марией Гонзалес. Как вы могли со мной не посоветоваться? Я, конечно, этот документ поправлю, но меня беспокоит… Если вы этому, как его, Шуберту, говорили именно так, как вы тут написали, вы, мягко говоря, себя в плохом свете выставили, вовсе не как борца с коррупцией, а скорее наоборот.

— Так что, это, считаете, подстава? А Шуберту это зачем? Это же все внутри банка будет вариться, чудной вы человек. У вас, прям, паранойя, что ли? Я на банке, если хотите, свои очки заработал. Мне сейчас их кредит не нужен, но если возникнет тема, теперь буду знать, куда пойти. Мне второй раз консультанты не понадобятся. Мария же Гонзалес у них за репутацию отвечает, а я с ней договорился, что если потребуется, она мне поможет. Это же прямой ход в банке к руководству. И бабла не надо будет заносить. Чудной вы человек, таких простых вещей не понимаете. Эх, вам бы в России поработать, чтоб понимали, как жизнь устроена. Говорю вам, это нормальный ход.

Так они тогда и препирались с мудилой этим, адвокатом его, — прости, господи, слова такие. Но Серикова до сих пор беспокойство это тревожило, не отпускало. Хоть и больше полугода прошло. Вот и мучайся, вот и не спи ночами. А тут еще и позвонок, и эти медики-шарлатаны. Тревожно и беспокойно все это.

Жена позвала Святослава ужинать. Святая женщина, его Вера. Надо с ней и с девочками куда-нибудь на Карибские острова съездить, как каникулы начнутся.

Ночью темно, а он на сон грядущий справочников медицинских начитался. В темноте мысли самые дурные в голову лезут, как упыри. Сегодня на улице даже показалось, будто мужик за ним идет. Иными словами, уже при свете дня чертовщина мерещится. От переутомления. От мыслей, постоянных гнетущих забот. В России что-то губер в последнее время начал взбрыкивать, тут налоговая, мутота эта с Инвестбанком, адвокат с его страхами надуманными, чтоб только денег из него, Серикова, вытянуть. Опять же болезнь тяжкая, муторная, аж крутит все плечо. И это все днем. А ночью, в темноте-то, вот они все обступают. И жид этот уже который месяц тут по ночам крутится, и адвокат его собственный подпевает из угла, за его же собственные деньги ему спать не дает. И эти, в белых халатах, как в саванах, улыбаются лицемерно, а на рожах-то написано «рак у тебя, Сериков, рак, не выпустим теперь из лап-то, замучаем, как Пол Пот Кампучию». Какой уж тут сон. Сериков вышел из спальни на цыпочках, чтобы Веру, не дай бог, не разбудить. Спустился вниз, зажег свет в гостиной. Выпил жадно стакан кваса, что всегда, прикрытый аккуратно полотенцем чистеньким, стоял на столике кофейном. Хорошо пошел квасок, оттягивает. Нет, Верка молодец, даже в Канаде квас научилась варить. И где только дрожжи берет? Глянул на книжные полки. Почитать что-нибудь, что ли, чтоб эту чертовщину отогнать, отвлечься, а там, глядишь, и заснуть? Надо что-то правильное, верное, из классиков, не муру современную, голливуд этот для дураков зазомбированных. Взяв том Достоевского, Святослав наугад открыл «Братьев Карамазовых»: «…будирую и скрепя сердце исполняю мое назначение: губить тысячи, чтобы спасся один. Сколько, например, надо было погубить душ и опозорить честных репутаций, чтобы получить одного только праведного Иова, на котором меня так зло поддели во время оно! Нет, пока не открыт секрет, для меня существуют две правды, одна тамошняя, ихняя, мне пока совсем неизвестная, а другая моя», — шепотом вслух читал себе Сериков. Кто же это говорит-то? Это Иван с чертом разговаривает, а слова-то чьи, Ивана или черта? Неужто прав был адвокат, и его, Серикова, тоже поддели эти черти, и есть две правды, их, неизвестная, и его собственная? Ведь не померещилось же ему, что днем за ним этот чертов мужик шел? Сериков даже книжку отложил, так его эта мысль прошибла, аж вся спина по́том покрылась. А ведь точно, не померещился ему мужик тот. Слежку к нему подослали, это к бабке не ходи. А кто? Канадская налоговая или братки из России?

Утром Сериков решил вдоль реки пройтись. Гулять ему было необходимо, особенно для позвоночника. Но в глубине души он признавался себе, что еще больше ему охота посмотреть, не нарисуется ли вчерашний мужик опять. И когда мужик тут же и нарисовался, не скрытно, как накануне, а открыто, даже вызывающе как-то, Сериков почувствовал страх. Мужик был крепкий, не вертлявый, стоял на углу улицы, курил и тыкал пальцами в свой телефон, а когда Сериков, обойдя его и пройдя дальше метров тридцать, обернулся, то мужик поднял от телефона голову и, совершенно не стесняясь, прямо на него посмотрел. Даже, похоже, улыбнулся, черт его подери. Потом в парке у реки он Серикову пару раз на глаза попался и тоже, похоже, не таился. Это кто же его послал? С виду не поймешь, русский или что? Сериков даже подумал, не заговорить ли с ним, чтоб проверить, но страх мешал. Страх путал в голове все мысли и рождал какие-то потусторонние образы.

Вернувшись домой, Сериков набрал своего партнера в России:

— Слышь, Членов, как там у вас дела?

— Нормально, Слава, все своим чередом.

— А чего не звонил три дня?

— А чего звонить, все путем. Мы с Шарипом крутимся целыми днями.

— А там у нас все в порядке? На всех трех объектах? Ничего такого не происходит?

— Да ничего не происходит, сказал же. Все как обычно. Крутимся, как всегда. На Няндому четыре вагона недогрузили, Шарип с ними разбирался, Вася туда съездил, окоротил их. А на севере, ну, сам понимаешь где, мэр опять деньги потребовал, туда я сам смотался, поговорил с мужиками, теперь вот с Шарипом прикидываем, давать или нет.