Ящик Пандоры - Фридрих Незнанский Страница 61

Семен Семенович дернулся было к двери — узнать у Амелина, кто работал в его кабинете, но тут же передумал и начал делать свою работу, мгновенно отключившись от среды, окружающей его кабинет: по всем правилам снял с пузырька из-под клея хорошо сохранившиеся отпечатки трех пальцев левой руки и с пластмассовой пробки с кисточкой — двух пальцев правой. Значит, правша. Ничего не стоящая информация — насколько Моисееву было известно, в Мосгорпрокуратуре не было ни одного левши.

Затем он вклеил в чистую пленку найденный кусок, нажал кнопку «PLAY» и услышал два голоса — мужской и женский. Он прослушал запись несколько раз, хотя звучала она полной бессмыслицей и как будто бы не представляла никакого интереса с точки зрения криминальной юриспруденции.

«— ...пожилой, Питер, звонит из телефонной будки возле кладбища машин Джеймсу, молодому, которого Берт Рейнолдс играет...

— Наоборот, это Джеймс звонит.

— Вот видишь, а говоришь — не помнишь. И о чем они говорили?

— Они разрабатывали план очередного убийства. Кажется, начальника полиции.

— Это я поняла, Саша! Конкретно — что они сказали?»

Моисеев снова и снова перематывал пленку и снова слушал, его старое сердце бултыхалось в груди, как износившийся мотор автомобиля, и он впервые в своей криминалистической практике не знал, что ему делать с попавшим нечаянно в руки -доказательством, а делать надо было срочно, потому что эта пленка была частью той записи, из которой была склеена беседа Турецкого и Бабаянца, склеена в этом кабинете, своими же товарищами по профессии. Он не имел ни малейшего представления о том, кто такие Питер и Джеймс, а также Берт Рейнолдс, который играет Джеймса, но разговор явно велся об одном из американских кинобоевиков, запрудивших сейчас видеорынок. И он снова вслушивался в то, что произносилось таким знакомым — чуть ироническим, чуть нервным голосом, несомненно принадлежащим Саше Турецкому, еще живому и невредимому.

* * *

Следователь Мосгорпрокуратуры Галактион Бабаянц расследует уголовное дело по почтовому ящику, где директором видный ученый по новым видам оружия генерал-лейтенант Сухов. В столовой прокуратуры Бабаянц сообщает об этом следователю той же прокуратуры Александру Турецкому, называя это дело «вонючим», а потом они начинают обсуждать другое дело — возбужденное по факту смерти Татьяны Бардиной, и Бабаянц обещает дать по этому другому делу дополнительную информацию, он считает, что в нем замешаны высокие чины из нашей прокуратуры. И вообще он уверен, что это убийство — он имеет в виду убийство Татьяны Бардиной. Следователь Гарольд Чуркин подслушивает этот разговор, сначала в очереди в кассу, а потом — сидя за столом рядом с Бабаянцем. Он не предполагает, что следователи Бабаянц и Турецкий сменили тему беседы.

Бабаянцу еще неизвестно, что ученый Сухов накануне этого разговора был убит.

Чуркин, тупой и амбициозный лгун, сообщает своим хозяевам о подслушанном разговоре, он шестерка в цепочке преступников, тех, кто украл секреты и убил Сухова, он хочет выслужиться, он с подкожным удовольствием преувеличивает опасность Бабаянца. Бабаянца надо срочно изолировать от Турецкого, надо выпытать, что ему известно по делу Сухова. Его обманом завлекают в квартиру Капитонова, дают читать какие-то ничего не значащие бумаги — он оставляет там свои очки. Потом его везут на эту фабрику смерти, он умирает под пытками.

* * *

Несмотря на сугубую секретность информации, вести о гибели Бабаянца и Турецкого, а также о готовившемся покушении на столичного прокурора распространились по горпрокуратуре с мистической быстротой.

Сначала Семена Семеновича вызвали в кадры и прямо оттуда — в следственное управление. Моисеев держался несвойственно бодро и также бодро отвечал на вопросы, но через четверть часа он бы уже не мог сказать, о чем, собственно, шла речь. Не успел он вернуться в свой кабинет, как его зазвали в УСО (уголовно-судебный отдел) — просто поболтать. Он довольно грубо (что также было не характерно для тихого криминалиста) отшил «усошников», а на последовавший за этим вызов в ГСО (гражданско-судебный отдел) просто не пошел.

Между этой беготней по коридорам и этажам его одолевали телефонные звонки и личные визиты, сначала он очень вежливо объяснял, что следствие еще только начинается, потом перестал снимать трубку и заперся на ключ.

Но главная его мука состояла в том, что надо было еще и работать — срочно оформить дело об убийстве Бабаянца. Дела как такового, собственно, еще не было. Были лишь контуры. Разве все эти разрозненные бумаги — нечеткая копия протокола осмотра места происшествия, акт вскрытия трупа и два-три корявых объяснения сотрудников милиции — дело? Моисеев отстучал на машинке постановление о возбуждении следственного дела, составил два запроса: один в МУР, другой в областную прокуратуру, которая проводила неотложные мероприятия по горячим следам,— и решив, что занимается этим делом совершенно не с того конца, набрал номер телефона Чуркина.

— Гарольд Олегович, зайдите ко мне, пожалуйста, и захватите магнитофонную запись... вы знаете, о какой записи я говорю. Беседы следователей Турецкого и Бабянца...

— Отдать вам эту пленку, Семен Семеныч, я не могу, при всем к вам моем уважении,— произнес Чуркин, стоя в дверях кабинета криминалистики,— ну, разве что переписать, и то с разрешения Сергея Сергеича Амелина. Не вам рассказывать, какой это важный вещдок!

Моисеев встал со стула и, держа свою палку наперевес, пошел на Чуркина.

— Я веду дело Бабаянца, и будьте любезны предоставить в мое распоряжение этот важный вещдок!

— А я веду дело на Турецкого,— прошипел Чуркин и предусмотрительно отступил в коридор,— и мне необходимо... мне надо... я должен иметь все данные... то есть доказательства...

Моисеев не стал дожидаться, пока важняк справиться со стилистикой, проворно выхватил из цепких пальцев Чуркина кассету и направился к двухкассетнику. Чуркин старался помешать криминалисту, но тот занял прочную оборону перед записывающим аппаратом. Через несколько минут переписывание было закончено, и Семен Семенович расшаркался перед Чуркиным:

— Спасибо за вашу необычайную любезность, Гарольд Олегович.

Чуркин от злости не мог произнести уже ни одного нормального слова. «Интересно, заметит этот болван, что я подменил кассету»,— подумал Моисеев, поворачивая ключ в двери.

На следующий день после убийства генерал-лейтенанта Сухова Биляш приходит в квартиру Капитонова, чтобы передать или продать кому-то эти чертежи, но его встречают не те, кого он ожидал увидеть. Он тоже убит и погребен на территории той же самой усадьбы. Сумку с чертежами забирает убийца Биляша. Как нельзя кстати для убийц, на месте преступления появляется Ника Славина, на нее очень удобно свалить пропажу сумки. Но тот, кому сумка предназначалась, сам начинает преследовать Нику, он не подозревает, что это трюк...

Старший лейтенант Горелик осторожно приоткрыл дверь: