Вакханалия - Юлия Соколовская Страница 61

— Умри, с-сука… — Некто в вязаной шапочке, надвинутой на глаза, схватил мои запястья, навалился, тяжело дыша. Душить будет, догадалась я. Ужас брызнул из всех щелей… Я пришла в неистовое движение… и вдруг, сама себя удивляя, резко бросила вверх колено. Я угодила ему в самый пах! Даже и не думала об этом… «Чечен» охнул от боли, ослабил хватку. Я вырвала руку. Закрепляя успех, воткнула пальцы в его ненавистное небритое мурло! Он отшатнулся. Я опять заработала конечностями, норовя сбросить его с себя.

— Ну что ты возишься с ней? — в сердцах крикнул второй. — А ну угомонись, падла! На!..

Он ударил меня по макушке — судя по охвату, увесистой ладонью. Особой боли не было. Просто меня основательно тряхнуло, в голове взвыла медь. Я ослабла, потекла, конечности онемели. Я начала проваливаться в какую-то липкую жижу без дна. Ненавязчиво так все стало, безразлично, даже актуальнейший вопрос — а чем, собственно, будем дышать? — не встал ребром…

Но чем-то я дышала. Жабрами, наверное. Балансируя на грани потери сознания, умудрялась думать. О том, что любопытство сгубило кошку, а жадность — фраера. Что богаче на десять тысяч пока «зеленых» я не стану, а вот последней головы лишусь — и поделом. Похитители что-то резко бросали друг другу. Машину трясло. Я уже не представляла, в какую сторону мы едем и что вообще происходит. Я пыталась удержаться в сознании, тянула себя нечеловеческими усилиями, но постоянно съезжала в пропасть. А потом события покатились вразрез с намерениями похитителей. Машину мощно тряхнуло. «Чечены» завопили вразнобой. Уже потом, реконструируя события, я догадалась, что они не остановились на требование гаишника. То ли на красный промчались, то ли ехали больно нагло… Вильнули на проселочные колдобины, спасаясь от преследования. Самообладания не хватило, видимо, не такие уж оказались профи. Поняв, что я пуста, как порожняя тара, они решили от меня избавиться. Притормозив в лесу у обрыва, открыли дверцы и сбросили вниз. Я упала безвольным кулем, но сравнительно удачно — в мягкую траву. Прокатилась по инерции полметра. Ноги ощутили пустоту! Придя на миг в сознание, я ощутила жуткий ужас — машинально вцепилась в какой-то корешок, он и смягчил мое падение. Я повисла вниз ногами, разжала руку — и покатилась по глиняному откосу оврага, в кусты. Земля и небо менялись местами… Благо не докатилась: шмякнулась хребтом о заскорузлую корягу. Карусель в голове раскололась, взорвалась на кусочки… Я потеряла тонкую нить сознания — пыталась ее удержать, но она улетала ввысь, извиваясь змейкой. Последнее, что я помнила, — заливистая сирена гаишной машины, несущейся по-над пропастью…

Но не такая уж я старая и не такая дохлая, как оказалось, благополучно очнулась и, обняв голову, уселась на корягу. Что-то холодно мне стало… Пустота в голове царила отменная. Я сидела на дне оврага, в двух шагах от кустарника, окрест шумел продираемый ветром осенний лес. Никого. Только самолет далеко, с еле слышным гулом пытался пробить тучи… Ныло плечо, принявшее на себя падение; горела «хребтовая балка» — благо не вселенским пожаром, а так — умеренным костерком. У нее закалка скоро станет попрочнее стальной…

Я пыталась вспомнить основные события, приведшие меня на дно оврага, но удавалось это не сразу. События расползались; вчерашние накладывались на сегодняшние, сегодняшние на завтрашние… Постепенно я восстанавливала хронологию. Оплакала десять тысяч долларов, которые я уже мысленно потратила, обложилась покупками и забыла, кому что должна… И вдруг дикий ужас пронзил меня! Я вскочила, ошарашенная страхом, — омерзительным, совершенно всепоглощающим!.. Мама! Варюша! Они в опасности!.. Похитителям не обязательно пытать меня, как Тамбовцева, гадая, признаюсь — не признаюсь… Варюшу под мышку, звоночек из ближайшей будки, и я как миленькая несу им вексель на блюдечке с каемочкой… Которого, кстати, у меня нет (векселя, блин, а не блюдечка!). Тут я совсем задергалась от ужаса. Путаясь в жухлой траве, полезла на обрыв, но ноги дрожали, я сползала вниз, а до заветного корешка, за который можно было зацепиться, простиралось целое небо… Тогда я махнула на это рукой, поплелась куда глаза глядят — по оврагу, обтекая кустики. Я помнила, откуда ехала гаишная машина, туда и шла… Минут через пять, по уши в грязи, я выбрела на свалку, где и поднялась на проселок, петляющий по унылому осиннику. Обшарив карманы, я сделала еще одно пренеприятное открытие: мелкое железо из карманов исчезло. Вряд ли на него позарились «чечены» (уж наверняка получше меня зарабатывают), выронила, вероятно, пока кувыркалась. Совсем хреново…

Возвращаться к месту падения не имело смысла. Вперед, к достижениям цивилизации… Я брела через жидкий лес и в итоге выбрела к какому-то карьеру, явно неработающему. Горы грязи, песка, фундамент начатого, но забытого строительства. Сопровождаемая двумя приблудными шавками (сторожевые давно бы меня порвали), я доволоклась до кирпичной будки — своего рода КПП с вертушкой, упорядочивающей проход на территорию карьера. Если там нет телефона, я повешусь. Вот прямо на этой колючей проволоке…

Телефон там был — неудобная дурацкая штуковина, которой и прибить можно. Она стояла на столе, рядом со стопкой потрепанных гроссбухов. За столом сидел невозмутимый вахтер, пышнотелый малый, и ел борщ из банки.

— Позвонить можно, здравствуйте? — умоляюще прохрипела я. Вахтер поднял водянистые голодные глазки. Я стояла перед ним такая никакая, измученная, с дикими глазами, чего-то хотящая, а он равнодушно жевал и имел все это глубоко до фени. Это такая порода людей — когда они едят, для них все умерли.

— Звоните, — прочавкал он. Мог бы и поинтересоваться, откуда я такая вылезла. Не похожа ли на битую проститутку?

Мама сняла трубку. Половина камня с души откололась и рухнула. Вторая половина осталась.

— У вас все в порядке? — с замиранием сердца спросила я.

— Ты где? — подумав, с прохладцей поинтересовалась родительница.

— На карьере, мама… Варюша дома?

— Дома, — снова пауза. — На какой карьере, дочь? Ты долго будешь над нами издеваться?

Вторая половина камня откололась и громко рухнула. Повезло.

— Не на какой, а на каком карьере, мама. Это он. Здесь щебенку добывают. Я не издеваюсь, мама. Это значительно серьезнее, чем ты думаешь. В котором часу Варюша вернулась из школы?

Серьезные нотки в моем голосе не позволили маме взорваться.

— В начале первого, дочь…

В начале первого мужики в микроавтобусе вытрясали из меня душу. Слава богу, у нее было четыре урока…

— Мама, слушай внимательно, — я заговорила приказным тоном. — Из дома никуда не выходи, Варюшу не выпускай. Что бы обо мне ни сообщали, кто бы ни звонил, ни стучал, никому не верь — со мной полный о'кей. Вернусь — расскажу.

— Я так и знала, — начала мама. — Я чувствовала, я догадывалась… Ты не можешь…

Я нажала на допотопный рычаг. Как-то странно это — вот была моя мама, а уже нет. Другой мир. Охранник с банкой, печка в углу, топчан с дырявой матрасней.

— Спасибо, — от всего сердца поблагодарила я.

Вахтер вальяжно кивнул — принимается. Постучал толстым пальцем по банке: