Казнь Шерлока Холмса - Дональд Томас Страница 61

— Из всего этого следует, — шепнул мне Холмс, — что мадам Эльвира едва ли бывала западнее Хаммерсмита.

Далее профессор Чемберлен объяснил суть эксперимента: человек, совершенно неизвестный ясновидице, пишет на бумаге свое имя. Листок передают ему, маэстро, и он напряженно смотрит на надпись до тех пор, пока она не запечатлевается в его мозге. Мадам Эльвира садится за пишущую машинку в двадцати футах от гипнотизера, повернувшись к нему спиной. Люди, приглашенные из зала, завязывают ей глаза, и она печатает имя, которое профессор Чемберлен передает ей усилием мысли. Прежде при выполнении этого фокуса она ошибалась крайне редко, да и то всего лишь в одной-двух буквах.

Шарлатан вызвал на подмостки нескольких зрителей — они должны были закрепить повязку на глазах его ассистентки и проследить за честностью эксперимента. Сам он спустился в зал, роздал пустые карточки сидящим в первых рядах и попросил их написать свои имена и номера кресел. Листки собрали и отдали даме из публики, чтобы она вышла на сцену и перетасовала их, как игральную колоду, во избежание подозрений в обмане. Наконец приготовления были завершены: профессор Чемберлен вновь занял свое место по ту сторону рампы, мадам Эльвира уселась за машинку спиной к маэстро и к аудитории. Пока две женщины под одобрительный гул завязывали ей глаза, она разминала пальцы, готовясь к выполнению своей задачи. Взмахнув фалдами фрака, гипнотизер повернулся к нам и тем же самоуверенным тоном прогнусавил:

— Благодарю вас, леди и джентльмены! Через секунду наш вечер достигнет своей кульминации. Сеанс начнется, как только дамы, любезно согласившиеся нам помочь, выполнят возложенные на них поручения. Ни для кого не секрет, что есть фокусники, которые обманывают публику. Они утверждают, будто способны внушать мысли на расстоянии, а сами пользуются условными знаками: взгляд вправо — черви, взгляд влево — бубны, вверх — трефы, вниз — пики. Одно подмигивание — туз, два — фигурная карта. Все об этом слышали? Конечно же да! Разве мы станем делать что-нибудь подобное? Конечно же нет! Мадам Эльвира совершенно лишена возможности видеть меня или воспринимать какие-либо иные подсказки. Сейчас, дамы и господа, мы постараемся явить вам пример истинного ясновидения, подлинного угадывания мыслей на расстоянии. Эксперимент либо удастся, либо нет, но в неподдельности происходящего вы можете не сомневаться! — Во время этой фатовской прелюдии профессор Чемберлен весьма походил на мошенника, посылающего человеку опротестованный вексель с заверениями в том, что выплата получателю гарантирована. — Итак, в руках у меня пятьдесят карточек, на каждой указаны имя зрителя и номер его кресла. Я прочитаю все надписи по очереди, ибо для успешного проведения опыта нужно, чтобы я их увидел и передал ясновидящей. Но этим я не ограничусь. В момент внушения мыслей на расстоянии человеческий разум, как никогда, открыт для мира духов. И если, перебирая карточки, я услышу послания свыше, то произнесу их вслух. Этого, разумеется, нельзя обещать, ибо я нахожусь во власти тех, кто скрыт от наших взоров и кого непросвещенные люди называют привидениями. Но если они что-то мне скажут, я передам сообщение адресату.

Краем уха я уловил, как Холмс издал вздох отчаяния. Между тем маэстро продолжал:

— Мадам Эльвира сейчас ничего не видит, но она удивительным образом печатает на машинке вслепую. Ее волшебные руки наберут нужные клавиши в том порядке, в каком слова будут возникать в ее уме. Она воспроизведет все имена, написанные на карточках. Вы получите эти листки и убедитесь в том, что мы никого не обманываем.

Наконец-то покончив со вступлением, профессор Чемберлен, вытаращив глаза, уткнулся в первую карточку, затем опустил веки.

— Я обращаюсь к джентльмену, чье имя здесь написано, — глухо произнес он. — В данном случае это… Итак, сэр, пока мадам Эльвира воспринимает образ, который только что покинул мой мозг, я блуждаю в мире духов, отыскивая послание, ожидающее вас. Этот мир бесконечен, а мы слишком слабы, чтобы с легкостью постигать поступающие оттуда знаки… Но вот я вижу… Смысл еще неясен, но буквы начинают выстраиваться перед моим мысленным взором. Я читаю слово «смерть». Секунду… Прошу тишины! Да, теперь я вижу целую фразу: «Осенью зреет смерть, дающая покой…» Но постойте, это не все! «Розы любви — залог счастья…»

— Какая невообразимая чушь! — сказал Холмс вполголоса.

Маэстро открыл глаза. Послышалось отрывистое стрекотание клавиш печатной машинки, короткий звонок и шорох вытаскиваемого листа бумаги. Вызванный из зала помощник передал работу мадам Эльвиры Чемберлену. Тот шагнул к краю сцены и торжественно проговорил:

— Кресло номер двадцать четыре! Имя джентльмена — Питер Смит! Послание из потустороннего мира также напечатано на карточке.

Послышался гул ожидания. Стоя среди огней рампы, маэстро драматическим жестом указал на человека, занимающего двадцать четвертое место:

— Я прав, сэр?

Зритель кивнул, что-то пробормотав.

— Встречались ли мы с вами прежде, сэр? Знакомы ли мы?

Тот помотал головой. Зал снова приглушенно загудел.

— Понятен ли вам смысл сообщения, которое я вам передал?

Питер Смит опять кивнул, однако менее уверенно, чем в первый раз. К нему подбежал помощник маэстро и вручил отпечатанный листок с таким видом, словно это был ценный приз. Признаюсь, зрелище начинало меня занимать. Но Холмс притворялся скучающим.

Гипнотизер огласил дюжину имен, сопроводив каждое из них посланием из потустороннего мира, представляющим собой смесь туманно-бессмысленного с общеочевидным. Если все это был трюк, то я не догадывался, в чем он состоял. Мадам Эльвира ничего не могла видеть, но печатала без ошибок.

Прошло около получаса. Профессор Чемберлен взял очередную карточку и принялся пожирать ее глазами.

— Я вижу эти слова отчетливо, но издалека, — проговорил он. — Прошу вас соблюдать тишину, леди и джентльмены… Возможно, сообщение адресовано человеку благородной профессии, ученому мужу. Оно состоит из двух частей. Я вижу первую: «Гром есть наперсник молнии». Но вот и вторая: «Только ночь способна…» Минуту терпения! О да! «Только ночь способна раскрыть неявленную мысль». Леди и джентльмены, смысл многих сообщений ускользает от меня, но, надеюсь, он ясен их адресатам.

— Что «гром есть наперсник молнии», знает даже павиан, — прошептал Холмс над моим ухом. — Кажется, с этого обезьяньего спектакля мы не уйдем без приза.

Пишущая машинка застрекотала, и профессору Чемберлену подали лист.

— Номер кресла — тридцать один, а джентльмена зовут Джон Ватсон! Верно, сэр?

— Да! — выкрикнул я. — И мы никогда не встречались.

— Примите мои поздравления, — едко проговорил мой друг. — Неужели я один вижу, как они проделывают этот нехитрый фокус?

Сеанс продолжался. К моему удивлению, Холмс стал нашептывать мне имена зрителей прежде, чем мадам Эльвира успевала их напечатать. Я даже стал опасаться, что кто-нибудь его услышит и нас разоблачат. Тем временем подоспела очередная весть из иного мира.