Гора трех скелетов - Артур Баневич Страница 62

– Ты… ты серьезно? – Глаза у Дороты стали большими и круглыми. – Ты хочешь туда пойти? На эту гору?… Йезус-Мария, да у тебя и вправду поехала крыша!

– Ничуть, – возразил я. – Просто я человек последовательный в своих действиях.

– И поэтому ты опять лезешь на то же минное поле?

– То было на другой стороне горы. Мне туда не надо.

Сидевшая за моей спиной Йованка шумно вздохнула:

– А на этой стороне ты что забыл?

– Можно, конечно, поехать в Белград или в Сараево и поискать школу, в которой тебя учили говорить по-английски. Или университет, в котором есть кафедра полонистики. Не могла ты у своего Ромека научиться такому чистому польскому… А может, кто-то из твоих родителей поляк? Или русский? Или у тебя был еще один муж, и был он ну, скажем, английским дипломатом… Короче, есть куча всяческих вариантов. Но все они, все до одного, ведут сюда, на Печинац, где тебя нашли весной девяносто пятого…

– И откуда видна с высоты моя прошлая жизнь, – невесело подхватила Йованка. – Только подниматься на эту высоту нам придется с миноискателем…

– Все верно, – кивнул я. – С одним лишь уточнением: на гору пойдет сумасшедший детектив Малкош…

– И его не менее безумная клиентка, – невозмутимо продолжила начатую фразу Йованка. – А дорогой пани редакторше мы все расскажем, когда вернемся с экскурсии. – И, мило улыбнувшись Дороте, Йованка добавила: – С подробностями расскажем, так что не расстраивайтесь, милочка.

Ее тон мне категорически не понравился.

– Ты тоже со мной не пойдешь, – холодно сказал я.

– Пойду, – спокойно возразила Йованка. – Не забывай, зачем мы здесь…

И тут совершенно неожиданно для меня в разговор вмешалась Супердвадцатка:

– Вот именно! Мы же не на прогулку собираемся. Речь идет о жизни ребенка! Слышите?

Мы с Йованкой слышали ее, и даже очень хорошо. С нескрываемым изумлением смотрели мы на нашу юную спутницу.

– Я тут размышляла на эту тему, – сообщила нам Дорота. – А почему бы нам не пойти другим путем? Ну, например, я могу написать статью о Йованке и Оле, такую, знаете, чтоб вся Польша ахнула…

– Статью, – тупо повторил я.

– История – супер! И вовсе тебе не нужно лезть на минное поле: такой матерьяльчик у меня с руками оторвут!

– Минуточку! – Я с трудом приходил в себя. – Ты хочешь заработать деньги на чужом…

Дорота протестующе замахала руками:

– Ты не так меня понял! Я вовсе не хочу… то есть я, конечно же, хочу зарабатывать хорошие деньги, но в данном случае дело вовсе не в моих личных интересах. Я знаю, сколько стоит пересадка костного мозга, большие деньги, очень большие. Но они у нас будут, если читающая Польша узнает историю маленькой Оли и ее удивительной матери…

– Какой-какой? – переспросила Йованка. Ресницы Дороты вспорхнули и полетели по салону, трепеща крылышками.

– Ну не такой, как все, нетипичной – я в этом смысле. Амнезия, темное прошлое, эта дурацкая мысль поехать в Боснию, под пули, и с кем – с незадачливым героем моей прошлой статьи!.. Йезус-Мария, да это же не материал, а рыдание! Такой попадается журналисту раз в жизни, да и то далеко не каждому…

– И ты написала бы об этом? – мягко спросил я.

– Да я уже пишу! – воскликнула Дорота.

Я украдкой взглянул на Йованку. Лоб у нее был наморщен, кулаки сжаты.

– Ну вот что, – сказал я. – Высоко ценю твой порыв, моя дорогая. И спасибо тебе за помощь… Место тут тихое, безопасное. Вот здесь и подождите меня, а заодно обдумайте детали будущей пиар-кампании…

– А говна на саперной лопатке не желаете, пан Малкош? – взорвалась моя боевая спутница Йованка Бигосяк. – И выбей себе это из головы, детектив долбаный! Ты мне нужен живой, и вовсе не для того, чтобы ходить с тобой под ручку с протянутой рукой… Читающая Польша, видите ли, фонд!.. Не мы с Олей, а ты, Малкош, нуждаешься в помощи…

– Я?!

– Да нормальным людям осточертели несчастные матери, умоляющие помочь своим смертельно больным детям… Другое дело – вышибленный из Войска польского офицер, бессребреник, настоящий герой, собиравший руками кишки своих солдат на минном поле…

– Кто тебе сказал о кишках? – Голос у меня предательски дрогнул. – Так в статье было написано?!

Дорота поджала губы:

– А если и написано? Что такого? Это же правда, я узнавала у Ольшевского…

Я зажмурил глаза:

– Слушай, девочка. Я понимаю, что твои читатели обожают смаковать подробности. Но у моих ребят есть родители. – Я сорвался на крик: – У всех троих, слышишь?!. Я разговаривал с ними. Я сказал им, что смерть их детей была несчастным случаем, заурядным армейским ЧП, без всяких ужасов… Ба-бах! – и человека не стало…

– Не кричи на нее, – осадила меня Йованка. – Она и не писала, что твои парни умирали долго и тяжело.

– Вот именно, – надула губы журналистка. – Он, видите ли, даже не прочитал, не удосужился. Очень уж был занят…

Йованка презрительно усмехнулась:

– Еще бы! Запой – дело серьезное…

Я не верил ушам: они преспокойно разговаривали друг с другом! Они нашли общий язык… Господи, дивны дела Твои!

Дорота на голубом, как говорится, глазу задавала вопрос Йованке, яростно расчесывавшей свои черные патлы на заднем сиденье «опеля»:

– Ну и все-таки… Как тебе мое предложение?

Поразительно, Йованка на полном серьезе отвечала ей:

– Надо подумать… Наверное, ты права. Лезть на гору, конечно, романтично, но уж больно глупо. Подорваться на мине можно и в Польше, а потому… – Расческа у Йованки с треском сломалась. – А потому, холера, мы возвращаемся домой!.. И спасибо тебе за помощь, Дорота, я никогда этого не забуду.

В эти мгновения они почти любили друг друга. Я открыл рот и, разумеется, все испортил:

– И мое вам спасибо за все, милые дамы! И возвращайтесь-ка домой, черт бы вас побрал! Если все пойдет как я задумал, догоню вас через денек-другой. Если возникнут осложнения, буду в Польше еще раньше вас…

– Каким же образом? – Брови у Йованки приподнялись.

– На персональном самолете, заказанном паном Ольшевским.

– Марчин, а ты не бредишь? – заглянула мне в глаза хозяйка красной «астры». – Ты уверен, что вернешься живым с горы?

– На девяносто восемь процентов.

Глаза у журналистки округлились.

– Откуда такая уверенность?

– Он у нас большой оптимист, – ядовито пояснила ей Йованка.

– Милые дамы! – Я снисходительно усмехнулся, кретин несчастный. – Саперы прокладывают дорогу войскам. Через минные поля, в частности. Как правило, ночью и под вражеским огнем… И гибнут только немногие из них. А уж в мирное время и вовсе единицы. Когда сапер подрывается на мине – его ошибка, та самая, единственная и неповторимая. Как гибель хорошего водителя в дневное время на отличном шоссе…